Литература, писательство, писатели в книге В. Розанова "Опавшие листья"

           Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова 
 

       Факультет журналистики 
 

             Кафедра истории русской журналистики и литературы 
 
 
 

   Реферат на тему: 

Литература, писательство, писатели в книге В. Розанова "Опавшие листья".  
 
 
 

студентки 407 группы

вечернего отделения

               Цветковой  А.С. 

преподаватель:

Красовский  В. Е.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Москва, 2010 

Содержание 

Вступление           3

            О писателях           4

            О сущности писателя                                                                                                         6

Писатель-философ  Розанов                                                                                               8

Заключение                                                                                                                        12

Список использованной литературы                                                                               13 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2 
 

Вступление

«Опавшие листья»  Василия Васильевича Розанова–  книга как будто вне времени, актуальная и необычная по сей  день. Сложно определить ее жанр, выделить сюжетные линии. Она, как и изданная в 1912 году «Уединенное», представляет собой что-то среднее между публицистическими заметками «на полях» и дневником. Даже сейчас, когда дневники широко распространены в интернете, единицы решаются выпустить книгу своих мыслей - «узнал», «подумал», «вспомнил». Розанов решился еще задолго до появления интернета и миллионов «Живых Журналов» по всему миру. Он делал это во имя литературы - такая измена (смена литературных школ) должна была «зацепить противолежащие зубчики», если проводить аналогию с описанием Розановым умирающей любви между супругами, которая возможно еще вспыхнет после измены одного из них.

Тема семьи  была вообще очень важной в «Опавших листьях». Шкловский называл «Листья» произведением «интимным до оскорбления». Столько личного, души Розанова в  каждом слове «Опавших листьев». О  «друге» (жене), еврействе, матери,  позитивизме, революции, религии, и, конечно, литературе и литературности. В «Опавших листьях» Розанов даже подготовил план выпуска своих статей. И одна из частей называлась «О писателях и писательстве». Будучи писателем от Бога, эта тема, кажется, больше всего другого интересовала Розанова. В чем предназначение писателя? Почему одни писатели известны, а о других, зачастую лучших по мнению Розанова, забывают? Какой должна быть настоящая литература? В обоих коробах «Опавших листьев» и «Уединенном» Розанов упоминает сто двадцать три писателя. От Гоголя и Толстого до Рцы и Шперка. И не всегда даже понятно, к кому он больше расположен.  
 
 
 
 
 
 
 
 

3

О писателях

Розанов очевидно тяготеет к неизвестным писателям, к Рцы, к Шперку, к Говорухе-Отроку. Говорит, что слава ему нужна в первую очередь для того, чтобы прославить из на страницах своих книг: «Что это, неужели я буду «читаем» (успех «Уед.»). То только, что «со мной» будут читаемы, останутся в памяти и получат какой-то там «успех» (может быть, ненужный) Страхов, Леонтьев, Говоруха бы Отрок (не издан); может быть Фл.¹ и Рцы»². Уважением и любовью этих людей Розанов гордился. Их произведения переживал. Само название «Опавших листьев» перекликается с «Листопадом» Рцы. Розанов задавался вопросом – отчего так незнамениты его друзья? Отчего о 25-летнем юбилее некого Корецкого пишет «Новое время», а о них не пишет. Потому что у Корецкого была поставлена семга на стол. Вот семгой «литературу» и меряют.

Литература, как  пишет Розанов, закончилась с  приходом «вонючего «разночинца»». Он «пришел со своею завистью, пришел со своею грязью.  И грязь, и зависть, и ненависть имели, однако, свою силу, и это окружило его ореолом «мрачного демона отрицания»; но под демоном скрывался просто лакей. Он был не черен, а грязен. И разрушил дворянскую культуру от Державина до Пушкина. Культуру и литературу...»³.

