Сергей Довлатов

            Жизненный и творческий путь Сергея Довлатова

            3 сентября 1941 года в Уфе родился Сергей Донатович Довлатов (наст. Мечик) - известный прозаик, журналист, яркий представитель третьей волны русской эмиграции, один из наиболее читаемых современных русских писателей во всем мире. С 1944 года жил в Ленинграде. Посредственно учился в школе, за неуспеваемость был отчислен со второго курса филологического факультета Ленинградского университета. В армии Сергей Довлатов служил охранником в лагерях Коми АССР. После возвращения работал корреспондентом в многотиражной газете Ленинградского кораблестроительного института, затем выехал в Эстонию, где сотрудничал в газетах «Советская Эстония», «Вечерний Таллинн», писал рецензии для журналов «Нева» и «Звезда».

           Произведения Довлатова-прозаика не издавались в СССР. В 1976 г. за публикации в российском литературно-публицистическом и религиозном журнале «Континент» Довлатов был исключен из Союза журналистов СССР, а затем под давлением КГБ выслан из страны.  В 1978 году Довлатов эмигрировал в Вену, а затем переехал в США. Там он являлся одним из создателей русскоязычной газеты «Новый американец», тираж которой достигал 11 тысяч экземпляров, а с 1980 по 1982 год был ее главным редактором. Членами его редколлегии были Борис Меттер, Александр Генис, Пётр Вайль, Нина Аловерт - балетный и театральный фотограф, автор множества фотографий С. Довлатова, Григорий Рыскин - поэт и эссеист. Газета быстро завоевала популярность в эмигрантской среде. Но издание это прогорело, и одна из причин тому – полное отсутствие у редактора администраторских талантов, свойств делового человека.

          Одна за другой выходили книги прозы Довлатова. К середине 1980-х годов он добился большого читательского успеха, печатался в престижном журнале «Партизан Ревью», стал вторым после Владимира Набокова русским писателем, печатавшимся в журнале «Нью-Йоркер». Он был лауреатом премии американского Пен-клуба, международной неправительственной организации, объединяющей профессиональных писателей, редакторов и переводчиков, работающих в различных жанрах художественной литературы  (ПЕН – аббревиатура слов «поэт», «эссеист», «новеллист»).

          Писатель, которому не удавалось печатать свои произведения на родине, в эмиграции быстро приобрел известность и признание. За двенадцать лет жизни в эмиграции Сергей Довлатов выпустил двенадцать книг на русском языке, а также две книги, написанные в соавторстве: «Не только Бродский» (с Марианной Волковой), «Демарш энтузиастов» (с Вагричем Бахчаняном и Наумом Сагаловским). В Америке также пользовались успехом и переводы его произведений. При жизни писателя его произведения были переведены на немецкий, датский, шведский, финский, японский языки. В 1990 году он вошел в число двадцати наиболее престижных авторов США.

          В интервью, данном Сергеем Довлатовым журналу «Слово», на вопрос 
«Стоило ли вам эмигрировать?» писатель ответил:

- Стоило хотя бы потому, что для меня оставаться в Союзе было небезопасно. Единственной целью моей эмиграции была творческая свобода. Меня не печатали, я уехал, чтобы стать писателем, и стал им, осуществив несложный выбор между тюрьмой и Нью-Йорком.… Представьте себе – в Ленинграде ходит такой огромный толстый дядя, пьющий. И если существовал какой-то отдел госбезопасности, который занимался такими людьми, то им стало очевидно: надо либо сажать, либо высылать. Они же не обязаны были знать, что я человек слабый и стойкий диссидент из меня вряд ли получится.

          Американская жизнь Сергея Довлатова походила на его прозу: вопиюще надменный, изобилующий многоточиями и пунктиром роман. И он вместил в себя все. В Америке Сергей трудился, лечился, судился, добился успеха. Здесь он вырастил дочь и сына, приобрел недвижимость. Он нашел то, чего не было у него на родине, – безразличие, воспитывающее такую безнадежную скромность, что ее следовало бы назвать смирением.

          О своей жизни в эмиграции Сергей Довлатов писал: «В общем, жизнь полна каких-то теоретических возможностей. Действительность же пока убога», «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются, именно депрессии, то есть беспричинной тоски, бессилия и отвращения к жизни. Лечиться не буду и в психиатрию я не верю. Просто я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, ребенка, первой книжки, минимальных денег, а сейчас все произошло, ждать больше нечего, источников радости нет», «Главная моя ошибка – в надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не случилось…»,  «Две вещи как-то скрашивают жизнь: хорошие отношения дома и надежда когда-нибудь вернуться в Ленинград», «Мучаюсь от своей неуверенности. Ненавижу свою готовность расстраиваться из-за пустяков, изнемогаю от страха перед жизнью. А ведь это, единственное, что дает мне надежду. Единственное, за что я должен благодарить судьбу. Потому что результат всего этого – литература».

