Литература «поток сознания» (истоки, отличительные особенности, крупнейшие представители

Министерство науки и образования Российской Федерации

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ

ТОМСКИЙ ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

РЕФЕРАТ

На тему: «Литература «поток сознания» (истоки, отличительные особенности, крупнейшие представители»

Томск 2012
Введение

Поток сознания (англ. Stream of consciousness) — приём в литературе XX века преимущественно модернистского направления, непосредственно воспроизводящий душевную жизнь, переживания, ассоциации, претендующий на непосредственное воспроизведение ментальной жизни сознания посредством сцепления всего вышеупомянутого, а также часто нелинейности, оборванности синтаксиса. [3, 14]

Термин «поток сознания» достаточно неоднозначен. С одной стороны, выделяется целое литературное направление с таким названием, в рамках которого объединяются писатели, в чьих произведениях в основе построения текста лежит не изображение внешних событий в их хронологической последовательности, а сознание героя, развертывающееся в линейном времени; оно (сознание) расширяется за счет ассоциативного вовлечения прошлого и культурных аллюзий. Большинство исследователей и авторов учебных пособий более - менее единогласно относят к этому направлению творчество Джеймса Джойса, Марселя Пруста, Дэвида Герберта Лоуренса, Вирджинии Вулф и других, хотя очевидно, что метод каждого из них значительно отличается друг от друга. Если Джойс в процессе создания своих произведений практически следует за экспериментально-теоретическими описаниями Уильяма Джеймса, то М. Пруст существенно трансформирует эту методологию в своеобразный текст памяти, в котором значительная доля образов восстанавливается благодаря сенсорным впечатлениям, сенсорной памяти (вкус бисквита, размоченного в липовом чае, постепенно восстанавливает атмосферу детства в Комбре, в доме тетушки Леонии).

С другой стороны, «поток сознания» – это технический прием или совокупность технических приемов. Обращение к нему характерно для творчества большинства романистов XX века, исследующих человека в его сложных взаимоотношениях с миром. Творчество этих писателей не может быть всецело соотнесено с модернизмом, как, например, творчество Эрнеста Хэмингуэя или Томаса Манна, демонстрирующих в своих произведениях сложное переплетение традиционных приемов, проверенных временем, и новых техник.

Как техника письма, «поток сознания» актуален и в литературе второй половины XX века. В творчестве Юрия Трифонова, которое в целом рассматривается исследователями в рамках экзистенциального реализма, «поток сознания» становится средством заострения аксиологической проблематики произведений (аксиология (греч. axia – ценность, logos – слово) – философская дисциплина, занимающаяся изучением ценностей как смыслообразующих обоснований человеческого бытия, задающих направленность и мотивированность человеческой жизни).

Наконец, в творчестве крайних экспериментаторов, задачей которых становится сам новый прием как неожиданный, привлекающий внимание именно своей формой, а не скрытым за ним содержанием, «поток сознания» трансформируется в методику «автоматического письма», который основан лишь на свободной ассоциации, пишущего, ни в чем не соотносимой с развертыванием его тела в окружающей действительности. [11]

Целью данной работы является обзор литературы «потока сознания». Задачами являются отличительные особенности литературы «потока сознания» конца XIX начала XX века, крупнейшие представители литературы «потока сознания», современная литература «потока сознания».

Истоки литературы «потока сознания»

Термин «поток сознания» принадлежит американскому философу-идеалисту Уильяму Джеймсу: сознание — это поток, река, в которой мысли, ощущения, воспоминания, внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга и причудливо, «нелогично» переплетаются («Основания психологии», 1890). «Поток сознания» часто представляет собой предельную степень, крайнюю форму «внутреннего монолога», в нём объективные связи с реальной средой нередко трудно восстановимы. [14]

«Поток сознания» создаёт впечатление, что читатель как бы «подслушивает» свой опыт в сознании персонажей, что даёт ему прямой интимный доступ в их мысли. Включает в себя также представление в письменном тексте того, что не является ни чисто вербальным, ни чисто текстуальным.

Автор же заинтересован в том, чтобы опубликовать воображаемую внутреннюю жизнь его вымышленных героев для ознакомления читателя, обычно невозможное в реальной жизни.

Достигается это в основном двумя путями — повествованием и цитированием, внутренним монологом. При этом часто ощущения, переживания, ассоциации друг друга перебивают и переплетаются, подобно тому, как это происходит в сновидении, чем часто по мысли автора и является на самом деле наша жизнь — после пробуждения от сна мы всё-таки все ещё спим.

