Оды Горация: темы, идеи и образы

Оды Горация: темы, идеи и образы.

Один из величайших представителей римской поэзии Квинт  Гораций Флакк жил и твочрествовал  в весьма тяжелое для себя и  своей родины время. Мало того, что  сам Гораций был сыном вольноотпущенника, отчего ему жилось несладко, так  еще и военно-политические неурядицы  в стране оставили неизгладимый след в творчестве этого поэта. Отец Горация  дал сыну великолепное образование. Но начавшаяся после убийства Цезаря гражданская война отвлекла Горация  от философских учений. В Афины  пришел Брут, собиравший сторонников  республиканского строя для борьбы со сторонниками Цезаря. Гораций был  завербован в армию Брута, получив  должность военного трибуна, то есть командира легиона. В 42 году, в битве  при Филиппах войско Бруто было рассеяно и обращено в бегство. Гораций  сам бежал, о чем потом не без  стыда вспоминал в одном из своих стихотворений. После поражения  он не стал продожать участвовать  в борьбе. Положение вынудило его  стать перебежчиком, перейти на сторону  Октавиана Августа, первого римского императора. Гораций стал близким  другом Меценатом - руководителя "идеологической политики", получил маленькое  имение и с тех пор до конца  прославлял мир и счастье римского государства под благодетельным правлением Августа.  

Гораций посвятил не одну оду императору Августу. Темы од, посвященных Августу, колебались от простых восхвалений справедливых законов Октавиана до чуть ли не обожествления самого великого первого  императора. Например, предметом особой заботы Августа стала римская  семья. В 18 г. до н. э. он начал широкую  программу форм в области семьи  и брака: сюда входили законы о  наказаниях за нарушение супружеской  верности, установления ряда привилегий для многодетных семей и т. д. Чтобы поддержать законопроекты  любимого императора в шестой оде  Гораций восклицает: 
 

В грехом обильный век  оскверняются  

Сначала семьи, браки, рождения:  

Таков источник наших  бедствий  

В нашей отчизне, во всем народе... 
 

А вот главную  мысль другой оды, оды 1, 12, выраженную в заключительной строфе, можно сформулировать так: "Юпитер на небе, Август на земле". А вот еще один, по мнению исследоватлей  творчества поэта, не слишком удавшийся  панегирик — ода III, 25. Поэт восклицает: "Я буду воспевать то, что еще никем не воспето!". Конечно, речь идет опять об Августе. Небольшая, в 20 строк ода декларативна, лишена глубоких мыслей и впечатляющих образов. Некоторые исследователи склонны полагать, что идеи гражданской лирики поэта в большей степени порождены общей политической атмосферой, чем идущим из глубин: души вдохновением.  

Гораций в ярких  образах рисует расцвет земледелия торговли, мореплавания, наступивший  в "век Августа": 
 

Безопасно бредет ныне по пашне вол,  

Сев Церера хранит в  Изобилие, 

Корабли по морям  смело проносятся,  

Нету пятен на честности...  
 

Поэт пел Августа  долго и регулярно. Оды в честь  импертаора и его семьи характерны и для последнего лирического  сборника Горация. Вместо гимна государству  и прославления его традиционных устоев, которое звучит в "римских  одах" первого сборника, мы находим  здесь панегирик земным богам, императору и его пасынкам (Тиберию и Друзу). Подлинным апофеозом Августа  может быть названа 15-я ода:  
 

.... В твой век,  о Цезарь,  

Тучнеют нивы, солнцем  согретые,  

Знамена дремлют  в храме Юпитера...  

... Ты обуздать  сумел  

Рукой железной зло  своеволия.  

Изгнав навеки преступленья,  

Ты возвратил нам  былую доблесть... 
 

Насколько свидетельствуют  сочинения самого Горация и его  биография, написанная Светонием, превращение  поэта в официального певца империи  было длительным и непростым. Давление со стороны властей и самого Августа, несомненно, имело место и не могло  не сыграть своей роли. Совершенно невозможно поверить в искренность  поэта, когда речь идет об обожествлении  Августа, который почитался как  новоявленный Меркурий (или Аполлон), а супруга его Ливия — как  богиня Церера. Жаль, что талант величайшего  поэта был использован в таких  целях. 
 