Пушкин, по мнению Розанова, кончил собою «всю великолепную Россию от Петра и до себя». Нет  у Пушкина ни плоского, ни глупого. Повторить «Песнь о купце Калашникове» невозможно. Пушкин (наравне с Лермонтовым) - «закат и вечер целой цивилизации». Натура благородная сама по себе. А для Розанова это имело огромное значение. Благородство, «необыкновенная полнота духа». Если души нет - «не выходит литературы». Произведения Пушкина бегут в крови, «освежают мозг, чистят душу от грехов <...>. Велико, оглушительно, религиозно. Такая же правда».⁴ Пушкин, по словам Розанова, самый закономерный из всех поэтов. У него можно найти ответы почти на все вопросы, даже не противоположные. На чем держится мир и стоит ли ему держаться?

Чуть более  сдержанны высказывания о Толстом. Здесь сразу и не поймешь отношение  Розанова. Вот он пишет: «Чего хотел, тем и захлебнулся. Когда наша простая Русь полюбила его простою  и светлою любовью за «Войну и  мир» - он сказал: «Мало. Хочу быть Буддой и Шопенгауэром». Но вместо «Будды и Шопенгауэра» получилось только

4

42 карточки, где  он снят в ¾, ½ en face, в профиль  и, кажется, «с ног», - сидя, стоя, лежа, в рубахе, в кафтане и  еще в чем-то <...>. Нет, дьявол умеет смеяться над тем, кто ему (славе) продает свою душу»⁵. Или: ««Религия Толстого» не есть ли «туда и сюда» тульского барина, которому хорошо жилось, которого много славили, - и который ни о чем истинно не болел». И далее совсем другой образ: Толстой превосходит боготворимого Розановым Пушкина «в благородстве и серьезности цельного движения жизни; не в «что он сделал», а в «что он хотел». <...>. О «чем грезилось ночью» у Толстого выше, чем у кого-нибудь»⁶. Или: «Если бы стотысячная, пожалуй, даже милионная толпа «читающих» теперь людей в России с таким же вниманием, жаром, страстью прочитала и продумала из страницы в страницу Толстого и Достоевского, - задумалась бы над каждым их рассуждением и каждым художественным штрихом, - как это она сделала с каждою страницею Горького и Л.Андреева, то общество наше выросло бы уже теперь в страшно серьезную величину. <...>. Просто «передумать» только Толстого и Достоевского – значит стать как бы Сократом по уму»⁷. Здесь проявляется отличительная черта Розанова-публициста: писав в одной газете как черный, а в другой как красный, в «Опавших листьях» «да» и «нет» стали существовать одновременно на одном листе. «Черный и красный Розанов создают художественный контраст, как Розанов грязный и божественный»⁸. Это дает писателю возможность быть более объективным, смотреть на вещи с разных сторон. Двоякого не было разве что в комментариях о Пушкине, о Толстом – противоречиво. Розанов уважал его за «Войну и мир» и «Каренину». За то, как он относился «к семье, к трудящемуся человеку, к отцам... Это - впервые и единственно в русской литературе, без подражаний и продолжений» («Уединенное»). Но не любил за склонность «смотреться в зеркало», самолюбоваться.

Не менее  противоречивы высказывания о Гоголе. В «Опавших листьях» можно не только увидеть рассуждения на тему половой загадки Гоголя и его очевидному благоговению перед покойницами, или прочитать про отношение матери Розанова к Гоголю, но и выделить целую статью о творчестве Николая Васильевича. «Гоголь, весь  кроме "Тараса" и вообще малороссийских вещиц, есть пошлость в смысле постижения, в смысле содержания. И- гений по форме, по тому, "как" сказано и рассказано.» Он – чуть ли не последний, по словам Розанова, после Лермонтова и

5

Пушкина писатель. «Дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дна пошли токи мути, болотных пузырьков... Это пришел Гоголь. За Гоголем всё. Тоска. Недоумение. Злоба,

много злобы.». Во втором коробе «Опавших листьев» Гоголь и вовсе предстает великой  фигурой: «Да Гоголь и есть Алекс. Мак. Так же велики и обширны завоевания. И "вновь открытые страны". Даже- "Индия" есть»⁹. Или: «Ни один политик и ни один политический писатель в мире не произвел в "политике" так много, как Гоголь»¹⁰. При этом отношение к Гоголю как к человеку довольно однозначное и описывается всего одной цитатой: «Он был весь именно формальный, чопорный, торжественный, как "архиерей" мертвечины». Загадка, мистификация, дьявольщина. Но гений несомненно. Он завораживает так, что веришь только ему.