Нарративный, повествовательный способ передачи «потока сознания» по большей части состоит из различного типа предложений, включающих «психологическую наррацию», повествовательно описывающую эмоционально-психологическое состояние того или иного действующего лица и свободного косвенного дискурса - косвенных рассуждений как особой манеры представления мыслей и взглядов вымышленного персонажа с его позиций путём комбинирования грамматических и прочих особенностей стиля его прямой речи с особенностями косвенных сообщений автора. Например, не прямо — «Она думала: «Завтра я здесь останусь», и не косвенно — «Она думала, что она останется здесь на следующий день», а сочетанием — «Она бы осталась здесь завтра», что позволяет как бы стоящему вне событий и говорящему от третьего лица автору выразить точку зрения его героя от первого лица, иногда с добавлением иронии, комментария, и т. д. [5]

Внутренний монолог же является прямым цитированием молчаливой устной речи героя, совсем не обязательно взятой в кавычки. Термин «внутренний монолог» часто ошибочно принимается за синоним термина «поток сознания». Однако полное понимание данной литературной формы возможно только при достижении состояния «чтения между строк», то есть «невербального инсайта» в данную поэзию или прозу, что роднит этот жанр с прочими высокоинтеллектуальными формами искусства [14].

«Пото́к созна́ния» - способ повествования, имитирующий работу человеческого сознания и подсознания. В отличие от родственного ему внутреннего монолога, так или иначе организующего и упорядочивающего ход мыслей и переживаний, поток сознания предполагает беспристрастную регистрацию разнородных проявлений психики, облекающихся, однако, в словесную форму. В потоке сознания сливаются мысли и полуосознанные волевые импульсы, воспоминания и сиюминутные впечатления, которые чаще всего передаются вне всякой логической и причинно-следственной связи – по принципу звуковых, зрительных и прочих ассоциаций. [8]

Впервые поток сознания использован Л. Н. Толстым: в романе-эпопее «Война и мир» – в эпизоде, где показано «изнутри» сознание засыпающего Николая Ростова, – и в тех эпизодах «Анны Карениной», где передаётся взвинченное состояние главной героини перед самоубийством: «Всем нам хочется сладкого, вкусного. Нет конфет, то грязного мороженого. И Кити так же: не Вронский, то Левин. И она завидует мне. И ненавидит меня. И все мы ненавидим друг друга. Я Кити, Кити меня. Вот это правда. Тютькин, соiffeur.. Je me fais coiffer par Тютькин... (парикмахер. Я причесываюсь у Тютькина... (фр.) - прим. Л. Толстого - В.Р.) Я это скажу ему, когда он приедет (...)». [14]

Но если у Толстого поток сознания – один из многих приёмов, задействованных для передачи специфических состояний человеческой психики, то в литературе модернизма он становится ведущим принципом изображения реальности, когда словесная стенограмма психических реакций подменяет изображение окружающей действительности и рассказ о событиях: поток сознания и течение жизни сливаются в единое целое, а зафиксированные чувства и впечатления оказываются равнозначными всей жизнедеятельности персонажа.

У истоков стиля «потока сознания» был и Ф. М. Достоевский («Кроткая») Федор Михайлович Достоевский - великий русский писатель, христианский мыслитель и публицист. Н.Бердяев пишет в работе «Миросозерцание Достоевского», что Достоевский открыл новый духовный мир, вернул человеку его духовную глубину.[15]

В рассказе «Кроткая» Достоевский рисует образ отвергнутого обществом и оттого ожесточившегося человека. Достоевский строит свой рассказ в виде внутреннего монолога героя после самоубийства жены. Это помогает раскрыть перед читателем все оттенки психологии героя в его взаимоотношении с Кроткой. Рассказчик часто себе противоречит. Например, так и остаётся непонятным: он женился на «кроткой» из жалости, или для того, чтобы мучить её, мстя всему миру за свою судьбу, как мучил он своих клиентов. Кроме того, мысли рассказчика сумбурны и сбивчивы. Он как бы старается привести их в порядок, что ему удаётся лишь к концу повести, где несчастный добирается до сути дела, ему открывается истина.

Литература «поток сознания» начала ХХ в

В начале ХХ в. первыми и главными представителями стиля потока сознания были, несомненно, Джеймс Джойс и Марсель Пруст.

