Глобальный конфликт XXI века размышления об истоках и перспективах межцивилизационных противоречий В.Л.Иноземцев, Е.С.Кузнецова

ГЛОБАЛЬНЫЙ  КОНФЛИКТ XXI ВЕКА

размышления об истоках и перспективах

межцивилизационных  противоречий

В.Л.Иноземцев, Е.С.Кузнецова

      Концепция глобализации, увлекшая в последнее  десятилетие ХХ в. многих философов, социологов и экономистов, похоже, может принести немало сюрпризов не только ее создателям, но и всему современному обществоведению. Причина тому – весьма специфический характер самого понятия «глобализация» (на немецком – «Globalisierung», на английском – «globalization», на французском – «mondialisation»), которое изначально предполагает апелляцию к процессам, так или иначе охватывающим весь мир, все человеческое общество. Кроме того, глобализация априори позитивна, ибо движение к единству земной цивилизации по определению должно нести благо.

      Это рассуждение может показаться чрезмерно  абстрактным и не вполне убедительным. Между тем весьма полезно критически оценить и те тенденции, которые, как сегодня считается, лежат в основе глобализации, и те проблемы, которые зачастую рассматриваются в качестве глобальных. О чем же в первую очередь говорят исследователи глобализации? Конечно, о развитии информационного обмена, о многократно возросшей международной экономической активности, о новой роли корпораций, которые иногда оказываются могущественнее отдельных государств, о симптоме «сжатия» мира, когда множество удаленных друг от друга цивилизаций при помощи современных средств коммуникации становятся как бы ближе. Отрицать наличие перечисленных тенденций бессмысленно, однако, и мы хотим это подчеркнуть, не все они глобальны по своим предпосылкам. Не вызывает сомнений лишь то, что данные процессы есть следствие хозяйственного и социального прогресса западного мира, прогресса, отчасти экспортируемого самим западным миром, отчасти копируемого в других странах.

      О каких же проблемах принято говорить как о глобальных? В первую очередь  это разрушение окружающей среды, демографический  взрыв, распространение бедности и  нищеты, рост национализма и религиозного фанатизма, упадок культуры и т.д. Названные процессы отнюдь не глобальны по своим последствиям. Катастрофическое запустение земель и смертоносные эпидемии, быстрый рост населения и одновременно его обнищание, межконфессиональная и межэтническая вражда – все это в основном наблюдается на мировой периферии. Так могут ли тенденции, порожденные в одной части мира, и проблемы, концентрирующиеся в другой его части, быть объединены общим понятием «глобализация»?

      Как нам представляется, все это свидетельствует  не о возникновении «единого мира», а о нарастающем цивилизационном противостоянии, в котором отчетливо оформились два полюса. Есть соблазн назвать их полюсами богатства и бедности, но данный подход столь же далеко уводит от истины, как и термин «глобализация». Поддерживая бедных и осуждая богатых, мы выступаем не только против той (довольно условной) несправедливости, которая сделала бедных бедными, но и против очевидных достижений в экономике и производстве, приведших к обогащению богатых. И сегодня следует задуматься не о том, какая исходящая из развитых стран опасность нависла над мировой периферией, а скорее о том, какую опасность представляет сама эта периферия для развитого мира. Мы заявляем, что современный мир не является глобализирующимся, а единственная проблема, имеющая глобальный характер, – взаимодействие между «первым» миром и всеми другими, т.е. между демократической постиндустриальной цивилизацией и традиционными социальными системами, где еще не сложилось подлинно гражданское общество.

      В начале ХХI в, когда распространение демократии и экономический рост кажутся неудержимым, а военная мощь западного мира – беспрецедентной, легко поверить в беспредельноe доминирование постиндустриальных регионов над остальным человечеством. Собственно говоря, сегодня это доминирование нельзя счесть иллюзорным -- ведь не была же видéнием великая империя, две тысячи лет назад превратившая Средиземное море в Mare internа. Но эта держава пала уже через три столетия, погибла, не будучи побежденной врагами, но растворившись среди союзников. Нынешний Pax Occidentum не так уж далек от Pax Romana. Цивилизации, расположившейся на берегах нового Mare internа, которым стала северная часть Атлантического океана, угрожают сегодня те же опасности, что и империи цезарей. Не продолжая этих апокалиптических аналогий, перейдем к оценке того, насколько велики внутренние различия между мировым центром и периферией и какой угрозой для человечества они чреваты.  

