Виктор Некрасов. "Первое знакомство"

     Содержание

     Введение

     Раздел 1

     Раздел 2

     Вывод

     Список  литературы 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение

     Имя Виктора Платоновича Некрасова (1911 - 1987) не принадлежит к числу широко известных. А между тем уже  первое опубликованное им произведение принесло ему громкую славу. Это был, появившийся в 8-10 книжках журнала «Знамя» за 1946 год, роман «Сталинград». Уже при первом отдельном издании изменение претерпели и жанровое определение, и название: повесть «В окопах Сталинграда» - этой книгой вошел Некрасов в

русскую литературу. Необходимо сказать несколько слов о биографии писателя, без этого не понять написанного им.  Мать, которая до конца дней оставалась для него самым дорогим человеком, была врачом, отца, банковского служащего, он почти не знал и вспоминать о нем не любил. Детство будущий писатель провел в Лозанне (Швейцария), где мать училась на медицинском факультете университета, а затем в Париже (мать работала в военном госпитале). В 1915 году после недолгих размышлений семья вернулась в Россию, где, казалось, жить надежнее, и поселилась в Киеве.  
Здесь, в городе, которому он впоследствии посвятил немало проникновенных страниц, Некрасов учился: сначала в гимназии, затем в 43-й Единой трудовой школе, а после ее окончания - в железнодорожно-строительной профтехшколе. Затем был архитектурный факультет строительного института и в течение года работал архитектором. Но влекла его и другая, оказавшаяся, в конце концов, более сильной, страсть: будучи студентом

института, он одновременно учился в театральной  студии при Киевском театре русской драмы.

 После окончания ее в 1937 году Некрасов служил актером (и еще театральным художником) в театрах Киева, Владивостока, Кирова и Ростова-на-Дону, где и застала его война.

 Уже в августе сорок первого он уходит на фронт, служит в саперных войсках полковым инженером, заместителем командира саперного батальона. До той поры, в Люблине пуля немецкого снайпера не перебила ему правую плечевую кость: рука была парализована - пуля задела нерв.  
Некрасов утверждал впоследствии, что писать он начал в Киевском окружном госпитале, разрабатывая по совету врача, по фамилии Шпак, раненую руку. Так это было на самом деле или нет, сказать трудно: писатель всегда был горазд на выдумки. Бесспорно одно: повесть «В окопах Сталинграда» писалась человеком, не обладавшим литературным опытом, если не считать, конечно, многочисленные - и всегда безуспешные, очень слабые - попытки начать сочинять, предпринимавшиеся Некрасовым и раньше.

     Сначала поселился в Швейцарии, потом  переехал в Париж, писал, печатался  в тамошних изданиях, работал на радио "Свобода". В ее передачах сквозь шум глушилок иногда удавалось услышать его хрипловатый голос.

     «…Милый, милый Киев! Как соскучился я по твоим широким улицам, по твоим каштанам, по желтому кирпичу твоих домов, темно-красным колоннам университета…»

     Тем не менее, писательская судьба Виктора Некрасова - человека нестандартного мышления, художника и гражданина - складывалась далеко не безоблачно. Дело в том, что одним из первых наших литераторов он позволил себе непозволительное для того времени: в 60-е годы объективно рассказал о западном мире в зарисовках-очерках "Первое знакомство".

     Проработка  набирала силу. Его перестали печатать. А он, человек твердых убеждений  и независимого характера, не каялся. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Раздел 1. Жизненный и творческий путь Виктора Некрасова

     НЕКРАСОВ  Виктор Платонович [4(17).6.1911, Киев — 3.9.1987, Париж] — прозаик.

        В последней, написанной в эмиграции, за полтора года до смерти автобиографии рассказывал о себе: «Отец — Платон Федосеевич Некрасов — банковский служащий (1878-1917). Мать — Зинаида Николаевна Некрасова (до брака Мотовилова) — врач (1879-1970). Детство провел в Лозанне (мать окончила медицинский факультет Лозаннского университета) и в Париже (мать работала в военном госпитале). В 1915 году вернулись в Россию и обосновались в Киеве. [14] После окончания школы учился в железнодорожно-строительной профшколе, в Киевском строительном институте (закончил архитектурный факультет в 1936 г.) и в театральной студии при киевском Театре русской драмы (закончил в 1937 г.). До начала войны некоторое время работал архитектором, потом актером и театральным художником в театрах Киева, Владивостока, Кирова (бывш. Вятка) и Ростова-на-Дону. С августа 1941 года — в армии. Воевал в Сталинграде, на Украине, в Польше. После второго ранения в 1944 г. демобилизовался в звании капитана. Награды — медаль "За отвагу" и орден Красной Звезды. С 1945 по 1947 работал журналистом в киевской газете "Советское искусство"». [8] 
      В 1946, сообщает далее Н., он опубл. в ж. «Знамя» (№ 8-10) пов. «В окопах Сталинграда». В 1947 она была удостоена Сталинской (Гос.) премии; в последующие годы переиздана большинством сов. издательств общим тиражом в нескольких миллионов экземпляров, переведена на 36 языков, в т. ч. на французский. Основные произв. последующих лет: повести «В родном городе» и «Кира Георгиевна», сборник военных рассказов «Вася Конаков» (все три изданы во Франции). Кроме того, очерки о путешествиях: «Первое знакомство», «Месяц во Франции», «По обе стороны океана». Последняя книга была раскритикована Н. С. Хрущевым (1963), что привело в конце концов к исключению Н. из КПСС (вступил в 1943 в Сталинграде) и из СП СССР. [18]

