Введение

      Александр Сергеевич Пушкин задумал написать 13 трагедий. Были закончены 4: "Скупой рыцарь", "Каменный гость", Пир во время чумы", "Моцарт и Сальери". Слово "маленькие" указывает на сокращенный объем - 3 сцены. Действие трагедии начинается в самый напряженный момент, доводится до кульминации и ставит героев перед лицом смерти, поэтому трагедия заканчивается гибелью одного из них. Показывается самоутверждение героя вопреки всем нравственным устоям. Характеры не развиваются, а подвергаются испытанию. Виссарион Григорьевич Белинский написал следующее: ««Моцарт и Сальери» - вопрос о сущности и взаимных отношениях таланта и гения». Оба образа в трагедии - вымышленные, но условно совпадают со своими прототипами - австрийский музыкант Моцарт и итальянский музыкант Сальери. В «Моцарте и Сальери» Моцарт играет служебную роль – так изобразил его Пушкин. Моцарт – только искра, от которой загорается пламя, освещающее для нас. Читателей, душу Сальери. Таков излюбленный прием Пушкина: взять персонажа, вполне состоявшегося, «готового», и осветить его «извне», как частицу бытия, и сразу накопленное в нем вспыхнет пожаром. Тогда мы с изумлением видим, какая страсть назрела в душе этого человека и насколько она сильна. 
Моцарт в сущности противоположен Сальери. Моцарт и Сальери принадлежат к людям искусства, но они противоположны во мнениях о бытии. Сальери расходится с Моцартом в том, что он ждет от своих трудов, от занятий музыкой "презренной пользы" - славы, наград. Он сделал свое ремесло подножием искусству, а искусство - славе. Переживая гармонию в музыке, Сальери потерял дар слышать гармонию в жизни. Он любил одиночество, он отстранил себя от жизни ("я мало жизнь люблю"), поэтому в нем зреет демон. Он приносит себя в жертву искусству и объявляет себя жрецом-стражником искусства. Сальери не может смириться ни с гением Моцарта, ни с тем, что этот гений достался, по его мнению, человеку недостойному. Поэтому Сальери берет на себя право восстановить справедливость, "исправить ошибку небес". Если Сальери олицетворяет собой человеческое самоутверждение, то Моцарт является как бы олицетворением небесных сил. Именно так он и представлен в трагедии. Пушкин по себе знал, как много серьезного в душе гения, как много скорбного в его жизни, как много труда в его творчестве. Но все это в Моцарте скрыто от нас, он обращен к Сальери и к нам своей небесной стороной: беспечный в жизни, бессознательно, шутя создающий гениальное в искусстве. Он творит не потому, что силится творить, как Сальери, но потому, что он «с волей небесною дружен». У Пушкина Моцарт бессознательно знает свою близкую смерть, и в Сальери – своего убийцу, о чем он сознательно не смеет мыслить. Его душа открыта звукам небесным. 
Из всех людей, которых мог встретить Сальери, Моцарт максимально приближен к Богу, и поэтому его явление – наиболее резкий вызов существу Сальери. При встрече с таким явлением Сальери попадает в ситуацию, в которой обязан раскрыться полностью, до дна. Пушкин внес множество штрихов в эту оппозицию. Коренное различие между ними в том, что Сальери чувствует себя «служителем искусства», а Моцарт «сыном гармонии». Для Сальери искусство – суровый властелин, награждающий за труд, а сам Сальери – вернейший раб своего повелителя: 
Быть может, посетит меня восторг И творческая ночь и вдохновенье. 
Трагедия Сальери в том, что он отделил не только музыку от жизни, но и композитора от человека. Убивая Моцарта-человека, он и убивает гения и превращается в человека-убйцу. Моцарт, в отличие от Сальери, наделен гениальностью, так как умеет радоваться жизни, не деля себя на человека и композитора. 
    Пушкин сам был Моцартом в искусстве, он знал легкую и изящную радость творчества. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Герои и проблематика трагедии А. С. Пушкина «Моцарт  и Сальери»

     «Маленькие трагедии» посвящены изображению души человека, захваченной всепоглощающей и разрушительной страстью скупостью («Скупой рыцарь»), завистью («Моцарт и Сальери»), чувственностью («Каменный гость»). Герои Пушкина Барон, Сальери, Дон Жуан незаурядные, мыслящие, сильные натуры. Именно потому внутренний конфликт каждого из них окрашен подлинным трагизмом.  Страсть, сжигающая душу Сальери («Моцарт и Сальери»), зависть. Сальери «глубоко, мучительно» завидует своему гениальному, но беспечному и смешливому другу Моцарту. Завистник с отвращением и душевной болью открывает в себе это чувство, прежде ему несвойственное:  
    Кто скажет, чтоб Сальери гордый был 

Когда-нибудь завистником презренным, 

Змеей, людьми растоптанною, вживе 

Песок и пыль грызущею бессильно? 

