Михаил Афанасьевич Булгаков

     Хорошо известно, что накануне падения в бездну многие из уничтоженных были Сталиным приближены и обласканы. Не верится, что Булгаков не допускал такой возможности для себя. В том, что он «поделил» между Мастером и Берлиозом конфликтующие стороны своего «я», можно увидеть попытку предсказать конец того или иного пути, между которыми он выбирал. Воланд, оказав помощь одному из героев, другому принёс смерть, сперва обезглавив под колёсами трамвая, а затем, на балу, отправив в небытие. То, что Берлиоз наделён именно этой фамилией, так же неслучайно, как его инициалы. Некоторые произведения Гектора Берлиоза можно воспринимать как музыкальный контекст булгаковского романа.

     Такова «Фантастическая симфония», где звучат фаустовские мотивы, но особенно это относится к драматической легенде «Осуждение Фауста», в которой композитор дал собственную интерпретацию классического сюжета. Уже одно это сближает Берлиоза (Гектора, но косвенно – и его однофамильца) с Булгаковым, у которого фаустовские мотивы прослеживаются на протяжении всего творческого пути. Важно, что у Г. Берлиоза, в отличие от Гёте, небесные силы не спасают Фауста и он остаётся добычей Мефистофеля. Гектор Берлиоз не надеялся на высшее заступничество, хотя и в силу иных причин, чем Михаил Берлиоз и Михаил Булгаков. Отметим также менее известное произведение – ораторию «Детство Христа», художественную версию, во многом не совпадающую с евангельской. Ещё одно сближение с Мастером (и с Булгаковым), давшим в сожжённом романе неканонический образ Иисуса. Связывает Михаила Берлиоза с Мастером и Иван Бездомный, в начале романа – ученик Берлиоза, в конце же – Мастера. В первых главах Иван выступает как сниженный двойник Берлиоза, вульгаризирующий и неосознанно пародирующий атеистические взгляды наставника. Похожую роль он играет и рядом с Мастером: его антихристианская поэма – плод воинствующего невежества; но, даже и, глумясь, Иван «от противного» утверждает реальность Иисуса: Он «в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж». Именно это и вызывает возражения Берлиоза, которому опровергнуть реальность Христа важнее, чем очернить Его, зато сближает Ивана с Мастером, у которого неевангельский образ Иешуа тоже выглядит правдоподобным. Итак, Берлиоз – один из тех, кто чужд Мастеру. Но враждебен ли? Среди травивших Мастера он ни разу не упомянут. Ни Мастер, ни Маргарита вражды к нему не испытывают. Наблюдая за похоронами Берлиоза, Маргарита с ненавистью высматривает в идущей за гробом толпе критиков, травивших Мастера, но покойнику мстить, не намерена. Сам же Мастер комментирует рассказ Ивана о гибели Берлиоза так: «Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича». Наконец, на балу у Воланда, с содроганием взглянув на отрезанную голову Берлиоза, Маргарита «увидела живые, полные мысли и страдания глаза». (Деталь, невозможная в описании «грибоедовской» публики). Можно бы добавить, что Мастера с Берлиозом роднит одиночество, однако одиноки они по-разному. Рядом с Мастером – Маргарита, рядом с Берлиозом любящих его нет. Разве что Иван искренне сочувствует погибшему, чего не скажешь о посетителях писательского ресторана «Да, погиб, погиб: Но мы-то ведь живы!». Киевскому дяде от племянника нужна только квартира.  

     Рационализм, исповедуемый Берлиозом, обернулся для него отсутствием любви и мудрости. Груз информации не помог ему понять, кто сидит рядом под личиной консультанта-иностранца. Сухая эрудированность подменила Берлиозу глубокое постижение жизни в её многообразии. Символично, что трамвай отрезает именно наполненную информацией голову. Если Мастеру женщина несёт жизнь, то Берлиозу – смерть. Вряд ли случайно, что Берлиоз принял её от «русской женщины, комсомолки», а вовсе не от предполагаемых интервентов. И дело не только в том, что она представительница того самого нового мира, где Берлиоз занял прочное, казалось бы, положение и откуда не ждал удара. Ведь вторым невольным орудием его гибели также стала женщина – разлившая масло Аннушка. Женское начало символизирует здесь отвергнутую и мстящую за себя жизнь. Живое, хотя и мимолётное, сочувствие Берлиоз встречает тоже у двух женщин: Маргариты и жены киевского дяди. В романе по-особому решён фаустовский вопрос о допустимости сделки с силами зла в надежде переиграть их. У Гёте Мефистофель сумел переиграть Фауста, но того спасло заступничество свыше. У Гектора Берлиоза Фауст, побеждённый Мефистофелем, ценой своей вечной гибели спасает Маргариту. На сделку с тёмными силами идут и булгаковские герои: Берлиоз – в атеистическом варианте, отвернувшись от Христа как реальной Личности и заняв благополучное место в безбожном обществе, Мастер и Маргарита – прямо обратившись к сатане за помощью. Вопрос о возможности переиграть князя тьмы в романе даже и не ставится. Воланд на протяжении всего повествования, начиная с эпиграфа из Гёте, «вечно хочет зла и вечно совершает благо», поэтому его действия принимаются героями как благодеяния, за которые расплачиваться не придётся.

