Гендерная проблематика в языкознании

Судьба  гипотезы Б. Уорфа оказалась довольно необычной. Лингвистика ни при жизни Б. Уорфа, ни сейчас не могла и не может её доказать или же опровергнуть. Для проблем, затронутых еще В. Гумбольдтом в XVIII и развитых Э. Сепиром²³ и Б. Уорфом в XX веке, нет ни инструментального, ни понятийного аппарата для всесторонней верификации.²⁴ Гипотезу лингвистической относительности пытались проверять экспериментально, но четких результатов такие опыты не дали ни в ту, ни в другую сторону.²⁵ Однако, в последнее время (и немало этому способствовала феминистская лингвистика) проблематика, связанная с гипотезой лингвистической относительности, стала намного популярнее, нежели раньше. И во многом это произошло благодаря тому, что возрождение интереса связано не с развитием каких-либо методов или экспериментальной базы, а с появлением сходных или же опирающихся на нее философских концепций.

Одной из таких концепций явилась философия  постмодернизма, влияние которой  испытала на себе и феминистская критика  языка. Таким образом, теоретической  основой для феминистской лингвистики  стали одновременно как лингвистический  релятивизм, так и его философское «продолжение» в виде постмодернизма, утверждающего языковую концепцию окружающей нас реальности. Постмодернистская концепция утверждает, что реальность на самом деле — это своеобразный «лингвистический трюк» нашего сознания: то, что индивид воспринимает как реальность, на самом деле социально и лингвистически сконструировано. Постмодернизм был одним из первых направлений научного познания 20 века, которое открыто призналось, что текст не отображает существующую реальность, а творит новую, и эти реальности не зависят друг от друга,²⁶ а отношение человека к действительности опосредуется дискурсивной практикой.²⁷Отсюда логично вытекает один из базовых постулатов феминистской критики языка о господстве патриархатного общества и навязывании через тексты и дискурсивные практики патриархатной системы ценностей, о том, что система ценностей и взгляд на мир производится с позиции «европейских белых мужчин», или, иначе говоря, что «все сознание современного человека пропитано идеями и ценностями мужской идеологии с ее приоритетом мужского начала, логики, рациональности и объектностью женщины»²⁸ в этой картине мира. «Подобно тому, как эскимосу нужно много слов, чтобы описать различные виды снега, так и сексистскому обществу нужен широкий словарный запас, чтобы всеми правдами и неправдами очернить образ женщины».²⁹

Ещё одним  философским течением, значительно  повлиявшим на концептуальную базу феминисткой  лингвистики, стал постструктурализм. Целью постструктурализма является «осмысление всего «неструктурного в структуре», выявление парадоксов, возникающих при попытке познания человека и окружающего его мира с помощью языковых структур, преодоление редукционизма, построение новых практик чтения³⁰». В постструктурализме происходит критика метафизики с её логоцентриз-мом — за всеми культурными продуктами и мыслительными схемами стоит язык власти и власть языка. Логоцентризму противостоит идея различия и множественности. В связи с этим мы бы хотели упомянуть две идеи постструктурализма, нашедшие наиболее яркое отражение в феминистской лингвистике. Первая затрагивает значимость контекста в определении роли речевых актов и текстов, вторая подчеркивает особенности структуры взаимосвязей языка с сознанием и мышлением человека.³¹Что касается критической лингвистики, то её основная цель — анализ как неявных, так и прозрачных структурных отношений доминирования, дискриминации, власти и контроля, выраженных в языке — буквально совпадает с проблематикой собственно феминистской лингвистики. Многие ученые, работающие в данном русле, разделяют мнение Ю. Хабермаса относительно того, что «язык есть средство доминирования и социальной силы. Он служит для законодательного закрепления отношений организованной власти. Насколько законодательно закрепленные (легитимные) отношения власти не выражены, настолько язык идеологизирован».³²Отсюда можно сделать вывод, что феминистская критика языка по своим взглядам теоретически ближе к концептуальным рамкам критической лингвистики, нежели к гендерным исследованиям. Исследовательский интерес критической лингвистики — разоблачение неравенства и несправедливости — в рамках феминистской критики языка артикулирует проблему пола, то есть «языкового» неравенства женщин и мужчин. Объектом изучения как в критической лингвистике, так и в феминисткой лингвистике является языковое поведение в естественных речевых ситуациях, имеющих социальную значимость (общественные институты, средства массовой информации и т. п.). Исследователи, занимающиеся проблемами феминистской критики языка, не могут быть «незаангажированными», они вынуждены становиться на ту или иную позицию. «В эмпирических исследованиях субъекты изучения не могут более рассматриваться в качестве объектов. Исследования «затрагивают» исследуемых и должны в конечном счете помочь им, насколько это возможно».³³ Практически все работы, выполняемые в данном русле, нацелены на общественно-политическую практику.