Интересно, что  о любимом Розановым Достоевском, чья книга «Дневник писателя» была чуть ли не настольной, в «Опавших листьях» сказано немного и как-то вскользь. Видимо, это связано с тем, что относительно творчества Достоевского Розанова все же больше всего интересовал религиозный аспект. Василий Васильевич достаточно высказался на эту тему еще до опубликования «Опавших листьев».

Не мало говорил  Розанов и о тех писателях, которых не любил или даже не читал. Щедрина, к примеру, которого читать «в круге людей нашего (Розанова – прим.) созерцания считалось бы невежливостью в отношении ума своего»¹¹. Еще раньше в «Уединенном» он говорил, что Щедрин безвкусен, и неужели также безвкусно общество, способное вынести его произведения? О многом, не в пользу Щедрина, говорит и выбор должности - «не пошел в учителя гимназии,  а, как Чичиков или Собакевич, выбрал себе "стул, который не проваливается"- министерство внутренних дел».

Герцен тоже не вызывал у Розанова положительных  эмоций. По словам Розанов, тот был  пустозвон, а в современном понимании  просто графоман. Главный его недостаток наверное даже не том, что он слишком много написал, да так, что «девушка не заплачет» ни над чем, и даже не в том, что ни политики, ни истории в его сочинениях не было, а в том, что «душа его была совершенно без музыки».   

О сущности писателя

Личные характеристики имели, как уже говорилось выше, большое  значение для Розанова. Он не мог  слепо уважать талант, если сам  писатель не соответствовал

6

определенным  критериям, которыми Розанов «наделил»  настоящего писателя.  Музыка в душе и невозможность не писать. Писателем нужно родиться, а не стать.  

Самоупоение и «счастье в душе» как у  Скалозуба не могут быть присущи  писателю по мнению Розанова. То есть могут, но это не то по Розанову. «Настоящего литератора закрыла от нас действительно хлестаковская мантия столичного фельетониста или самоупоенного передовика, он же приват-доцент местного университета»¹². Писательство не только высший дар, но и наказание. Брошенные семьи, рабство (в рабах у читателя), даже проклятие. Настоящий писатель должен страдать, чтобы творить. Должен чувствовать. И отступить от своего пути писатель не может. Он должен нести литературу «как гроб, как печаль, как отвращение»¹³. В первую очередь писатель должен развиваться, должна идти интенсивная жизнь души, иначе получиться только «пописывать» чтобы тебя «почитывали», как в большинстве случаев, по Розанову, и получается. «Оловянная литература» для «оловянных людей», сокрушается он.

Розанов считал, что «настоящих» писателей от ложных можно отличить, изучая их письма, сколько души они вкладывали в них. Письма обычных людей зачастую содержат больше души, правды, «себя», чем письма различных писарей, который как бы сколачивают их по определенным канонам. Чтобы было красиво, даже монументально. А если отыскать обычную переписку частных людей и опубликовать ее, будет и того интереснее книг многих, кто мнит себя литератороми. «Читая иногда письма прислуги, - отмечал он, - я бывал поражен красками народного мировоззрения и быта. И думал: «Да, это – литература, прекраснейшая литература»¹⁴. Сам Розанов не просто так включил в «Опавшие листья» довольно большой блок писем от своего товарища по гимназии Константина Кудрявцева, пожертвовав стройностью своего произведения. Талантливый молодой человек был исключен из гимназии, потерял в это же время отца и поступал со службы на службу, чтобы поддержать мать и 7 своих братьев и сестер. Какое отчаяние слышится в этих письмах! Неординарный человек вынужден сортировать письма, в то время как ему нужно учиться, чтобы творить великие дела в будущем. Включал Розанов и письма читателей, правда, в ограниченном объеме, и не спрашивая разрешения. Одна женщина, поклонница его таланта, даже написала письмо анонимно, ссылаясь на склонность Розанова «печатать даже интимные письма», в которых автор прямо говорит, что они для личного

7

пользования. Василий Васильевич называл эти  письма также «опавшими листьями», и эти листочки вселяли в него жизнь, входили в его душу. Но далеко не все письма