Автор: Пользователь скрыл имя, 19 Октября 2011 в 11:54, реферат
И.М.Сеченой – основатель науки о поведении. В начале 60-х годов XIX века в книжке журнала для врачей "Медицинский вестник" появилась статья, слух о которой распространился "по всей Руси великой". Один ссыльный вспоминал, что встретил в далекой Сибири купчиху, которая сообщила ему: в Петербурге профессор Сеченов учит, что "души нет, а есть только рефлексы" (вроде тех, что Базаров и другие тургеневские герои изучают у лягушек). Статья принадлежала Сеченову и называлась "Рефлексы головного мозга". По свидетельству современников, в то время не считался образованным человек, на прочитавший этого трактата. Что же в нем доказывалось? Почему трактат вызвал среди читающей публики такую бурю? Даже герои Льва Толстого употребляли это выражение: "рефлексы головного мозга".
Для порождения
условного рефлекса нужен не только
раздражитель, воспринимаемый органами
чувств (в виде звука, запаха и т. д.),
но и подкрепление правильности реакции
на него. Именно тогда раздражитель трансформируется
в сигнал. Сигнал и подкрепление, достигаемое
действием организма, образуют основу
поведения. Сигнал указывает на "картину
среды", в которой оказался организм.
Подкрепление позволяет организму выжить
в этой среде (спастись от опасности или
добыть нужную пищу).
Сочетание сигнала
с подкреплением позволяет
Свою теорию,
обобщающую эти эксперименты, Павлов
доложил впервые на Международном
медицинском конгрессе в
Силу своей
теории Павлов видел в том, что, вслед
за Сеченовым, он мыслил о поведении
строго детерминистски и объективно.
Из этого вовсе
не следовало, что Павлов, подобно американским
бихевиористам, считал, что нужно вообще
разделаться с сознанием и изгнать его,
как фикцию, из науки. В этом случае он
оказался бы на позициях примитивного
дуализма и редукционизма (в чем, кстати,
его не раз обвиняли). Это не соответствовало
ни его исходному замыслу, ни его поискам
путей сближения с психологией. Это видно,
в частности, если обратиться к представлению
Павлова о сигнальных системах как регуляторах
поведения.
Воспринимаемые
органами чувств сигналы вызывают в
организме не только нервные, физиологические
процессы. Полезное и вредное выступает
в виде психических образов (первым сигналам,
согласно Павлову, соответствуют ощущения
и восприятия). Поэтому сигнальная функция
придает рефлексу двойственный характер.
Он, подчеркивал Павлов, является столько
же физиологическим, сколь и психическим
явлением.
Павлов ставил
свои эксперименты над животными, сначала
собаками, затем – обезьянами. Главная
же его надежда, как заявил ученый
в первом же своем сообщении об
условных рефлексах, заключалась в том,
чтобы наука пролила свет на "муки сознания".
Это заставило Павлова заняться нервно-психическими
больными. Переход от изучения животных
к исследованию организма человека привел
его к выводу, что следует разграничивать
два разряда сигналов, управляющих поведением.
Если поведение животных регулируется
первой сигнальной системой (эквивалентами
которой являются чувственные образы),
то у людей в процессе общения формируется
вторая сигнальная система, в которой
в качестве сигналов выступают элементы
речевой деятельности (слова, из которых
она строится). Именно благодаря им в результате
анализа и синтеза чувственных образов
возникают обобщенные умственные образы
(понятия).
Если сигнал
ведет к успеху (или, говоря языком
Павлова, подкрепляется, то есть удовлетворяет
потребность организма), то между ним и
реакцией на него организма устанавливается
связь. Она прокладывается в том главном
центре, который соединяет воспринимающие
органы (рецепторы) с исполнительными
(эффекторными) органами – мышцами, железами.
Этот центр – кора больших полушарий головного
мозга. Связи при повторении становятся
все более прочными, хотя и остаются временными.
Если в дальнейшем они не подтверждаются
полезным для организма результатом (не
подкрепляются), то прежние условные рефлексы
задерживаются, тормозятся. Организм постоянно
учится различать сигналы, отграничивать
полезные и вредные от бесполезных. Этот
процесс называется дифференцировкой.
Варьируя бессчетное
число раз вместе с много численными
учениками условия образования,
преобразования, сочетания рефлексов,
Павлов открыл законы высшей нервной деятельности.
За каждым, на первый взгляд, несложным
опытом стояла целая система разработанных
павловской школой понятий (о сигнале,
временной связи, подкреплении, торможении,
дифференцировке, управлении и др.), позволяющая
причинно объяснять, предсказывать и модифицировать
поведение.
Противники Павлова
неизменно инкриминировали ему
механицизм (тем более, что он постоянно
говорил: мозг и человек – это,
грубо говоря, машина; но под машиной
подразумевалась система). В действительности
же, как мы могли убедиться, детерминистская
методология Павлова была не механистической,
а биологической.
Поэтому в ходе
дальнейших исследований Павлов существенно
расширил объяснительный потенциал
своей исходной схемы. Если в первый период
он делал упор на внутриорганическом подкреплении
(потребность в пище) как главном, самом
могучем, факторе, то в дальнейшем в его
теоретических представлениях намечается
сдвиг в направлении расширения биологической
(а затем и социальной) основы формирования
условных рефлексов.
Незыблемым постулатом
павловской концепции являлось положение
о том, что условный рефлекс возникает
на основе безусловного. Теоретические
контуры этой картины со множеством
экспериментальных вариантов придавали
ей репутацию классической. "Но будущее
научного исследования, – любил говорить
Павлов, – темно и чревато неожиданностями".
В указанной
картине появились коррективы, при
том относящиеся именно к тем
ее пунктам, которые навечно закрепились
за рефлексом. Это было связано с чрезвычайно
важными инновациями. Они предвещали грядущие
сдвиги в общем строе исследований поведения.
К этому вела логика познания его организации.
В то же время
на динамике этого познания сказывались
процессы в социокультурном мире, где
наступала эпоха потрясений и стрессов,
конфликтов и переворотов. Впереди была
первая мировая война. Полная тревог и
надежд в своей жажде перемен, Россия шла
к революции. И вряд ли случайно, что перед
самой мировой войной в Павловской лаборатории
началось изучение проблем, которые в
дальнейшем стали относить к категории
эмоциональных стрессов.
Первая из таких
проблем касалась соотношения условных
рефлексов, имеющих "полярное" подкрепление,
которое в одном случае удовлетворяло
потребность организма в пище, в другом
– угрожало его существованию. Раздражая
сильным электрическим током кожу собаки
(вызывая болевое ощущение), его превращали
(путем подкрепления) в условный сигнал
пищевой реакции. Усиление тока (требующее
оборонительной двигательной реакции)
вызывало позитивную секреторную реакцию.
С этого момента
ведет свое начало развитие учения
Павлова об "экспериментальных
неврозах". Не возможно было объяснить
в терминах нейродинамики, почему неожиданно
для экспериментатора возникало
состояние срыва рефлексов, когда поведение
приобретало характер, который впоследствии
стали называть невротическим. Силы, которые
вступали в действие, следовало искать
не в корковой нейродинамике, а за ее пределами,
а именно – в поле поведения. Именно в
нем вспыхивают конфликты, пламя которых
"взрывает" нейромеханизмы и придает
реакциям патологический характер. Нам
неизвестно, когда Павлов познакомился
с теорией Фрейда. Но русская литература
к тому времени уже была наводнена психоаналитическими
сочинениями. О том, что на новый план экспериментов
его навело чтение Фрейда, Павлов упомянул
не в публикациях (где ссылок на венского
психолога вообще нет), а на одной из "павловских
сред". Сшибка двух противоположных
нервных процессов (раздражительного
и тормозного) таков, по Павлову, механизм
неврозов.
Невролог Р.Джерард
вспоминал, как, посетив в начале
30-х годов Павлова в
В период, непосредственно
предшествовавший революции в России,
интересы Павлова устремляются к анализу
движущих сил поведения, его мотивов. Он
выступает с докладом о "рефлексе цели",
"рефлексе свободы", говорит о "рефлексе
рабства". Здесь явно сказалась роль
социальной перцепции, изменившей в новой,
смутной общественной атмосфере направленность
его научной мысли.
Биологическое
понятие о рефлексе (за которым
стоял прочно испытанный в эксперименте
физиологический механизм, детерминистски
объяснивший взаимодействие организма
со средой – поведение) Павлов "примерял"
к социальным явлениям.
"Рефлекс цели,
– подчеркивал Павлов, – имеет огромное
жизненное значение, он есть основная
форма жизненной энергии каждого из нас".
Рефлекторная концепция ставит деятельность
организма в зависимость от внешних влияний.
В то же время, вводя понятие о рефлексе
цели, Павлов указывал на важность энергетического
потенциала живой системы.
В научном плане
выделение Павловым рефлекса цели означало
включение принципа мотивационной
активности в детерминистскую схему
анализа поведения. Вместе с тем
обращение к одному лишь научному
плану недостаточно, чтобы объяснить зарождение
у Павлова нового понятия. В данном случае
категориальный сдвиг был обусловлен
воздействием той напряженной социальной
атмосферы, в которой работал ученый. Ею
овеян весь павловский текст. Павлов впервые
заговорил о рефлексах применительно
к людям, имея, однако, в виду не объяснение
их действий работой механизма, изученного
на собаках, а энергию мотива. Ее нарастание
у каждого русского человека представлялось
ему фактором, который позволит покончить
с дрянными историческими наносами. Обратим
внимание на дату доклада и аудиторию,
в которой он был прочитан. Это было в 1916
году. Аудиторией же являлся съезд по экспериментальной
педагогике. К русскому учительству обращался
великий физиолог, призывая его воздействовать
на "опекаемую массу" во имя возрождения
творческой силы народа.
Объективная
психология В.М.Бехтерева. Идеи, сходные
с павловскими, развивал в книге "Объективная
психология" (1907) Владимир Михайлович
Бехтерев (1857-1927). Между воззрениями этих
двух ученых имелись различия, но оба стимулировали
психологов на коренную перестройку представлений
о предмете психологии.
Разрабатывая
свою объективную психологию как
психологию поведения, основанную на экспериментальном
исследовании рефлекторной природы человеческой
психики, Бехтерев тем не менее не отвергал
сознание, включая, в отличие от бихевиоризма,
и его в предмет психологии. Признавал
он и субъективные методы исследования
психики, в том числе и самонаблюдение.
Он исходил из того, что рефлексологические
исследования, в том числе рефлексологический
эксперимент, не заменяют, но дополняют
данные, получаемые при психологических
исследованиях, при анкетировании и самонаблюдении.
В принципе, говоря о связи между рефлексологией
и психологией, можно провести аналогию
о соотношении между механикой и физикой,
так как известно, что все многообразные
физические процессы можно в принципе
свести к явлениям механического движения
частиц. Аналогичным образом можно допустить,
что все психологические процессы сводятся
в конечном счете к различным типам рефлексов.
Но если из общих понятий о материальной
точке нельзя извлечь свойства реальной
материи, то невозможно и вычислить логически
конкретное многообразие изучаемых психологией
фактов только из формул и законов теории
рефлексов. В дальнейшем Бехтерев исходил
из того, что рефлексология в принципе
не может заменить психологию, и последние
работы его Психоневрологического института,
в частности исследования В.Н.Осиновой,
Н.М.Щелованова, В.Н.Мясищева, постепенно
выходят за рамки рефлексологического
подхода.
Говоря о значении
рефлексологии, Бехтерев подчеркивал,
что научнообъясняющая функция,
содержащаяся в понятии рефлекса,
основана на предпосылках механической
и биологической причинности. Принцип
механической причинности, с его точки
зрения, опирается на закон сохранения
энергии. Согласно этой мысли все, в том
числе и самые сложные и тонкие формы поведения,
можно рассмотреть как частные случаи
действия общего закона механической
причинности, так как все они не что иное,
как качественные трансформации единой
материальной энергии. В таком стремлении
связать психическую деятельность с энергетическими
законами, в частности с законом сохранения
энергии, Бехтерев не был одинок. Такие
попытки были достаточно популярны в начале
века не только в отечественной, но и в
мировой психологии и были связаны с переложением
теории энергетизма Маха в теории психологизма,
предпринимаемым Вундтом, Овсянико-Куликовским
и другими психологами.
Однако Бехтерев
не ограничивался теорией
Исследуя биологические
механизмы рефлекторной деятельности,
Бехтерев отстаивал мысль о воспитуемости,
а не наследуемом характере рефлексов.
В своей книге "Основы общей рефлексологии"
(1923) он доказывал, что не существует врожденного
рефлекса рабства или свободы, и утверждал,
что общество как бы осуществляет социальный
отбор, создавая нравственную личность,
и, таким образом, именно социальная среда
является источником развития человека.
Наследственность же задает лишь тип реакции,
но сами реакции воспитываются обществом.
Доказательством такой пластичности,
гибкости нервной системы, ее зависимости
от окружающей среды являлись, по мнению
Бехтерева, исследования генетической
рефлексологии, доказавшие приоритетность
среды в развитии рефлексов младенцев
и детей раннего возраста.
В Психоневрологическом
институте Бехтерева был заложен опыт
строго объективного исследования ребенка
– его поведения, мимики, речи. Исследовались
и соответствие психических процессов
внешним раздражителям, настоящим и прошлым,
а также наследственные особенности детей.
Важная для Бехтерева мысль о необходимости
изучения целостной реакции организма
совпадала с требованиями детской психологии.
Рефлексологический подход к детскому
развитию и рефлексологические методы
исследования были чрезвычайно распространены
в 10-20-е годы XX столетия, заменяя подчас
собственно психологические методы исследования
душевной жизни детей.
Информация о работе Развитие психологических знаний в России