Гораций писал и  самой Империи. Но если сравнить оды, проникнутые патриотическими мотивами, глубокой и искренней озабоченностью судьбами Рима, с официальными, где  поэт возносит хвалу Августу и  членам его семьи, то можно заметить, что эстетическая ценность тех и  других далеко не равнозначна. В стихах, прославляющих Августа, - наивная  вера в сверхъестественное происхождение  императора, литературные штампы эллинистической  поэзии, лесть и идолопоклонство. Римские же оды отличаются особой приподнятостью тона и продиктованы чувством, идущим из самой глубины  души поэта: они несут в себе поэтический  заряд большой покоряющей силы. Многие строки этих од стали крылатыми выражениями. Нельзя не восхищаться могучими образами, заключенными в этих гармонически строфах, где каждое слово, каждая фраза обладает особой емкостью и полнотой звучания. Вот, к примеру, ода 3, 6, где Гораций  пишет о современом ему поколении  римских раждан. Воины, сразившие  царя Пирра, Антиоха, Ганнибала, были воспитаны  не так, как нынешнее поколение: 
 

То были дети воинов-пахарей,  

В полях ворочать глыбы привыкшие  

Киркой сабинской, и по слову  

Матери строгой  таскать из леса Вязанки дров...  
 

Конец оды, однако, пессимистичен: Гораций жалуется, что грядущее не предвещает Риму ничего доброго, от поколения  к поколению граждане Рима все  больше вырождаются.  
 

Не одну оду Гораций  посвятил и своему другу и покровителю  Меценату. Два поэта, Вергилий и Варий, отрекомендовали Гопрация Меценату, и тот сделал его своим приближенным. 
 

Я, бедный отпрыск  бедных родителей, 

В дом Мецената дружески принятый… 
 

Первая ода первой книги - посвящение Меценату. Ему же посвящен весь сборник. "Славному внуку, Меценату, праотцев царственных..." Гораций  уделил огромное внимание в своем  творчестве. В одной из од Гораций  даже обещает не пережить Мецената, и, действительно, умер через два  месяца после кончины своего благодетеля.  
 

После битвы при  Филиппах, разчаровавшись в политической деятельности, Гораций перешел на позиции распространенной в то время  эпикурейской доктрины с ее девизом "живи незаметно". Эпикурсйцы учили, что высшее благо - наслаждение, а  цель человеческой жизни - достичь "бестревожности", то есть защитить свое душевное наслаждение  от нсех внешних помех. Человеку не дано знать, что несет с собой грядущее, и потому он должен полагаться только на сегодняшний день, наслаждаясь кратким мгновением, учил Эпикур. Отчетливо и выразительно прозвучит тот же принцип в оде Горация III, 29: 
 

Лишь тот живет  хозяином сам себе 

И жизни рад, кто  может, сказать при всех: 

"Сей день я  прожил…". 
 

Разумеется, нигде  эпикурейские взгляды Горация не выступают так явно, как в одах философских. Вот одна ода из них, в которой, по выражению итальянского исследователя Э. Касторины, "заключен весь Гораций". 
 

Левкоиоя, оставь: 

знать не дано, 

рано ли, поздно ли  

Смерть нам боги пошлют, 

мне и тебе, 

и в вавилонские  

Числа ты не вникай! 

Лучше терпи, 

что принесет нам  день 

Много ль Зевс положил 

зим нам прожить, 

или последнюю -  

Ту, что ныне дробит 

глыбами скал 

волны тирренские, 

Будь разумна! Цеди 

в кубок вино, 

светлой минутою 

Нить надежд обрывай. 

Речь сократи -  

время ревнивое 

Мчится… Пользуйся  днем, 

меньше всего 

веря в гредущее. 
 
 

Идеями эпикурейской этики прониктнута и ода III, 1, открывающая  цикл "римских од". Прославляя абсолютую власть Юпитера, поэт подчеркивает, что хотя блага на земле распределны  неравномерно, смерть уравнивает всех. Тому, над чьей нечестивой шеей навис  обнаженный меч, не доставят наслаждения  сицилийские пиршества, а пение  птиц или игра кифары не навеют сна. Зато легок покой поселянина: тому, чьи желания простираются лишь на необходимое, не доставят волнений ни бурное море, ни осенняя непогода: 
 

Зачем на зависть  людям высокие  

Покои мне и двери  роскошные?  