           В СССР писателя знали по самиздату и авторской передаче на радио «Свобода». Только в конце 1980-х годов его рассказы «Виноград» и «Глаша» появились в «Литературной газете». С этого времени популярность и признание писателя на родине постоянно растут. 

           Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года на 49-м году жизни в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Похоронен в армянской части еврейского кладбища «Маунт Хеброн» в нью-йоркском районе Квинс. Через пять дней после смерти Довлатова в России была сдана в набор его книга «Заповедник», ставшая первым значительным произведением писателя, изданным на родине.

           Сергей Довлатов, безусловно, один из самых впечатляющих русских писателей последней четверти ХХ века. Секрет притягательности прозы писателя кроется в его удивительной наблюдательности. И на родине, и позже, в Америке, он так точно и узнаваемо описывал окружающий, подчас трагический, иногда безумный смешной мир, что многие принимали художественную прозу Довлатова за мемуары.

           Это было существенной особенностью творчества писателя: все его произведения автобиографичные. Циклы его рассказов: «Зона», «Компромисс», «Заповедник», «Чемодан», «Ремесло», «Наши» основаны на фактах судьбы их главного героя - двойника автора. Журналист, писатель Петр Вайль и литературовед, критик Александр Генис, хорошо знавшие Довлатова, считали, что вся проза этого писателя представляет собой его автопортрет.  

            Автобиографическая повесть С. Довлатова «Чемодан» (1986)         

            Главная тема повести - изображение абсурдности советской действительности.

            Главная проблема: Человек в абсурдном мире. Чувства человека в абсурдном мире.

              Особенности композиции повести 

            Сборник составляют 8 рассказов, которые образуют единую композицию, оставаясь при этом цельными, завершенными. Они несут на себе отпечаток документальности. Чемодан жалких шмоток, которые писатель увозит с собой за границу, оказывается набит «драгоценностями». Вся жизнь уложена, упакована в этот чемодан. Писатель увозит с собой свою Россию. Нелепый, почти шутовской, маскарадный гардероб: финские креповые носки, номенклатурные полуботинки, приличный двубортный костюм, офицерский ремень, куртка Фернана Леже, поплиновая рубашка, зимняя шапка, шоферские перчатки - превращается в сборник прекрасных новелл.

           Условно говоря, первый эпизод «Креповые финские носки» изображает мир фарцовщиков; вторая история «Номенклатурные полуботинки» - мир творческих личностей в их соприкосновении с советской действительностью; «Приличный двубортный костюм» - мир редакционный, неудавшиеся попытки сделать карьеру; «Офицерский ремень» - мир тюремной зоны; «Куртка Фернана Леже» - мир, связанный с давнишними знакомыми из времен детства и юности, выбор жизненного пути; «Поплиновая рубашка» - мир литературный, любовь и женитьбу; «Зимняя шапка» - мир кинематографической богемы; «Шоферские перчатки» - мир Ленинграда.

          Образ-символ

           Для произведения характерна многозначность образа-символа чемодана: дом и бездомность, прошлое и настоящее, забота и равнодушие, мотив смерти. Чемодан в книге – хранитель «пропащей, бесценной, единственной жизни». В «Чемодане» вещи хранят в себе память о прошлом, память, которую невозможно вытряхнуть, точно пыль. Каждый  
предмет вызывает воспоминания писателя об определенном периоде  
жизни в Советском Союзе, с детства до отъезда в США. Собранные вместе, вещи становятся своеобразным конспектом прожитых лет. Недаром эпиграфом к циклу выбраны слова Александра Блока: «Но и такой, моя Россия, Ты всех краёв дороже мне». «Пропащая, бесценная, единственная жизнь» выглядит в «Чемодане» уже не процессом, а неким предварительным итогом.

               Сюжет цикла «Чемодан» развивается по принципу реализованной метафоры: в чемодане, случайно обнаруженном сыном в шкафу, герой находит вещи, вывезенные с родины, которые ему так и не пригодились. С каждой вещью связана безуспешная попытка героя найти себе применение на родине. В результате рассказы о вещах складываются в историю неудавшейся, нереализованной жизни.

            Художественный стиль произведения «Чемодан»  

      Сергей Довлатов - исключительно прозаик. В центре довлатовского  
творчества - фигура самого автора. Но мы нигде не заметим и намека на  
самолюбование, напротив, рассказчик очень часто выставляет  
себя в совсем невыгодном свете. Писатель стремится показать обыденные  
случаи из собственной жизни, превращая их в настоящее художественное событие.

