Жизненный путь Гофмана

Автор: Пользователь скрыл имя, 14 Января 2012 в 03:38, биография

Описание работы

Гофман родился в 1776 году в городе Кенигсберге, в семье прусского королевского адвоката, однако когда мальчику было три года, его родители разошлись, и он воспитывался в доме бабушки по материнской линии под влиянием своего дяди Отто, старого холостяка и скучного педанта. Мальчик рос одиноко. Он был резв, своеволен, обладал богатым воображением и музыкальным дарованием. Музыка всегда составляла его отраду. Он часами мог в одиночестве импровизировать на фортепьяно, уносясь мечтами в чудесный мир.

Работа содержит 1 файл

Контрольная.doc

— 104.00 Кб (Скачать)

     Зыбкость, тревожность, "перевороченность" эпохи никто до Гофмана не воплотил в столь впечатляюще образном, символическом выражении. Опять-таки: философы от романтизма, предшественники и современники Гофмана, много и охотно рассуждали о символе, о мифе; для них это даже самая суть подлинного - и прежде всего романтического - искусства. Но когда они создавали художественные образы в подтверждение своих теорий, они настолько перекладывали в них символики, что сплошь и рядом возникали бесплотные фантомы, рупоры идей, причем идей весьма общих и туманных.

     Гофман - не философ, а всего лишь беллетрист - берется за дело с другого конца; его исходный материал - современный человек во плоти, не "всеобщее", а "единичное"; и в этом единичном он вдруг цепким своим взором выхватывает нечто, взрывающее рамки единичности, расширяющее образ до объемности символа. Кровное дитя романтической эпохи, отнюдь не чуждый ее фантастико-мистическим веяниям, он тем не менее твердо держался принципа, сформулированного им в одной из театральных рецензий: "не пренебрегать свидетельствами чувств при символическом изображении сверхчувственного". Понятное дело, еще менее пренебрегал он этими свидетельствами при изображении собственно "чувственного", реального. Именно это позволило Гофману, при  всей его склонности к символике, фантастике, гротескным преувеличениям и заострениям, впечатляюще воссоздать не только общую бытийную ситуацию современного ему человека, но и его психическую конституцию.

     Гофман  направляет свой взгляд непосредственно на сознание "энтузиаста", не просто безоглядно идеализируя, а еще и трезво анализируя. Тут и обнаруживается, что отношение Гофмана к художникам - не только безоговорочное приятие и прославление.

     Казалось  бы, все просто: двоемирие Гофмана - это возвышенный мир поэзии и пошлый мир житейской прозы, и если гении страдают, то во всем виноваты филистеры. На самом деле у Гофмана все не так просто. Эта типичная исходная логика романтического сознания - уж Гофману-то она знакома досконально, она им испытана на себе - в его сочинениях отдана на откуп как раз этим его наивным юношам. Величие же самого Гофмана состоит в том, что он, все это перестрадав, сумел возвыситься над соблазнительной простотой такого объяснения, сумел понять, что трагедия художника, не понятого толпой, может оказаться красивым самообманом и даже красивой банальностью - если дать этому представлению застыть, окостенеть, превратиться в непререкаемую догму. И с этой догматикой романтического самолюбования Гофман тоже воюет – во всяком случае, он истово, бесстрашно ее анализирует, даже если приходится, что называется, резать по живому.

     Для ортодоксальных романтиков гений - нечто  самодовлеющее, не требующее обоснований и оправданий. Гофман же не столько противопоставляет творческую жизнь жизни прозаической, сколько сопоставляет их, анализирует художественное сознание в непременной соотнесенности с жизнью. "Двоемирие" пронзительней всего воплотил в искусстве слова именно Гофман; оно его опознавательный знак. Но Гофман не фанатик и не догматик двоемирия; он его аналитик и диалектик. 
 
 
 

«Крошка Цахес». 

     «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» - знаменательная и по мысли, и по характеру повесть  Гофмана. Историки литературы толковали ее самым причудливым образом. Одни уверяли, что это повесть о роковом несоответствии тела и душевной сути, несоответствии, мучившем будто бы самого Гофмана, что в этом и состоит тайна Цахеса. Другие, что неимоверный успех Цахеса среди людей – это явление общего психоза, охватившего город Керепес, где Цахес подвизался. Третьи спорили против психоза и сами предлагали не лучшее: будто город Керепес сам на свою беду придумал Цахеса. На деле Цахес, конечно, не есть эманация духа, ни индивидуального, ни коллективного. Образ его – порождение самой низшей, зато и первоосновной сферы общества. Цахес – это сама материя общественной жизни в ее поразительных, хотя и повседневных парадоксах. В этой повести Гофман разрабатывает свою центральную тему – фантастики обыденной жизни.

