Лермонтов и Пушкин два образа русской литературы

Лермонтов и Пушкин

Известно, что путь Лермонтова к Пушкину не был прямолинеен. Начав в 1829—1830 годах с подражания романтическим поэмам и вольнолюбивой лирике Пушкина, Лермонтов в середине 1830 года обратился к Байрону, к поэтическим опытам русских поэтов-любомудров, увлекающихся философией, в первую очередь Шеллингом.

Казалось бы, историко-литературная преемственность Лермонтова с Пушкиным установлена еще Белинским и не заслуживает дальнейшего рассмотрения, тем более что имеются сотни статей, посвященных отдельным сторонам этой проблемы.

В соответствии с задачами, стоящими перед ним, Белинский заострил внимание на различиях Пушкина и Лермонтова, тем самым выступая против истолкования Лермонтова как подражателя Пушкина и других поэтов. Критик также стремился новый период русской литературы не связывать с именем Пушкина.

Эти тенденции были в дальнейшем абсолютизированы во многих историко-литературных работах. Различия были преувеличены: Пушкин — реалист, гармоническая натура, объективный поэт, его любовные стихи проникнуты гуманностью; Лермонтов — романтик, субъективист, поэт мысли, болезненная натура, порою чрезмерно жестокий и злой в любовной лирике.

106

Что касается статей о близости Лермонтова и Пушкина, то почти все они затрагивают отдельные проблемы, единство тем и сюжетов, литературную полемику, фразеологические заимствования, особенности художественной формы. Поэтому близость Лермонтова и Пушкина нужно показать более крупным планом.

Известно, что Лермонтов и Пушкин не были знакомы. Лермонтов, который, по словам Белинского, благоговел перед именем Пушкина, очевидно, избегал встреч с ним. Зато многие люди пушкинского окружения (об этом частично сказано в предыдущем этюде) стали близкими знакомыми Лермонтова. Он познакомился с лицейским товарищем Пушкина С. А. Соболевским, В. А. Жуковским, В. А. Соллогубом, декабристом М. Ф. Орловым, с братом поэта Львом Сергеевичем Пушкиным, подружился с Руфином Дороховым (прототипом Долохова в романе «Война и мир» Л. Толстого). С 1838 года Лермонтов стал частым посетителем салонов Карамзиных и А. О. Смирновой, с которыми Пушкин находился в самых дружеских отношениях. К зиме 1841 года относится взаимное сближение Лермонтова с Е. П. Ростопчиной, которую он знал уже в годы юности. Пушкин в 1836—1837 годах часто бывал у нее на обедах со своими друзьями.

Многое открывается, когда переходишь на творческий уровень связей, Лермонтов знакомится с изданиями Пушкина 1830-х годов. В 1832 году напечатаны пушкинские «Бесы», в 1833 году — «Домик в Коломне» и целиком «Евгений Онегин», в 1834 году — «Пиковая дама» и «История Пугачева» (под заглавием «История пугачевского бунта»), в 1835 году — вступление к «Медному всаднику», в 1836-м — «Капитанская дочка». С этого года начал выходить издаваемый Пушкиным журнал «Современник», где в первом томе опубликованы «Путешествие в Арзрум» Пушкина, повесть «Коляска» Гоголя и его статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году».

Произведения и литературно-критические статьи Гоголя помогли формированию лермонтовского таланта. Гораздо раньше, чем мы думали ранее, Лермонтов познакомился с Н. В. Гоголем. В 1977 году М. Гаско опубликовал портрет Гоголя, выполненный юным Лермонтовым в 1830 году (хранится в Государственном историческом музее). В 1835 году вышел сборник

107

Гоголя «Арабески», включающий петербургские повести и статью «Несколько слов о Пушкине». Эта статья была событием для русских читателей. Со свойственным только гению ви́дением Гоголь открыл много тайн пушкинского творчества, впервые сказал о нем как о величайшем русском национальном поэте. Статья Гоголя появилась в годы, когда значительная часть литературных критиков отвернулась от Пушкина или освещала его творчество односторонне.

На Лермонтова, преодолевающего романтический стиль, отвлеченность, а порою и многословность, статья должна была произвести большое впечатление: «Здесь нет этого каскада красноречия, — писал Гоголь, — увлекающего только многословием, в котором каждая фраза потому сильна, что соединяется с другими и оглушает падением всей массы, но если отделить ее, она становится слабою и бессильною. Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия; никакого наружного блеска, все просто, все прилично, все исполнено внутреннего блеска, который раскрывается не вдруг; все лаконизм, каким всегда бывает чистая поэзия. Слов немного, но они так точны, что обозначают все. В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт».