     Природа этой зависти не вполне понятна самому герою. Ведь это не зависть бездарности к таланту, неудачника к баловню судьбы. «Сальери великий композитор, преданный искусству, увенчанный славой. Его отношение к творчеству самоотреченное служение. Однако в преклонении Сальери перед музыкой есть что-то страшное, пугающее. В его воспоминаниях о юношеской поре, о годах ученичества мерцают почему-то образы смерти: Звуки умертвив, 

Музыку  я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию. 

      Эти образы возникают не случайно. Сальери утратил способность легко и радостно воспринимать жизнь, утратил саму любовь к жизни, поэтому служение искусству видится ему в мрачных, суровых красках. Творчество, считает Сальери, — удел избранных и право па него надо заслужить. Лишь подвиг самоотречения открывает доступ в круг посвященных творцов. Всякий, кто понимает служение искусству иначе, посягает на святыню. В беспечной веселости гениального Моцарта Сальери видит, прежде всего, глумление над тем, что священно. Моцарт, с точки зрения Сальери, «бог», который «недостоин сам себя». Душу завистника сжигает и другая страсть гордыня. Он глубоко чувствует обиду и ощущает себя суровым и справедливым судьей, исполнителем высшей воли: «...я избрал, чтоб его остановить...». Великие творения Моцарта, рассуждает Сальери, в конечном счете, губительны для искусства. Они будят в «чадах праха» лишь «бескрылое желанье»; созданные без усилий, они отрицают необходимость подвижнического труда. Но искусство выше человека, и потому жизнь Моцарта должна быть принесена в жертву «не то мы все погибли».  
    Жизнь Моцарта (человека вообще) ставится в зависимость от «пользы», которую он приносит прогрессу искусства:  
    Что пользы, если Моцарт будет жив 

И новой высоты еще достигнет? 

Подымет ли он тем искусство? 

     Так самая благородная и гуманистическая идея искусства используется для обоснования убийства.  В Моцарте автор подчеркивает его человечность, жизнерадостность, открытость миру. Моцарт рад «нежданной шуткой угостить» своего друга и сам искренне хохочет, когда слепой скрипач «угощает» Сальери своим жалким «искусством». Из уст Моцарта естественно звучит упоминание об игре на полу с ребенком. Его реплики легки и непосредственны, даже когда Сальери (почти не шутя!) называет Моцарта «богом»: «Ба право? может быть... Но божество мое проголодалось».  
    Перед нами именно человеческий, а не жреческий образ. За столом в «Золотом Льве» сидит жизнелюбивый и ребячливый человек, а рядом с ним тот, кто говорит о себе: «...мало жизнь люблю». Гениальный композитор играет свой «Реквием» для друга, не подозревая, что друг станет его палачом. Дружеская пирушка становится пиром смерти.  
    Тень рокового пира мелькает уже в первом разговоре Моцарта с Сальери: «Я весел... Вдруг: виденье гробовое...». Предсказано появление вестника смерти. Но острота ситуации состоит в том, что друг и есть вестник смерти, «виденье гробовое». Слепое поклонение идее превратило Сальери в «черного человека», в Командора, в камень. Пушкинский Моцарт наделен даром интуиции, и потому его томит смутное предчувствие беды. Он упоминает о «черном человеке», заказавшем «Реквием», и неожиданно ощущает его присутствие за столом, а когда с уст Сальери срывается имя Бомарше, тотчас вспоминает о слухах, пятнавших имя французского поэта:  
    Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил? 

В этот момент Моцарт и Сальери как бы меняются местами. В последние минуты своей жизни Моцарт на миг становится судьей своего убийцы, произнося снова, звучащие для Сальери приговором:  
    ...гений и злодейство 

Две вещи несовместные. 

      Фактическая победа достается Сальери (он жив, Моцарт отравлен). Но, убив Моцарта, Сальери не смог устранить источник своей нравственной пытки зависть. Глубинный се смысл открывается Сальери в момент прощания с Моцартом. Тот гений, ибо наделен даром внутренней гармонии, даром человечности, и потому ему доступен «пир жизни» беспечная радость бытия, способность ценить мгновение. Сальери этим дарам жестоко обделен, поэтому его искусство обречено па забвение.