            Базовые ценности  западного мира 

      Какое свойство европейской цивилизации  радикальным образом отличает ее от других? Даже беглый анализ эволюции различных типов обществ позволяет дать однозначный ответ на этот вопрос: динамизм западного мира. Ни в одном регионе планеты со времени распада родового строя не сменилось столько общественных форм, как в Европе. Нигде трансформации социального порядка не происходили с такой быстротой, нигде многовариантность и темпы общественного прогресса не были столь высокими.

      Почему  же именно западное общество стало  колыбелью современной постиндустриальной цивилизации? Не в последнюю очередь из-за специфики тех условий, в которых шел распад родовой общины и первичное классообразование в Средиземноморье. В Греции, в ряде областей Передней Азии, в береговой части Италии и адриатического бассейна ведение хозяйства не требовало серьезных скоординированных усилий. Именно это обстоятельство «спасло» Европу от деспотичесокй формы правления (в отличие от Востока, где необходимость ирригационного земледелия и отражения нападений кочевых племен требовала мобилизации огромных масс людей), именно благодаря ему у населения выработались те религиозные, ценностные, социальные и политические ориентации, которые через сотни лет в полной мере смогли реализоваться в постиндустриальных странах.

      Религии европейцев – при всех различиях между ними – изначально включали в себя сходные элементы. Боги европейцев выступали не как чуждое, враждебное к людям начало; вера в них требовала от человека скорее действий, нежели смирения и пассивности. Они имели человеческий облик и были наделены человеческими эмоциями и страстями. Эти боги спускались на землю, вмешивались в людские дела. Наконец, глубоко верующий человек сам мог возвыситься до божественного уровня. В этом – глубокое отличие европейских религий от восточных, ибо человек оказывался волен решать, следовать ли ему религиозным установлениям или нет; был свободен в отношении религии так же, как в отношении других людей. Иначе говоря, в религиозных верованиях в скрытой форме был заключен ценностный императив европейской культуры – принцип индивидуализма.

      На  нем базируется вся система европейских  ценностей. В разные эпохи в понятие «индивидуализм» вкладывали различный смысл; в настоящей статье, говоря об индивидуализме европейцев, мы имеем в виду приоритет морального достоинства человека по отношению к любым группам или сообществам. Эта свобода – вовсе не безрассудство или каприз; напротив, человек становится индивидом только тогда, когда он способен отделить себя от социума и противопоставить себя ему, когда он осознает свои интересы и добивается их реализации во взаимодействии с другими людьми. Индивид не существует вне общества, а общество не возникает до появления индивида. Мы рассматриваем индивидуализм как принцип любого организованного общества, а социальные системы, основанные на его подавлении, – как переходную форму от родового строя. Индивидуализм неотделим от свободы; возможность свободного противопоставления индивида обществу предполагает и свободное делегирование полномочий социальным институтам. Именно поэтому европейские государства в большинстве своем строились «снизу», тогда как азиатские деспотии – «сверху». В Европе социальное положение человека определялось его статусом члена общества; в Азии – принадлежностью к семье, клану, касте, племени. В Европе превыше всего ценилась свобода, в Азии -- зависимость, подчинение; в Европе важнейшими качествами человека считались мобильность и изменчивость, в Азии – устойчивость и приверженность традициям. Именно индивидуализм в конечном счете определил исторические судьбы западного мира.