     В паре Мастер – Маргарита, как и в паре Адам – Ева, первой в контакт с сатаной вступает женщина, но это не снимает ответственности с мужчины: Мастер готов ко встрече с Воландом и желает её. Слушая рассказ Бездомного, он произносит: «Но до чего мне досадно, что встретились с ним вы, а не я!» Однако и Берлиоз бессознательно тянется к Воланду. При встрече на Патриарших Ивану иностранец показался отвратительным, «а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а: заинтересовал, что ли». Но даже при готовности Маргариты выполнять волю сил тьмы её любящее сердце им не принадлежит, она идёт на это ради спасения Мастера. Берлиоза же спасать некому. В романе есть ещё одна женщина, ставшая орудием смерти. Это Низа, заманившая Иуду к убийцам. Поскольку весь роман пронизан явными и прикровенными параллелями, Берлиоза придётся рассматривать в одном ряду с Иудой. Вряд ли Берлиоз погубил кого-то (по крайней мере, в романе об этом не говорится), но духовному началу в себе он изменил. И Мастер, и Берлиоз отвергли саму возможность помощи свыше. Хотя Мастер, в отличие от Берлиоза, не атеист, у него нет надежды на небесное заступничество: его Иешуа не похож на Христа – Спасителя мира. Берлиоз погибает, безусловно, Мастера же, как кажется, ждёт благополучный конец. Покой, обещанный ему, выглядит привлекательным после всего, что он перенёс. Однако характер этого покоя неясен. Описывает его Воланд, а Маргарита говорит о том, на что надеется, но о чём не может знать достоверно. Именно этого не хватало самому Булгакову, только слишком уж похож такой покой на апатию безнадёжно больного, он не имеет ничего общего с наполненным светом и радостью покоем Седьмого дня. Но ни счастья на земле, ни ухода в свет Мастер «не заслужил». Вспомним: на балу отрезанной голове Берлиоза Воланд обещает небытие, ибо «каждому будет дано по его вере». Сходным образом и Мастер не обретает света – согласно своей вере, лишённой надежды на спасение. Щедрые подарки Воланда зрителям «Варьете» оказались иллюзией: на то он и отец лжи. Только отчаянным положением Мастера и Маргариты можно объяснить уверенность, что уж их-то Воланд не обманет. Но был ли в этом уверен сам Булгаков? Что означает странное отравление Мастера и Маргариты вином, присланным Воландом, а затем их воскрешение? Не исключено, что сам автор сомневался, органична ли «благополучная» концовка романа. Так или иначе, Мастер и Маргарита покидают Москву со свитой Воланда, а затем отправляются в «покой» – именно после отравления.