     Фея Розабельверде одарила Цахеса, жалкого  маленького уродца, тремя золотыми волосками, которые определят всю его судьбу. Ничтожнейший, бездарный, глупый и неказистый Цахес для всех умен, образован, прекрасен; самое удивительное, что чужие заслуги мгновенно переходят на него. Он господствует в салонах города, княжеский двор ласкает его, он самое нужное лицо в государстве. По ходу повести Цахесу даются эпитет за эпитетом – он обезьяна, овощ, редиска, расщепленная снизу, мальчик-с-пальчик – все это попытки закрепить трудноуловимое, тень, фикцию, призрак.

     Три волоска, полученные от феи – это  ее месть и насмешка, это же и  ее доброта. Предшественник князя Барсануфа, князь Пафнутий, вводя в княжество  Керепес просвещение, лично прививал подданным оспу, а заодно очищал страну от суеверий и идейных пережитков. Феи, водившиеся в стране, подлежали изгнанию. Прекрасную фею Розабельверде тоже изгнали, спрятали в приют для девиц, своим поэтическим обликом она смущала просветителей. Золотые волоски Цахеса – возмездие гонителям. С другой стороны, фея пожалела страшного уродца и его матушку, бедную крестьянку. Золотой дар должен исправить несправедливость природы, она надеется, что изменение отношения к нему людей может повлечь изменение всей его натуры. Причесывая его в саду, она приговаривает: «Будь разумен, насколько сможешь».

     Гофман  очень широко воссоздает весь политический и социальный мир вокруг Цахеса. Он, несомненно, наслаждается своей способностью и правом сочинить целое государство с его князем, политикой, правительством, университетом, подданными всех разрядов. Похождения Цахеса не персональные, они обусловлены всем строем государства Керепес, его тайными и явными потребностями. Гофман создает некий «комический мир», комическую страну, и Цахес с его делами целиком входит в этот мир, питает его своим комизмом и сам живет у него на содержании. Что бы ни творил Цахес, какими бы неразумными ни были его поступки, они всегда гарантированы государством Керепес, имеют в нем поддержку. Чтобы ополчиться против Цахеса, нужно походом пойти на княжество Керепес, на весь комический мир, в ансамбле которого пребывает Цахес. Нужно выйти за пределы социальной и политической жизни вообще, в великую, всеобъемлющую природу. В Гофмане, как и в других романтиках, чрезвычайно живо чувство всеприсутствия природы, при любых обстоятельствах и при любой отдаленности от нее она все же остается лоном для вещей, одушевленных и неодушевленных, нет ничего, куда бы она ни проникала, где бы она ни была первоосновой, пусть и труднонаходимой и не сразу явственной.

     Фея Розабельверде и чародей Проспер  Альпанус – двое доверенных лиц, посланных  природой в людское общежитие. Розабельверде  действует и ворожит по соображениям частного порядка, Проспер Альпанус как бы берет на себя защиту всеобщих интересов.

     Замечательна  величайшая мобильность всего и  вся в этой повести. Изящный и  изобретательный Проспер Альпанус вызывает на сцену хаос, повсюду  появляются многообещающие намеки на хаос, первозданный хаос, к которому апеллировали романтики. Заколебались очертания и состав всех вещей на свете, заволновался хаос, призванный пересоздать все их вместе и каждую в отдельности. Альпанус играет подстановками, передвижками, заменами элементов, как бы непрестанным репетированием обновления то здесь, то там, а то и во всем строе жизни, вместе взятом. Его повсюду окружает некая преджизнь, проснувшаяся в разных существах, персонажах, вещах и готовая все опять начать сначала. Наводя по своим ученым фолиантам справки о Циннобере, он как бы коснулся в книгах того, что было до книг, какой-то одушевленной или полуодушевленной материи, только потом застывшей в качестве раскрашенных гравюр.

     Через Проспера Альпануса заговорила природа, а вместе с нею и вся творящая жизнь, со всей ее игрой. В его шутках обнаруживается эта неугомонная игра жизни, эта непрестанная проба сил, производимая ею. Здесь уже зашевелился творческий хаос, но в своих еще предварительных, шаловливых, первичных формах – это «фокусы» волшебника.

     Ирония  преследует героев Гофмана, как Немезида, до самого конца, даже до счастливой развязки. Альпанус, устроив благополучное воссоединение Бальтазара с его возлюбленной Кандидой ("простодушной"!), делает им свадебный подарок - "сельский дом", на приусадебном участке которого произрастает "отменная капуста, да и всякие другие добротные овощи"; в волшебной кухне дома "горшки никогда не перекипают", в столовой не бьется фарфор, в гостиной не пачкаются ковры и чехлы на стульях... Идеал, воплотившись в жизнь, по лукавой воле Гофмана оборачивается вполне филистерским уютом, тем самым, которого чурался и бежал герой; это после-то соловьев, после алой розы - идеальная кухня и отменная капуста! Когда влюбленный Бальтазар читает чародею свои стихи ("о любви соловья к алой розе"), тот с уморительной авторитетностью квалифицирует этот поэтический опус как "опыт в историческом роде", как некое документальное свидетельство, написанное к тому же "с прагматической широтой и обстоятельностью". Ирония здесь тонка, как лезвие, а предмет ее - романтическая поэзия и поза.