Статья была не только лучшей характеристикой Пушкина, но и программой реалистической поэзии. «В самое яблочко» попадало замечание Гоголя о двух типах произведений в зависимости от предмета изображения: «Никто не станет спорить, что дикий горец в своем воинственном костюме, вольный, как воля, сам себе судия и господин, гораздо ярче какого-нибудь заседателя... он более поражает, сильнее возбуждает в нас участие, нежели судья в истертом фраке, запачканном табаком, который невинным образом, посредством справок и выправок пустил по миру множество всякого рода крепостных и свободных душ. Но тот и другой, они оба — явления, принадлежащие к нашему миру: они оба должны иметь право на наше внимание...»

Можно подумать, что эти строки написаны специально для Лермонтова, который изобразил в своих кавказских поэмах («Измаил-Бей», «Аул Бастунджи», «Хаджи Абрек») «диких горцев в своих воинственных костюмах» (1832—1834).

Вскоре Лермонтов обратился к образу простого солдата.

108

«Бородино» (1837) — литературный дебют Лермонтова в журнале «Современник» (1837. Т. 6), первое стихотворение, опубликованное самим Лермонтовым с его подписью. Затем была напечатана «Песня про купца Калашникова» (в примыкающим к «Современнику» «Литературным прибавлениям к „Русскому инвалиду“» (1838. 30 апр.), поэма «Казначейша» (Современник. 1838. № 3), рисующая провинциальную чиновничью среду. В поэме «Сашка», начатой в 1835—1836 годах, изображены неприглядные картины помещичьего быта. Это не помешало Лермонтову на новой основе в 1837—1839 годах вернуться к кавказским поэмам — «Демону», «Мцыри», «Беглецу».

Лермонтов как бы воплотил в своем творчестве сформированную Гоголем в статье о Пушкине возможность совершенно разных объектов изображения, а главное — реалистический принцип: «... Чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина».

Однако Лермонтов сумел также из необыкновенного и эффектного извлекать истины, близкие всем людям.

В другой статье из «Арабесок» — «Последний день Помпеи» — Гоголь видит величие в многообразии и обширности гения, в том, что «все предметы, от великих до малых, для него драгоценны».

Заметим, что сюжет «Тамбовской казначейши» навеян повестью Гоголя «Коляска», где описывается провинциальный город и офицерская среда. Обратимся к началу повести Гоголя: «Городок Б. очень повеселел, когда начал в нем стоять кавалерийский полк. А до того времени было в нем страх скучно». Помимо сходства экспозиции, имеется ряд других совпадений. Некоторые события развертываются у Гоголя на званом обеде у бригадного генерала. Сравните у Лермонтова: «А уж бригадный генерал, конечно, даст блестящий бал». На этом бале «в одном углу штаб-ротмистр, подложивши себе под бок подушку, с трубкою в зубах, рассказывал довольно свободно и плавно любовные свои приключения...». Об одном из таких приключений и поведал Лермонтов.

Пушкин высоко ценил и литературно-критические статьи Белинского. По просьбе Пушкина его друг

109

П. В. Нащокин вел переговоры с критиками о его переходе в пушкинский журнал «Современник».

В статье «О русской повести и повестях Гоголя» (1835) Белинский намечал путь к реализму писателей, у которых преобладало личностное начало, особая роль мысли. Белинский писал, что субъективное не должно противостоять объективности, реальности, а слиться с ними. Тем самым обозначался путь, на который в зрелом творчестве вступил Лермонтов. Он расширил свою художественную сферу, пришел к всеобъемлещему охвату действительности через восприятие личности.

Литературные позиции Лермонтова сблизились с пушкинскими, не потеряв своих особенностей, своего характера мировосприятия. Бо́льшая сосредоточенность на внутреннем мире личности, новый шаг в понимании человека во всей его цельности — в его связи с историей, обществом, природой и вселенной — лишь укрепляли связь Лермонтова с поэзией Пушкина, развивали многие проблемы, поставленные его предшественниками.

Вслед за Пушкиным Лермонтов — поэт полноты жизни, со всеми ее радостями и страданиями. Можно возразить, что поэзия Лермонтова печальна и драматична. Но разве не были трагичны многие произведения Пушкина 1830-х годов?

Пушкин и Лермонтов близки в своем отношении к искусству.

Художественная форма, литературный язык поэзии Пушкина оставались образцами для Лермонтова. Оба писателя постоянно возвращаются к осмыслению назначения поэта, сущности искусства. Программные стихотворения Лермонтова о поэзии перекликаются с произведениями Пушкина. Оба поэта писали о сложности позиции поэта (Пушкин: «Куда ж нам плыть?», Лермонтов: «О чем писать?»). О различиях, порою полемике Лермонтова с Пушкиным говорится в этюде «Мечты поэзии, создания искусства».

Очень близки Лермонтов и Пушкин в понимании патриотизма, народности и национальности искусства.