Замысел Джойса в «Улиссе» — «увидеть все во всем». Один обычный день превращается в эпическое повествование об истории древнейшей из европейских столиц — Дублина, о двух расах, ирландской и иудейской, и одновременно в изображение всей истории человечества, в своего рода энциклопедию человеческого знания и в конспект истории английской литературы. Реалистическую определенность времени и пространства Джойс сохраняет лишь на поверхности повествования. Поскольку основное действие разыгрывается в сознании героев, время и пространство в романе приобретают универсальный характер: все происходит одновременно и все проницает друг друга. Для этого и нужен миф Джойсу — в мифе модернисты находят точку опоры, способ противостоять разорванной, фрагментарной современности. Миф как вместилище универсальных свойств человеческой природы придает целостность роману, и мифологизирование становится характерной приметой литературы модернизма.[6,14]

Когда Джойс писал по поводу «Улисса»: «Я хочу транспонировать миф при свете современности», — он вовсе не имел в виду один конкретный миф об Одиссее. Это структурообразующий миф в романе, но в нем присутствует еще целый ряд античных и христианских мифов, культурных мифов европейской истории. В отдельных эпизодах романа в Блуме начинает проглядывать то Вергилий, то Христос, то Шекспир; в Стивене — Фома Аквинский, Гамлет. Высочайшая степень насыщенности культурными аллюзиями предполагает читателя, свободно ориентирующегося в истории мировой культуры. Теперь понятно, почему «Улисс» называют романом-мифом: Джойс не только использует здесь многочисленные мифы разных стадий культурного развития, но и создает свой собственный миф — миф о Дублине как модели современной европейской столицы, миф о его обитателях как типичных современных европейцах.

Кроме того, «Улисс» — это и роман-шифр. Имеется в виду крайний рационализм романной структуры, жесткая выверенность каждого слова. В 1930 году Джойс принял участие в создании книги С. Гилберта «Улисс Джеймса Джойса. Путеводитель по роману», где раскрыл некоторые из имевшихся им в виду смыслов в перекличках отдельных образов, эпизодов, фрагментов романа, и все-таки далеко не все смыслы романа разгаданы комментаторами, и одним из удовольствий для читателя-интеллектуала при чтении «Улисса» остается его намеренная таинственность, взгляд на него как на некий шифр, как на роман-ребус, не подлежащий окончательной разгадке.[14]

Для большинства читателей имя Джойса навсегда связано с приемом «потока сознания», с первым последовательным использованием принципа внутреннего монолога. Нельзя сказать, чтобы это было открытие Джойса. В реалистической литературе XIX века этот прием уже использовался, например, у Л. Н. Толстого в сцене поездки Анны Карениной накануне самоубийства, да и у некоторых модернистских предшественников Джойса. Но заслуга ирландского писателя в том, что он придал этому приему новый масштаб, сделав его основой повествования в своем романе, и тем самым вскрыл все заложенные во внутреннем монологе возможности и с блеском их использовал. Благодаря «потоку сознания» читатель знает о героях Джойса не просто больше, чем о любых других героях мировой литературы, но знает их интимнее, непосредственней. «Поток сознания» позволяет фиксировать не только осознанные, артикулированные в слове мысли персонажа; Джойс достигает новой ступени психологической достоверности, когда показывает перебивы в работе человеческой мысли, ее ассоциативность, роль внешних впечатлений. Утром, пока сознание его героев еще не загружено копящимися в течение дня впечатлениями, они мыслят достаточно ясно, законченными предложениями, относительно логично. По мере того как разворачивается их день, сознание все больше утомляется, в нем все меньше формальной логики и все больше индивидуальных, причудливых ходов. Стиль Джойса очень прост — простые, не слишком длинные предложения, достаточно простая лексика, но при этом в «потоке сознания» происходит отказ от принципа логического развертывания текста. Причинно-следственные связи в нем могут быть намеренно оборваны либо перепутаны так, что восприятие текста максимально затрудняется. Наиболее полно продемонстрированы возможности «потока сознания» в знаменитом сорокапятистраничном внутреннем монологе Молли в финале романа. Женщина погружается в сон; в ее сознании мелькают обрывки впечатлений и забот прошедшего дня, воспоминания о поре ее девичества, о ее разных любовниках. Это очень откровенные страницы, ставшие главной причиной запрета книги в Англии в 1922 году, но столь же раздражающе действовала на критиков форма внутреннего монолога — в нем нет ни единого знака препинания, это именно поток, но уже не сознания (сознание Молли отключено), а вырвавшегося наружу подсознания. Весьма распространенный упрек Джойсу состоит в том, что при таком укрупненном масштабе изображения выясняется, что любая человеческая жизнь состоит из весьма сходных элементарных кирпичиков — личность атомизируется, и индивидуальные различия стираются. Этот упрек всего лишь констатирует, что Джойсу в «Улиссе» удалось поставить точку в истории реалистического романа: все его тенденции, в том числе к психологизму, доведены в «Улиссе» до логического конца, и после Джойса наступает новая эра в развитии жанра романа.[5,6]