4. Основные течения  в феминистской  лингвистике

В настоящий момент можно выделить два основных направления в феминистской критике языка. Первое исследует дискриминацию образа женщины в языковой картине мира или «асимметрии в системе языка, направленных против женщин». Представители его полагают, что язык фиксирует мужское видение мира, «навязывая» мужские ценности и оценки. Из этого следует вывод, что практически все языки, функционирующие в нашем патриархатном обществе, являются «мужскими». И образ женщины, отражаемый в языке, снабжен негативными коннотациями³⁴ и характеристиками. К этому же направлению относятся и работы, анализирующие «механизмы включённости» в грамматический мужской род: идентификация в языке идет по мужскому роду, если говорится о представителях двух полов.³⁵

И одним  из центральных объектов исследований первого направления стал лексикон языка, т. к. именно в нем особенно четко отражены негативные дефиниции в отношении женщин. Исследования, проведенные в этом направлении, выявили следующее: согласование на синтаксическом уровне происходит по форме грамматического рода соответствующей части речи, а не по реальному референту пола, понятия «человек» и «мужчина» отождествляются, а в ряде европейских языков эти два понятия являются просто взаимозаменяемыми,³⁶ женские формы обычно являются производными от мужских, а не наоборот (Lehrer — Lehrererin (учитель-учительница (нем.)), Student — Studentin (студент — студентка (нем.)), лексические средства, описывающие женщин и их качества, имеют преимущественно негативные коннотации.

Во многих европейских языках (да и не только в них) образу женщины приписываются почти исключительно отрицательные качества. Особенно ярко это проявляется во фразеологии, где женщинам атрибутируется в основном объективность или же им противопоставляются мужчины как носители положительных начал и качеств.³⁷ Применение же мужского обозначения к референту-женщине значительно повышает её реноме в глазах окружающих, обратная же ситуация способствует значительному унижению референта мужского пола, а в некоторых случаях, если, например взять для сравнения ряд славянских культур, выражает и негативное отношение к гомосексуальной ориентации референта. Анализ О.В. Колосовой, проведенный на материале работ английских и американских исследований, привел автора к выводу, что «концептуальное пространство положительных оценочных признаков у референтов мужского рода значительно больше, чем концептуальное пространство атрибутивных признаков у референтов женского рода. По этой причине в тех случаях, когда необходимо отрицательно охарактеризовать референта с мужскими признаками, часто прибегают к переносу оценочных признаков, стереотипно приписываемых женщине. Если оценочные признаки, стереотипно закрепленные за референтом-женщиной, переносятся на референта-мужчину, то чаще всего наблюдается снижение негативных эмоциональных оценок».³⁸

Другим  примером использования слов с так  называемой «сексистской направленностью» могут послужить некоторые фразеологизмы, заимствованные нами из английского языка: «Men are the stronger sex, Men should be bosses and women should work for them, A woman's place is in the home, It's a man's world». В переводе с английского языка данные фразеологизмы примерно означают следующее: «Мужчины — это сильный пол, Мужчины должны быть хозяевами, а женщинам следует им подчиняться, Место женщины — дома, Этот мужской мир (мир человека)». Результаты лингвостатистического эксперимента, проведенного с данными фразеологизмами, показали, что почти все его участницы оценили их как грубейшие проявления сексизма в языке. Выборка испытуемых состояла примерно из 2000 женщин с различными биосоциальными характеристиками. Диспропорциональная зависимость от понятийной обусловленности рода прослеживается на целом ряде английских слов, производных от man, fellow, brother (человек, парень, брат (пер. с англ.)), у которых есть неполные параллели с прототипическими признаками женского рода. (Интересен и тот факт, что даже в жаргоне лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией существует два слова butch (активная лесбиянка (англ.)) и femme (пассивная лесбиянка (англ.)), зеркально отражающие субординацию родов в гетеросексуальном обществе). Названные выше слова man, fellow, brother выполняютобобщающую функцию, но феминистские критики языка считают, что «использование их в языке непосредственно сопряжено с проведением субординационной границы между людьми в процессе когнитивного отчуждения двух родов».³⁹ По данному вопросу А.П. Нильсен, например, замечает, что достаточно часто слова, содержащие признаки мужского рода, имеют статус престижных. Именно поэтому многие из них послужили основой для образования сложных слов и словосочетаний типа mankind, brotherhood, Irishman, Frenchman, Scotsman, spokesman, bachelor's&master's degrees, fraternity, fellowship (в переводе с английского данные слова означают: человечество, братство, ирландец, шотландец, француз, шотландец, оратор, бакалаврская и магистерская степени, братство, содружество и т.д.).⁴⁰ Существование этих слов долгое время ограничивало когнитивную деятельность женщины, отчуждая её тем самым от сфер политики, спорта, образования и прочее. Например, освещение первого зарубежного визита Мадлен Олбрайт в ранге государственного секретаря США в газете Фаиненшеэл Тайменачиналось с тщательного описания её гардероба. А не менее известный журнал Нъюсвик,представляя впервые Мадлен Олбрайт в новой должности, назвал её разведенной матерью.⁴¹Затем следовало интимное описание подробностей бракоразводного процесса.⁴²