Реквием Моцарта

    Давно уже поутихли споры и дискуссии о жизни и деятельности величайшего немецкого композитора Вольфганга Амадея Моцарта. Каждая эпоха внесла нечто свое в понимание моцартовского наследия. И тем не менее, даже спустя 210 лет после скоропостижной кончины музыкального гения интерес к Вольфгангу Моцарту не ослабевает. Жизнь и творчество «бога музыки» по-прежнему остается в центре внимания его исследователей, музыкантов и почитателей. По-прежнему во многих театрах, концертных залах, лекториях звучит музыка великого мастера, читают лекции о жизни и творчестве величайшего композитора всех времен. И это объясняется не только тем, что его музыка до сих пор является вечно живой. Необычное внимание к биографии Моцарта связано также и с тем, что для исследователей и по сей день глубокой тайной остаются некоторые события, относящиеся к последним месяцам его жизни... Тогда в 1791 году, ему шел всего тридцать шестой год. Какой удивительной музыки и как фантастически много он успел написать за столь малое время. Им создано более шестисот музыкальных произведений, среди которых двадцать опер, полсотни симфоний, десятки концертов, сонат, месс...

     В пять лет Вольфганг сочинил свой первый менуэт, в восемь он был уже европейски знаменитым чудо ребенком, а в двенадцать лет познал первую горечь людской недоброжелательности, закрывшей путь на сцену первой его опере.

     С этого момента Моцарта постоянно преследуют вопиющий контраст между взлетами его великого духа и жестокой реальностью, мстящей гению за его возвышение над обыденностью. Благоговейные слова Гайдна, обращенные к его отцу Леопольду Моцарту: «Говорю вам перед богом, как честный человек, ваш сын величайший композитор, кого я знаю лично и по имени; у него есть вкус, а сверх того, величайшие познания в композиции...» — сопровождали его по жизни с одной стороны, и многолетние скитания музыкального гения по городам и весям в тщетных поисках устойчивой, соответствующей его творческим склонностям, службы, — с другой. Феноменальный успех «Свадьбы Фигаро» и «Дон Жуана», например, — и роковая неспособность извлечь из этого успеха, материальную выгоду. В этом, пожалуй состоит вся суть жизни музыкального гения.

     До сих пор исследователи биографии В. А. Моцарта в недоумении: как могло случиться, что он, Моцарт, буквально озолотивший своей «Волшебной флейтой» либреттиста и театрального антрепренера Шиканедера, сам в это время умирал полунищим? Как могло произойти, что его похоронили по третьему разряду, прямо во рву вместе с десятком бродяг и нищих, не предоставив даже пусть и скромной, но отдельной могилы? И совсем уже загадочно: как могло случиться, что никто (даже жена) не проводила его в последний путь до кладбища, так, что и место погребения его до сих пор остается неизвестным?

     Много загадок таит судьба Моцарта. Загадочна даже сама его смерть, которую до сих пор многие считают насильственной.

      Широко известно, что ни одно из музыкальных произведений Моцарта не вызвало столь бурных дискуссий и мнений, как его последнее сочинение — так называемый «Реквием». Все сочинения В. А. Моцарта долгое время заслонялись спорами и спекуляциями вокруг данного музыкального произведения. Вся история возникновения этой поминальной мессы, заказанной ему в июле 1791 года при довольно загадочных обстоятельствах таинственным посланцем в сером, писавшейся великим композитором в предчувствии смерти и так и оставшейся не завершенной, уже сама по себе обнаруживает не только необычные, но и не поддающиеся проверке подробности, запечатлевшиеся в сознании Моцарта и его современников. Даже если бы нам удалось собрать все публикации и документы об этом последнем произведении музыкального гения и попытаться соединить воедино противоречивые данные о возникновении «Реквиема», то и в этом случае нам вряд ли удалось бы пролить свет на загадку происхождения этого ритуального сочинения. Нам пришлось бы с яркой отчетливостью проследить весь ход этого увлекательнейшего из литературных процессов, увидеть, как сквозь всю эту историю красной нитью тянется мистика, ложь и страх перед разоблачением, и как на благодатной почве слухов и замалчивания, обмана и неведения, возникают совсем странные и нелогичные ситуации, и то замешательство, усиливаемое журналистами, которое до самых последних времен держит просвещенный мир в неведении относительно того, существовал ли на самом деле заказчик «Реквиема» или же он является одной из величайших мистификаций в истории музыкальной культуры?

     Хотя вряд ли логику дальнейших событий, происходивших в последние месяцы жизни В. А. Моцарта можно объяснить только заказом этой поминальной мессы, с чем якобы и приходил таинственный незнакомец.

     Дело состоит в том, что и сам Моцарт, и его современники, и более поздние исследователи его биографии глубоко убеждены в том, что музыкальный гений умер не естественной смертью. Многие факты из его жизни говорят о насильственной его кончине. Выводы, сделанные многими исследователями, убеждают нас в том, что Моцарт был отравлен. Об этом свидетельствуют и медицинские заключения, полученные в результате анализа симптомов его последней болезни.

Хорошо известно, что и сам Моцарт был убежден в том, что его отравили, и впервые сказал об этом своей жене Констанце за несколько месяцев до своей смерти.