Нам не уйти и от вопроса, в какой мере образ Воланда отражает впечатление, произведённое на Булгакова Сталиным. Коснёмся только одного обстоятельства: Воланд Мастеру, а Сталин – Булгакову оказали «благодеяния», среди которых – наказание травивших обоих мастеров недоброжелателей. Вот только можно ли эти действия считать добрыми? В романе ясно выражены надежды автора на то, что носители зла могут делать добро, потому-то Воланд со свитой и вызывают читательские симпатии. Это дало право многим не считать их нечистой силой, а рассматривать исключительно как художественный приём. О. Александр Мень исходил из того, что реальные силы зла неизмеримо чудовищнее персонажей романа. С этим можно бы было согласиться, если бы действия последних ограничивались карнавальными ролями и были обусловлены чисто повествовательными задачами. Однако художник не мог не чувствовать: за литературными образами стоит мистическая реальность. Для Булгакова Воланд и его свита – действительно сатана и его приспешники, имена их не случайны, и в конце романа маски спадают. Если образ Иешуа нельзя назвать образом Иисуса Христа, то образ Воланда – это всё-таки образ князя тьмы. Летящая по ночному небу свита выглядит не по-карнавальному. Что особенно важно, новый облик Воланда в этой сцене не показан, сказано только, что он «летел в своём настоящем обличье». Зло перестаёт притворяться. Интуиция художника оказалась глубже его «дневного» сознания. В романтической традиции силы тьмы обычно привлекательны, и Булгаков следует не библейской, а именно этой традиции. Пианистка М. Юдина писала Пастернаку о его переводе «Фауста»: «я не могу долго читать о воплощённой нечистой силе, которая так умно, остроумно и порою гениально разглагольствует» Гёте, не устоявший перед эстетизацией Мефистофеля, не забывал, что это образ воплощённого зла. Приведём слова блаженного Х. Эскрива, написанные в те же 30-е годы, что и роман Булгакова: «в дьяволе нет ничего привлекательного. Он сам прекрасно об этом знает и поэтому: любит прятаться за привлекательными масками благородства или даже духовности. Вот это и вводит людей в заблуждение». Наказание злодеев по воле Воланда неверно считать торжеством добра, как нельзя считать победой справедливости реальное уничтожение их прототипов. Если зло губит тех, кто ему служил, то и в этом проявляется его сущность, гибельная для всех, кто вступает с ним в какие-то отношения. Когда Воланд показал Маргарите на магическом глобусе истребительную работу одного из демонов своей свиты, она ужаснулась самой возможности оказаться «на той стороне, против которой этот Абадонна». Воланд её «успокоил»: Абадонна «равно сочувствует обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон бывают всегда одинаковы». Где зло творит расправу, там торжествует не справедливость, а всё то же зло. Булгакова прямая расправа обошла, но кто знает, на сколько лет сократилась его жизнь из-за волнений, страхов, отчаяния? Испытав гонения, как Мастер, посмертно, как Берлиоз, он удостоился почётных похорон на Новодевичьем кладбище. Именно там прототип Воланда, любивший «Дни Турбиных» и «покровительствовавший» автору, предоставил ему покой, предполагавший скорое забвение. Но забвения не произошло. Несгоревшие рукописи пробились к свету, и образ Булгакова, сросшийся с образом Мастера, прочно вошёл в сознание читателей. Вошёл вместе с десятками выразительно обрисованных персонажей, среди которых не самая яркая, но необходимая для полноты понимания булгаковского мира фигура Берлиоза – неузнанной тени автора.  

Вывод 

 Я думаю,  что все-таки не зря выбрала  именно эту тему, так как это  действительно очень важно знать,  знать судьбы писателей и поэтов, которых мы читаем, изучаем на  уроках.

     Сейчас, в наше время они являются достоянием нашей страны, ее гордостью. В честь некоторых из них открыты музеи. Это все сейчас. А раньше их произведения были запрещены, люди их не читали, а если и читали, то в тайне. А ведь их произведения действительно затрагивают душу.

     Я думаю, нет, я уверена, нет таких людей, которые прочитав «Мастера и Маргариту» не полюбили бы их, или прочитав стихи Пастернака, не полюбили бы природу… Я считаю, что эти люди достойны были лучшего.

     Моя работа - это всего лишь  капля в море. В мире, в каждой  стране было немало поэтов  и писателей в свое время  непризнанных своими «собратьями»  или современниками.  

     Например, в Башкортостане ими  являлись Хадия Давлетшина, Даут Юлтый. Хадия Давлетшина правдиво показывает исторические судьбы своего народа. Она беспощадно разоблачает национальную замкнутость и ограниченность, безжалостно срывает маски с людей, только прикрывающихся националистическим покрывалом, а на деле вступающими в союз с людьми любой национальности лишь бы сохранить свое богатство. Искренний патриот, преданный народу Хадия Давлетшина была репрессирована, муж её был расстрелян как враг народа После пяти лет лагерей Хадии Давлетшиной было разрешено жить в городе Бирске (но покидать его она не имела права) и запрещено заниматься литературной и педагогической деятельностью. Даут Юлтый в 1925-26 годах учился в Институте красной профессуры в Москве. До 1929 года работал редактором Центриздата. В 30-е годы редактировал журнал "Октябрь" газету "Эдэби удар" ("Литературный удар"), работал в научно-исследовательском институте национальной культуры, участвовал в организации Союза писателей Башкирии. Репрессирован в 1937, расстрелян 10 июля 1938 года в Уфе.

     Таких писателей и поэтов нужно  уважать, ими нужно гордиться.  Они в свое время пытались, старались открыть глаза остальным  людям, которые понятия не имели,  что творится в их жизни.

     Я думаю, что мы должны помнить  о них. И это самое меньшее,  что мы сейчас можем для  них сделать.