      Социальные устои европейских обществ строятся на принципе универсализма, в соответствии с которым права и свободы, изначально имманентные каждому индивиду, должны распространяться и на всех остальных, т.е. все члены общества равны.  Данная идея, хоть и является производной от индивидуализма, завоевывала признание с гораздо большим трудом – ведь действия индивида нередко направлены как раз на то, чтобы превзойти других. Поэтому утверждение в Европе принципа равенства шло путем, в какой-то мере сходным с эволюцией европейских вероучений. В античности с ее политеизмом отношения внутри общества копировали отношения богов и смертных: было сообщество свободных и равных между собой граждан, у которых имелись и рабы, и слуги. Христианство с его монотеизмом постулировало равенство всех людей перед Богом. Принцип равенства, укрепившийся в сфере духовной, воплотился и в социальных установлениях. Таким образом, расширение сферы действия принципа индивидуализма содействовало укоренению идеи равенства, которая, в свою очередь, послужила основой принципиально нового политического устройства, свойственного именно европейскому миру.

      Политическая  структура западного типа немыслима без гражданского общества. Определяющую роль в долгом и противоречивом процессе его становления сыграл принцип универсализма: фундамент гражданского общества – не демократия (в отличие от расхожего мнения), а верховенство права, основанное на равенстве каждого перед законом. К представительной демократии оно пришло лишь позднее, когда были найдены адекватные формы реализации принципа индивидуализма. На сегодняшний день гражданское общество предстает наиболее совершенной структурой, опровергающей традиционные взгляды на социальную иерархию. Между тем у него есть особенность, которая может восприниматься как недостаток: оно строится на принципах универсализма и индивидуализма, но не создает эти императивы. Поэтому гражданское общество не может возникнуть там, где отсутствует историческая традиция, сформировавшая соответствующий тип мировоззрения и подготовившая людей к восприятию универсалистских ценностей. Напротив, деспотические системы, базирующиеся на подчинении силе и поддержании неравенства, способны распространяться за пределы регионов, где они появились, ибо их экспансия не требует ничего, кроме наличия отношений власти и подчинения. Для того чтобы общество стало гражданским, недостаточно внедрить извне установки и нормы – у его членов должно выработаться соответствующее мировоззрение, что гораздо сложнее.

      Перечислим  еще раз те факторы, которые стали залогом успехов западной цивилизации: европейцы (1) считали человека если не равным божеству, то в принципе способным достичь божественного совершенства; (2) признавали, что права человека первичны по сравнению с волей семьи, клана, касты; (3) придерживались принципа равенства всех людей – сначала в рамках определенного сословия, класса, а затем и в обществе в целом; (4) создали политическую систему, воплотившую в себе отмеченные выше принципы. 
 

                    Иллюзии «глобализации» 

      Мы  убеждены, что, несмотря на все попытки Запада распространить присущие ему формы социальных и политических отношений в планетарном масштабе, в обозримом будущем в странах периферии не появится ничего похожего на западные демократические режимы.

      История проникновения западных стран во внешний для них мир отчетливо распадается на два этапа. Первый продолжался с конца XV до начала ХХ в., когда европейцы стремились установить свою власть над другими странами и континентами и использовать их человеческие и природные ресурсы. В результате возникла целостная хозяйственная система, управлявшаяся из единого центра. Для этого этапа характерны: (1) образование европеизированных государств за пределами Старого Света – США, Канады, Австралии и Новой Зеландии; (2) политическое доминирование Европы практически во всех регионах мира (кроме Китая); (3) образование в самой Европе открытых экономик, тесно связанных с мировым рынком; (4) массовая миграция населения из Европы в Америку, Азию и Африку. К началу прошлого столетия мир оказался намного более «глобализированным», чем до или после этого. Затем наступило затишье: на протяжении первой половины ХХ в. Запад был занят решением внутренних проблем (Первая и Вторая мировые войны, Великая депрессия), и глобализационные тенденции проявлялись мало.

      Второй этап западной экспансии начался в 1970-е годы и продолжается по сей день. Ему свойственны следующие черты: (1) попытки перенести западные политические системы в незападные страны все чаще оканчиваются неудачей; (2) западный мир вынужден взаимодействовать с формально суверенными государствами; (3) Европа и США все более обособляются в своих хозяйственных трансакциях от остальных регионов; (4) волна миграции устремилась в обратную сторону – из периферии к центру. Примечательно, что во время первого этапа очень мало говорилось об успехе западной модели, хотя ее достижения были вполне реальны; сегодня же постоянно твердят о ее успехах, хотя реальные достижения едва различимы.