     В 1974 писатель эмигрировал во Францию, гражданином которой стал в 1983. Во Франции написаны книги: «Записки зеваки», «Взгляд и нечто» (опубл. франц. изд-ва), «По обе стороны стены...», «Из дальних странствий возвратясь...», «Саперлипопет, или Если б да кабы, да во рту росли грибы...», «Маленькая печальная повесть» (опубл. рус. эмигрантские изд-ва). Вел регулярные передачи на радиостанции «Свобода». В 1957 по повести «В окопах Сталинграда», на Ленинградской киностудии был поставлен фильм «Солдаты» (во франц. кинопрокате «Четверо из Сталинграда»). Был членом франц. Пен-клуба, Баварской Академии искусств. [13]

     Некоторые жизненные коллизии, лаконично изложенные в автобиографии Н., требуют более подробного освещения — прежде всего история его долголетней травли, которая началась с жестокой критики его очерка «По обе стороны океана» Хрущевым, заявившим, что автору не место в КПСС (Хрущев Н. С. Речь на Пленуме ЦК КПСС 21 июня 1963 // "Правда", 1963, 29 июня). Последовали «оргмеры»: Н. перестали печатать, стали клеймить позором на собраниях, в газетах, по партийной линии ему вынесли строгий выговор. После падения Хрущева писателя на время оставили в покое. Но в 1969, после того как Н. подписал коллективное письмо в связи с процессом украинского литератора Черновола и выступил в день 25-летия расстрела евреев в Бабьем Яре, на него было заведено новое персональное дело, закончившееся вторым строгим выговором. В 1972 «...за то, что позволил себе иметь собственное мнение, не совпадающее с линией партии», как было сказано в решении, Н. исключили из КПСС. Его снова перестали печатать, были остановлены съемки к/ф по его сценарию, отменена публикация статей,  посв. его творчеству. После продолжавшегося почти двое суток обыска и серии многочасовых допросов в КГБ Н. пришлось эмигрировать. Его книги были изъяты из библиотек, имя запрещено упоминать в печати, оно вычеркивалось даже в библиографических справочниках; писатель был лишен сов. гражданства. И даже в годы «перестройки» после его кончины в «Лит. газ.» был снят написанный В. Быковым некролог.  

     Н. не был, однако, случайной жертвой  режима. С самого начала все, что  он писал, никак не вписывалось в рамки одобряемой сов. властями литературы. Его первую повесть «В окопах Сталинграда» от запланированного руководством СП разгрома спас необъяснимый каприз

И. Сталина, внесшего имя Н. в список лауреатов  Сталинской (Гос.) премии. Однако эта «охранная грамота» на дальнейшее его творчество не распространялась[12]. Написанное позже, как правило, подвергалось инспирированной руководящими идеологическими службами резкой уничтожающей критике. Так было с повестью «В родном городе» (1954), рассказывающей о драматической судьбе фронтовиков, столкнувшихся по возвращении в мирную жизнь с непробиваемым партийно-бюрократическим бездушием. [7] Так было и с повестью «Кира Георгиевна» (1961), в которой причины конформизма, душевной опустошенности, нравственных недугов интеллигенции автор видит в разлагающей общество нехватке воздуха свободы (книга пролагала путь т.н. «городской» прозе). Официозная критика встречала в штыки не только художественные  произведения Н. Громили и его заметки об искусстве: «Слова "великие" и простые» (Иск-во кино. 1959. № 5), в которых автор выступал против напыщенной героической риторики, котурнов, велеречивой патетики; «О прошлом, настоящем и чуть-чуть о будущем: Заметки об архитектуре» (Лит. газ. 1960. 20 февр.), посвящено безвкусной монументальности и убогому однообразию тогдашнего сов. градостроительства. Его эстетические взгляды квалифицировались как идейно порочные, а потому подлежащие

 решительному  искоренению. [2]

