Классицизм и барокко

     Пускай  интрига с самого начала

     Завяжется  и разовьется в пьесе,

     От  акта к акту двигаясь к развязке,

     Развязку  же не нужно допускать

     До  наступления последней сцены.

     Ведь  публика, конец предвидя пьесы,

     Бежит  к дверям и обращает спину

     К  тому, чего так долго ожидала:

     Что  знаешь наперед, волнует мало.

     Пустой  пусть редко остается сцена.

И чуть ниже конкретизирует свою мысль, расписывая, как говорится, всё по нотам:

     Акт  первый предназначен для завязки,

     Второй  же для различных осложнений,

     Чтоб  до средины третьего никто

     Из  зрителей финала не предвидел.

     Поддерживать  полезно любопытство

     Намеками  на то, что быть финал

     Совсем  иным, чем ожидали, может.

Как видно, де Вега очень заботился о том, чтобы  привлечь зрителя, чтобы ему не было скучно. Для каждого монолога Де Вега предлагал использовать определённый жанр, обогащая их различными выразительными приёмами:           

     Надежду  лучше выразит сонет,

     Повествованье  требует романсов,

     Особенно  ж идут ему октавы;

     Уместны  для высоких тем терцины,

     Для  нежных и любовных -- родондильи.

     Способствует  немало украшенью

     Введенье  риторических фигур:

     Анадиплосы или повторенья

     И  точные созвучия начал,--

     Того, что называем анафорой.

     Полезны  восклицанья, обращенья

     И  возгласы иронии, сомненья.

     С  успехом можно применять обман

     Посредством  правды -- мастерской прием,

     Что  у Мигеля Санчеса во всех

      Комедиях так ярко выступает.

Чтобы привлечь внимание зрителей, заинтриговать их, де Вега советует как можно больше использовать иносказаний. Согласитесь, в этом тоже проявляется концепция барокко – стремление ко всему необычному.

     Двусмысленность  и мрак иносказанья

     Всегда  бывают по сердцу толпе;

     Ей  кажется, что лишь она одна

     Проникла  в мысли скрытые актера.

Также де Вега советует авторам темы, которые наверняка вызовут интерес у зрителей:

     Тем  превосходней нет, чем темы чести;

     Они  волнуют всех без исключенья.

     За  ними темы доблести идут,--

     Ведь  доблестью любуются повсюду.

И многие авторы следовали этому совету (вспомним пьесы Кальдерона, например).

Итак, сделаем  выводы. Литература барокко стремились передать в художественных образах противоречивость и дисгармонию человеческой жизни и потому добивались не определенного результата, а сложности. Литература барокко не боится подчеркивать возможность различных истолкований образов. Стиль барокко любит метафору, построенную на сближении несхожих предметов, сближении неожиданном и парадоксальном. Наблюдается некоторое сходство со средневековым художественным видением: мир как бы делится надвое, на трагическое и комическое, возвышенное и низменное, телесное и духовное. Литература барокко передает чувство непостоянства жизни, воспринимаемой как иллюзия, как сон. Человек постоянно подвергает все сомнению, пребывает ли он в состоянии сна или бодрствует, наблюдает ли он действительное или кажущееся явление, видит лицо или маску. Метафоры барокко — мир-иллюзия, мир-сон — сочетаются с рядом других, столь же важных: мир-театр, мир-книга. Окружающая действительность предстает здесь как огромная энциклопедия символов и эмблем; в явлениях и предметах отыскивается скрытый аллегорический смысл и несет в себе поучение, назидание, но барочная литература поучает не прямо, а через эмоциональное воздействие — волнение, удивление. Отсюда любовь писателей барокко к необычным образам, к оригинальности.

Классицизм XVII в., как, впрочем, и барокко, стремился  противопоставить общему ощущению зыбкости и хаоса бытия упорядоченность  искусства. В нормах и правилах эстетического  творчества классицисты видели средство преодоления противоречий действительности. Провозглашался принцип правдоподобия, но этот принцип понимался не как  безыскусно правдивое изображение  жизни, а как воссоздание прекрасной природы, «построенной по законам математики» (Галилей). При этом классицизм был  ориентирован на своеобразное соревнование с античностью: искусство классической древности воспринималось как пример точного соблюдения незыблемых законов искусства. В противовес стремлению к усложнению образа и стиля, свойственному барокко, классицизм хочет достичь простоты и ясности. Сложные явления действительности как бы раскладываются на более простые; трагическое и комическое, высокое и низкое не сталкиваются в едином противоречивом образе, как в барокко, а разводятся по разным жанрам. «Высокими» жанрами считались трагедия, ода, эпопея, «низкими» — комедия, басня, сатира. Высокие жанры обычно обращались к античным мифологическим сюжетам, рисовали возвышенно-героические ситуации, в которых действовали благородные герои. Комические жанры отражали современность, их персонажи были более демократичны. Но и те и другие ставили перед собой задачу «поучать, развлекая», следуя завету античного поэта Горация. Те и другие подчинялись определенным правилам, особенно строгим для драматических жанров: требовали соблюдения единства места, единства времени, единства действия. Классицизм большое внимание уделял теории искусства, на протяжении столетия было создано довольно много трактатов по поэтике классицизма.

В самих  определениях барокко и классицизма уже существует выразительный контраст: если барокко --. слово неясного происхождения, имеющее несколько значений и употребляющееся в нескольких языках, кстати использовалось долгое время в смысле «безвкусный, странный, причудливый», то классицизм — слово, пришедшее из латыни и означающее «образцовый». Долгое время критики так и воспринимали барочную и классицистическую литературу: первую — как литературу «неправильную», «дурного вкуса», вторую — как «правильную», «совершенную». Но современные эстетические вкусы гораздо более терпимы и разнообразны. Читатели научились ценить и барочную причудливость, странность и ясность, стройность классицизма. Тем более что и в том и в другом случае мы сталкиваемся с эстетической реакцией на кризис оптимистических ренессансных представлений о человеке и мире.