По мнению представителей феминистской лингвистики, язык также фиксирует стремительно устаревающее в современном обществе гендерное распределение ролей, когда мужчина предпринимает  нечто творческое, новаторское, а  удел женщины — это домашний очаг, воспитание детей и сплетни с соседками.

5. Грамматическая категория  рода и проблема  референции

К исследованиям  данного направления относятся  и работы, изучающие понятийную обусловленность  категории рода и в связи с  этим, например, затрагивающие проблему, имеют ли личные существительные мужского рода нейтральное по отношению к полу значение, или все же обязывают думать о мужчине.⁴³ Иногда дело может доходить до абсурда. В полевых записях диссертационного исследования, проделанного О-В. Колосовой на материалах англо-американской прессы, зарегистрирован случай, который произошел с женщиной-высококвалифицированным специалистом по компьютерной технике. Ей удалось получить хорошо оплачиваемую работу в Пентагоне только после удачного редактирования документов из личного дела. Редактирование заключалось в исключении всех слов, имеющих показатели женского рода.⁴⁴ Нам хотелось бы привести также пример того, как в языке идентификация идет по мужскому роду, даже если референт женщина. Эта история у некоторых, кто её слышал, вызывала парадоксальную реакцию. Отец и сын попали в катастрофу, в которой погиб отец. Сын в тяжелейшем состоянии был доставлен в больницу. Когда хирург его увидел, он отказался оперировать ребенка, сказав: «Я не могу ничего делать (имеется в виду оперировать). Это мой сын». Для многих, услышавших эту историю, она казалось сценой из театра абсурда, т. к. то, что хирург мог быть женщиной и матерью мальчика, в голове практически ни у кого из слушателей не укладывалось (пример заимствован из работы Сьюзен Романи⁴⁵). Язык вообще долгое время оставался сферой профессиональной дискриминации женщины. В профессиональной характеристике женщины как специалиста (резюме, трудовой биографии) обычно подчеркивались и подчеркиваются не столько её знания и умения, сколько её физические и эмоциональные качества. Таким образом, в профессиональном мире существует двойной стандарт для референтов женского и мужского полов, акцентирующий психологическую и когнитивную неполноценность женщины. Слова с прототипическими признаками рода имеют чрезвычайно важное значение при создании рекламных текстов в области вакансии рабочих мест. И это было подтверждено данными лингвистического эксперимента, проведенного с 120 студентами одного из американских колледжей. Испытуемым предлагалось определить свой интерес к объявлениям о приеме на работу, опираясь на лексический материал рекламных объявлений. Результат оказался парадоксален: если в объявлении о приеме на работу использовалась традиционная лексика, то лишь 5% женщин и 30% мужчин проявляли интерес к специальности, обычно выполняемой противоположным полом. о в тех случаях, когда использовалась лексика с нейтрализованными признаками пола, 25% женщин и 75% мужчин становились заинтересованными в получении работы противоположного пола. Если же в объявлениях использовалась лексика, где на работы, традиционно выполняемые мужчинами, приглашались женщины и наоборот, процент заинтересованных женщин возрастал до 45%, а мужчин — до 65%. Такое «сужение когнитивного пространства» женщины и отчуждение её от большой профессиональной деятельности не изжило себя и поныне. В исследовании О. Колосовой приводится случай с журналисткой Л. Хелпс, работающей в лондонской газете Истейт Таймз и жалующейся на трудности интервьюирования мужчин, которые при виде журналиста-женщины становятся гораздо менее «словоохотливыми». О дискриминации в профессиональном плане говорила и первая женщина — священник Англиканской церкви А. Бернес-Вильсон. Церковные служители мужчины вначале её карьеры относились с пристрастием к её сану, презрительно обращаясь к ней как «pristess». В английском языке данное слово отсутствует вовсе, существует только слово «priest» (священник). Добавление суффикса «ess», обозначающих лиц женского рода по профессии или статусу в обществе, придаёт значению слова как бы абсолютную абсурдность, исходя из принципа «такого нет, потому что не может быть».⁴⁶