Особо подчеркнем одну особенность: обращается прежде всего внимание на духовную жизнь народа, на его свободу и благополучие, а не на внешние стороны. Оба поэта чужды какой-либо идеализации народа. Вместе с тем они обращаются к традициям русского

110

народного творчества: пушкинские сказки, «Песня о купце Калашникове» и «Казачья колыбельная» Лермонтова.

Одна из частых тем Лермонтова и Пушкина — разрыв между народом и гением, порою несправедливое отношение «толпы» к великим людям: «Полководец» Пушкина, «Великий муж, здесь нет награды» и «Последнее новоселье» Лермонтова.

К Пушкину восходит лермонтовское осуждение светского общества и одновременно тяготение к нему, ускорившее их гибель: «Зачем от мирных нег и дружбы простодушной вступил он в этот свет завистливый и душный...» Само название драмы «Маскерад» (Лермонтов произносил его на французский лад) символично передает суть этого общества.

При всем различии характеров Лермонтова и Пушкина их объединяла верность самим себе, личное мужество.

Пушкин:

Сохраню  ль  к  судьбе  презренье?
Понесу  ль  навстречу  ей
Непреклонность  и  терпенье
Гордой  юности  моей?

Лермонтов (обращаясь к кинжалу):

Да,  я  не  изменюсь  и  буду  тверд  душой,
Как  ты,  как  ты,  мой  друг  железный.

Человеческое достоинство, честь значили для них больше, чем жизнь.

Отношение Пушкина к любви, его гуманность, выраженные, например, в стихотворении «Я вас любил: любовь еще, быть может...», обычно противопоставляют любовной лирике Лермонтова. Юношеские стихи Лермонтова, обращенные к Е. А. Сушковой и особенно к Н. Ф. Ивановой написаны в годы, когда Лермонтов увлекался поэзией Байрона, и имеют мало общего с Пушкиным. Поэтика романтизма ставила в центр образ поэта, его переживания, страдания и размышления. В зрелой любовной лирике Лермонтов следует за Пушкиным и совершает новый шаг — он стремится запечатлеть образ женщины, ее душевное состояние, внутренний мир. Вершина в этом отношении — образ Нины в поэме «Сказка для детей» Лермонтова.

111

Поэты — единомышленники в главном: любовь величайшая жизненная ценность. Они создали шедевры любовной лирики в русской и мировой поэзии.

Поскольку любовь так много значит, за нее можно заплатить жизнью. Этот пушкинский мотив «Каменного гостя», монолога Клеопатры в «Египетских ночах» своеобразно повторен Лермонтовым в балладе «Тамара» (грузинском варианте Клеопатры).

Близки оба поэта и в другом аспекте этой темы: смерть не властна над любовью: «Заклинание», «Для берегов отчизны дальной» Пушкина; «Любовь мертвеца», заключительная строка стихотворения «Графине Е. П. Ростопчиной»: «...и ласки вечные твои».

Лермонтовское «отрицание» любви: это не отрицание, а скорее проявление лермонтовского максимализма, мечты о настоящей (вечной) любви. Образцом высокой любовной лирики остаются монологи Демона, обращенные к Тамаре. Здесь несомненен лирический подтекст. Это подтверждает посвящение кавказской редакции поэмы Варваре Александровне Лопухиной, к ней Лермонтов испытывал серьезное чувство до конца жизни. С Лопухиной связано и его последнее стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю», варьирующее сюжетный мотив Пушкина (стихотворение «Дориде»).

Тема судьбы, рока постоянно присутствует в творчестве Пушкина и Лермонтова; она во многом сходно осмыслена. Признавая власть судьбы над человеком, оба поэта не были фаталистами. Сделан парадоксальный вывод: неизбежное течение обстоятельств не должно мешать активным действиям героев, их вмешательству в ход жизни, умению вести борьбу. Пожалуй, самые «лермонтовские» строки Пушкина:

Есть  упоение  в  бою
И  бездны  мрачной  на  краю.

«Герой нашего времени» заканчивается «Фаталистом» — единственной новеллой, где Печорин оказывается подлинным героем: он обезоруживает убийцу, спасая от гибели других людей. Печорин записал в своем дневнике, что «вздумал испытать судьбу», и заметил: «...я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».

112

Всем очевидна зависимость «Героя нашего времени» от «Евгения Онегина».

Животрепещущий вопрос о реализации своей жизни, самоосуществлении поставлен Лермонтовым еще резче, чем в «Евгении Онегине»: состояние общества определяется степенью раскрытия возможностей человека.

Начало романа — путешествие по военно-грузинской дороге — напоминает «Путешествие в Арзрум» хотя бы потому, что очерк Пушкина открыл новые стилистические (повествовательные) перспективы для русской литературы, которые развил Лермонтов (наблюдение Б. М. Эйхенбаума).

Лермонтов-прозаик в «Герое нашего времени» продолжил роль Пушкина — основателя русской литературы.