           Главной книгой Н. стало его первое произв. — повесть «В окопах Сталинграда». Она оказалась самым высоким его достижением. Он написал потом несколько очень сильных рассказов о войне: «Судак» (1958), «Вторая ночь» (1960) и др.; их можно поставить рядом с этой книгой, но не над ней. Это было первое произв. не о войне, а изнутри войны, рассказ не наблюдателя, а участника, находившегося на переднем крае. Н. стал признанным лидером столь заметно заявившей о себе на рубеже 50-60-х гг.  и игравшей затем очень большую роль в нашей духовной жизни «лейтенантской литературы» (хотя среди ее авторов были и солдаты). Перефразируя известную формулу прошлого века, можно так определить роль повести Н.: «Все мы вышли из некрасовских окопов». А. Твардовский писал об этой повести: «Первое очевидное достоинство книги — то, что, лишенная внешне сюжетных, фабульных приманок, она заставляет прочесть себя одним духом. Большая достоверность свидетельства о тяжелых и величественных днях борьбы накануне "великого перелома", простота и отчетливость повествования, драгоценнейшие детали окопного быта и т. п. — все это качества, предваряющие несомненный успех книги у читателя). [10]  
      Твардовский проницательно определил существенные особенности содержания и поэтики повести Н., которые официозной критикой рассматривались как опасные, губительные пороки, — ею были пущены в ход устрашающие ярлыки: «окопная правда», «дегероизация», «очернительство», «абстрактный гуманизм». Н. рассказал о том, что видел своими глазами его герой — один из защитников Сталинграда, воссоздал в точных, неповторимых подробностях — психологических, бытовых, батальных — невиданно ожесточенные бои. Эти детали сливаются, прорастают друг в друга, создавая общую панораму фронтовой действительности,— такова поэтика Н. С. Эйзенштейн посвятил лекцию во ВГИКе разбору одного эпизода повести. Режиссер показал, как при абсолютной естественности, неподстроенности весома и многозначна в исповедуемой Н. эстетике каждая деталь. Из всех этих ненамеренных, невыпяченных, непедалированных подробностей как бы сама собой, без дидактики, складывается не лежащая на поверхности главная идея произв.: битва за Сталинград была выиграна благодаря самоотверженности, патриотическому воодушевлению множества обыкновенных, рядовых защитников города, не отдававших себе отчета в своей доблести, не склонных видеть в себе богатырей, героев. Повесть написана от первого лица и во многом носит автобиографический характер. Это придает ей интимную достоверность и резко приближает к читателю изображаемые события. Книга Н. действительно, как заметил Твардовский, лишена «внешне сюжетных, фабульных приманок» (Там же), читателя увлекает напряженный лирический сюжет, органически включающий, однако, то и дело возникающие отступления — воспоминания героя, его размышления, его рефлексии. [13]

     В результате травли Некрасова в хрущевские времена за то, что писатель «позволил  себе иметь собственное мнение, не совпадающее с линией партии», из партии, а вслед за этим из Союза Писателей он был исключен. После нескольких лет непечатания, преследования со стороны КГБ Некрасов был лишен гражданства (1979) и вытолкнут в эмиграцию. [11]

     Некрасов  на чужбине много работал: повести «Саперлипопет, или Если б да кабы» (1983), «Маленькая печальная повесть» (1984), несколько рассказов, уже включавших в себя и его эмигрантские наблюдения. Часто выступал по радио, продолжал писать путевые заметки. Написанные до эмиграции «Первое знакомство» (1958), «По обе стороны океана» (1962), «Месяц во Франции» (1965) выходили искаженные цензурой. «За двадцать тысяч километров» (1965) (под названием «О вулканах, отшельниках и прочем») напечатаны в полном виде за рубежом. Путевые записки в эмиграции стали едва ли не главным жанром Виктора Некрасова. Он написал «Записки зеваки» (1975) (они начаты были еще на родине, но дописаны и увидели свет в эмиграции), «По обе стороны стены...» (1977), «Из дальних странствий возвратясь...» (1975-1981). В этих книгах Некрасов не только рассказывает об увиденном в далеких краях, но и делится воспоминаниями о событиях своей жизни, размышлениями о пережитом - это и лирическая проза, в которой решающую роль играет образ автора. [1]

     Во  время отпуска по ранению и  в первые послепобедные месяцы Некрасов написал свою первую книгу. Эту (вернее, такую) книгу о войне ждали — прежде всего фронтовики, надеявшиеся, что пережитое ими будет закреплено, увековечено в правдивом повествовании. В литературной среде самые проницательные знатоки давно предрекали появление литературы участников войны, книг не о войне, а изнутри войны. В июле сорок третьего года — позади остались два самых тяжёлых и кровавых года войны, но очень далеко было до её конца, сколько ещё братских могил будет вырыто на этом пути — Илья Эренбург писал: "Замечательные книги о войне напишут не соглядатаи, а участники, у которых теперь подчас нет возможности написать письмо родным... Зародыш классического романа уже живёт в голове фронтовика, который теперь думает куда меньше о литературных формах, нежели о характере вражеской обороны".[8]

     Раздел 2. Образ Киева  по книге «Первое  знакомство»

       Книжечка  эта,  тоненькая, действительно обладала какой-то магической силой. В  Италии  она открывала нам двери закрытых музеев, раза  в два убыстряла и без того быстрое обслуживание в тратториях, рождала улыбки на обычно  хмурых  лицах привратниц и швейцаров - самой, пожалуй,  неприветливой  и  подозрительной категории людей, с которыми нам приходилось встречаться.