     «Крошка Цахес» - также злая сатира немецкое бюргерство, на филистеров от науки. Их в повести представляет профессор Мош Терпин. У него смутные представления о природе, однако, он в совершенстве освоил науку делать карьеру. Он пользуется милостями властей, так как всеми правдами и неправдами обосновывает и защищает их интересы. Корысть, жажда славы и наживы, преклонение перед властью денег проявляются в поведении людей. Мош Терпин мечтает женить уродца на своей дочери, чтобы подняться по общественной лестнице. Это носитель утилитарного, грубо-рассудочного отношения к природе. Он сделал великое открытие, что «темнота происходит от недостатка света» и «заключил всю природу в маленький изящный компендиум»; подверг «цензуре и ревизиям солнечные и лунные затмения», изучил редкие породы дичи в зажаренном виде и производил штудии в винном погребе. Вырисовывается образ шарлатана и приспособленца, подменившего науку «очаровательными кунштюками», думающего не об истине, а о собственном желудке. Вся его жизнь построена на обмане, поэтому неудивительно, что свято чтит грандиозный обман Цахеса и даже пытается извлечь из него пользу для себя. Такого рода жрецы науки – достойный граждане княжества Пафнутия, где метафизическое мышление возведено в ранг незыблемой основы государственного устройства.

     Студент Бальтазар – один из немногих положительных  персонажей сказки. Он представляет собой  «энтузиаста», романтического героя-мечтателя, недовольного окружающим его обществом  филистеров, схоластикой университетских  лекций, и находит забвение и отдых лишь в уединении на лоне природы. Говоря о его частом бегстве из города в тенистую рощу, автор буквально поет гимн чарующей и исцеляющей природе. В отличие от Моша Терпина, Бальтазар ревностно охраняет мир природы и поэзии от вторжения в него чуждой истинной красоте мещанской обыденности. Город для него неуютен и он находит истинное блаженство наедине с природой, которая всякий раз спасает его от гибели и дарит надежду.

     Единственной  причиной, по которой Бальтазар возвращался  в общество ненавистных ему обывателей, была любовь к дочери Моша Терпина – Кандиде – обыкновенной светской особе,  представляющая собой премиленькую мещаночку, в которой нет ничего от романтической женщины-идеала. Прочитав пару стихотворений, она забыла их содержание, «сносно играла на фортепьянах и даже иногда подпевала; танцевала новейшие гавоты и французские кадрили и почерком весьма разборчивым и тонким записывала белье, назначенное в стирку». Можно предположить, что юность и неопытность  Кандиды не дали развиться чертам, свойственным ее отцу. Поэтому нет ничего удивительного в ее ослеплении Цахесом. Она выходит замуж за Бальтазара, но отнюдь не потому, что она сумела распознать и оценить его высокие духовные качества, а потому, что он оказался хорошей партией в обыденно-мещанском смысле. Создав образ заурядной светской красавицы и заставив героя полюбить ее, Гофман с одной стороны, дополнил этим образом вереницу сатирических персонажей, а с другой, чуть ли не до основания разрушил романтику образа самого «энтузиаста». Войдя через Кандиду в контакт с обывателями, Бальтазар делает уступку их вкусам и этикету, ему приходится приспосабливаться и к светским обычаям, которые царят в доме Мош Терпина. 

     В полном соответствии с сатирическим замыслом сказки находятся и те художественные средства, которые так смело и широко применяет Гофман. Весь романтический комплекс, который определяет характер этого произведения как сказки, дан в таком карикатурно-комическом, сознательно сниженном плане, что воспринимается читателем не столько как способ видения мира, сколько как сумма остроумных поэтических приемов. Об этом говорит весь прихотливо-фантастический сюжетный рисунок сказки, вплоть до ее завершающего момента – счастливой свадьбы, которой автор одновременно пародирует обычный финал мещанских романов и иронически развенчивает бесплодную мечтательность своего героя.

     Мир, преклоняющийся перед Цахесом –  мир филистерской действительности, чуждый романтическому мечтателю Бальтазару. Художник-энтузиаст ищет спасения от жестокости и несправедливости жизни в поэзии, грезах, в слиянии с природой, т.е. в идеальном,  сказочном  мире. В этом магическом мире он находит душевное умиротворение и помощь волшебных сил.

Философский смысл сказки. 

     История мерзкого уродца, с помощью полученных от феи волшебных чар околдовавшего целое государство и ставшего в нем первым министром, смешна, - но идея, легшая в ее основу, скорее страшна: ничтожество захватывает власть путем присвоения (отчуждения!) заслуг, ему не принадлежащих, а ослепленное, оглупленное общество, утратившее все ценностные критерии, уже не просто принимает "сосульку, тряпку за важного человека", но еще и в каком-то извращенном самоизбиении из недоумка творит кумира.

Информация о работе Жизненный путь Гофмана