           Из чего же складывается стиль Довлатова, преображающий жизнь  
в произведение искусства? В своем творчестве писатель предельно лаконичен. Его повесть «Чемодан» состоит из небольших рассказов, а рассказы - из коротких фраз. Предложения отточены вплоть до начальных букв каждого слова (автор избегал одинаково начинающихся слов в одной  
предложении), изменить порядок в них было практически невозможно: содержание текста сохраняется, но блеск языка исчезает. Многие фразы повести – безусловные афоризмы, например: «Самое ужасное для пьяницы - очнуться на больничной койке», «За рулем я обязан быть трезвым. А в такси я и пьяный доеду», «Оба были мастерами своего дела и, разумеется,  
горькими пьяницами». Неподражаемы диалоги Довлатова. Их  
можно пересказывать, как анекдоты. Однако задача автора не просто  
развеселить читателя. Диалог является важнейшим приемом, характеризующим героев. Путем напряженной работы над словом  
Довлатов преобразует повседневность в яркие художественные сцены.  
            Основные фрагменты художественной автобиографии Довлатова

         В рассказе «Креповые финские носки» автор-герой рассказывает  
о студенческой юности.   Бедный влюбленный студент филфака Ленинградского университета становится фарцовщиком, чтобы хоть как-то обеспечить себя и свою девушку.

       Герой отказывается от активного участия в жизни несправедливого  
общества, пассивно плывет по течению и из студента-фарцовщика  
превращается в помощника камнереза («Номенклатурные полуботинки»). Он помогает скульптурам делать статую Ломоносова для станции метро. Основная работа Довлатова заключается в нескончаемых пробежках вверх-вниз по стоящему эскалатору - за водкой. Тема пьянства как пассивного противостояния социальной системе возникает в рассказах постоянно.  
     В рассказе «Приличный двубортный костюм» Сергей Довлатов описывает журналистские будни. О чем бы ни собрался делать материал  
его герой, все не годится для печати. Реставратор старинных автомобилей  
не подходит из-за иностранной фамилии Холидей. Подходящая с этой точки  
зрения дворничиха Брыкина радостно рассказывает про свою  
«собачью жизнь» матери-героини: «Сорок рублей нам положено в месяц.  
Ну и ордена с медалями. Вон на окне стоит полная банка. На мандарины  
бы их сменять, один к четырем». Швед Артур, шесть лет учивший  
русский язык, чтобы написать книгу о России, через неделю  
высылается как шпион. В России Довлатов-журналист был лишен возможности говорить правду.

      Например, как можно было рассказать об армейской службе  
(«Офицерский ремень»), если лагерные надзиратели, среди которых  
был и сам Довлатов, конвоируя зэка, распивают вместе с ним водку? Затем  
между ними возникает пьяная драка, которую затеял не преступник, а охранник. Довлатов убежден, что нет никакой разницы между заключенными и охранниками.  

      В последнем рассказе сборника «Шоферские перчатки» разыгрывается абсурдное представление с Петром I, оказавшемся в Ленинграде. В роли царя Петр Шлиппенбах снимает Довлатова. Сергей Довлатов в костюме царя ходит по улицам. Это по замыслу режиссера должно вызвать изумление окружающих. Однако реальность оказывается абсурднее любых выдумок. Довлатов подходит к пивному ларьку. В рассказ врывается печальная лиричность: «Сколько же, думаю, таких ларьков по всей России? Сколько людей ежедневно умирает и рождается заново? Приближаясь к толпе, я испытывал страх. Ради чего я на все это согласился? Что скажу этим людям - измученным, хмурым, полубезумным? Кому нужен весь этот глупый маскарад?». А далее - реальная действительность, тонко подмеченная автором: «Я присоединился к хвосту очереди. Двое или трое мужчин посмотрели на меня без всякого любопытства. Остальные меня просто не заметили. Стою. Тихонько двигаюсь к прилавку. Слышу - железнодорожник кому-то объясняет: «Я стою за лысым. Царь за мной. А ты уж будешь за царем». Мир настолько нелеп, что появление царя Петра в очереди за пивом никого не удивляет. Кто-то в очереди начал роптать. Оборванец пояснил недовольным: «Царь стоял, я видел. А этот п**** с фонарем - его дружок. Так что все законно». Особого антагонизма у народных масс царь Петр не вызвал, зато «человек с кинокамерой внушал народу раздражение и беспокойство. Недовольство росло. Голоса делались все более агрессивными: «Ходят тут всякие сатирики...», «Сфотографируют тебя, а потом - на доску... Они мешают нам жить», «Люди, можно сказать, культурно похмеляются, а он там тюльку гонит...» Энергия толпы рвалась наружу».