Зачем менять мне  дол сабинский  

На истомляющее  богатство? 
 

Для Горации, как  для приверженца эпикурейского  учения, вечно обновляющаяся, прекрасная в своей загадочности и бесконечном  разнообразии природа всегда служит неисчерпаемым источником мудрости, душевного равновесия и покоя. Все  преходяще: зима сменяется весной, знойное  лето—дождливой и холодной осенью. Приход весны наполняет радостью сердце поэта, и он находит звучные, чистые и ясные тона в своей  поэтической палитре, рисуя чарующие своей живой прелестью картины: 
 

С гор сбежали  снега, зеленеют луга муравою,  

Листьями кроется  лес: 

В новом наряде земля, и рекам снова просторно  

Воды струить в  берегах; 

Грация с сестрами вновь среди нимф начинает, нагая,  

Легкий водить хоровод...  
 

Впрочем, последовательным эпикурейцем Гораций никогда  не был и не раз, по-видимому, пересматривал  свои взгляды. Об этом, в частности, свидетельствует ода, особенно привлекавшая к себе исследователей: 
 

Богов поклонник  редкий и ветреный,  

Учений ложных долгий приверженец,  

От заблуждений  вспять направить 

Ныне я утлый  свой челн стараюсь...  
 

Как говорят исследователи, Гораций остается верным эпикурейскому  учению, но возвращается к нему через  отклонения, чуждые теоретикам доктрины... В послании к Меценату прозвучит  характерное признание: 
 

Спросить, пожалуй, кто  мной руководит и школы какой  я?  

Я никому не давал  присяги на верность ученью:  

То я, отдавшись  делам, служу гражданскому благу  —  

Доблести истинный страж, ее непреклонный приспешник; 

То незаметно опять  к наставленьям скачусь Аристиппа  —  

Вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь...  
 

Конечно, опытному взгляду  легко заметить, что молодой Гораций  в "Сатирах" ближе держится эпикурейских положений, а пожилой Гораций  в "Посланиях" - стоических. Стоики учили, что высшее благо - добродетель, а цель человеческой жизни - достичь "бесстрастия", то есть защитить ясность  своей души от всех смущающих ее страстей - внутренних помех добродетели.  

Гораций подобно  тому, как он некогда перебежал  на сторону императора Августа, жалея  свои республиканские заветы, так  и здесь, переметнулся к стоикам, не забывая учения Эпикура. Частное  и общественное, эпикурейское и стоическое начала уживаются иногда даже в одном  стихотворении Горация. 

В самом деле, и  у стоиков и у эпикурейцев  он подмечает и берег только то, что ему ближе всего: культ  душевного покоя, равновесия, независимости. В этом выводе обе школы сходятся, и полому Гораций свободно черпает  свои рассуждения и доводы из арсеналов  обеих. Если же эти школы в чем-то расходятся, Горацию до этого дела нет. А на упреки в эклектизме, он ответит словами послания 1, 1: 
 

Я никому не давал  присяги на верность ученью... 
 

Религия и неразрывно связанная с ней мифология  составляют в искусстве Горация  зачастую лишь элемент поэтической  формы. Прекрасная, проникнутая глубоким чувством единства с природой молитва  Фавну (Ода III, 18), покровителю стад и  поклоннику пугливых нимф, прославляет  сельский праздник. Козленок, закланный  для пира, полные чаши вина, благовонный  дым курений, поднимающийся с  древнего алтаря,— все это детали дорогой сердцу поэта мирной сельской жизни, и Фавн является лишь ее символом. Пел Гораций и вино, и любовь. Гораций говорит о себе: "Я  пою о пирах и прелестницах". Поэт не принадлежал к числу людей  с аскетическим складом характера, его неудержимо притягивали радости  земной жизни. Поэтому Гораций не забывает отдать должное Вакху, дарующему  забвение от печалей. Когда Квинктилий Вар приобрел виллу вблизи дома Горация  в Тибуре, поэт, имеющий уже опыт в сельском хозяйстве, советует ему  посадить виноградник и заняться виноделием: