Домострой

Надежда на полную свободу  оказывается иллюзорной. Диалектика общественного развития постоянно  переосмысляла отношение общества и государства, семьи и государства, человека и общества. «Наращение»  политической силы русского государства  происходило за счет ослабления общества – и тогда естественным обеспечением социальной жизни оставалась семья, напрямую связанная с государством. Последовательность степеней «господарства» идет от хозяина дома, главы семьи, и завершается хозяином целой империи.  

На основе поисков  общего словесного корня, возникают  термины, разводящие по сторонам ипостасии семейной, социальной и государственно важной жизни: муж и мужик и мужчина, жена и женка и женщина. Да и сама эта жизнь на изломе средневековья представляет столь же зыбко, неопределенно, в разных своих проявлениях: живот, житие или собственно жизнь – в непонятных сплетениях смысла, как бы еще прорастая из общего корня – рода, семьи, дома.

Так глава 24 гласит: « В домашнем хозяйстве и всюду, всякому человеку, хозяину и хозяйке, или сыну и дочери, или слугам, мужчинам и женщинам, и всякому  мастеровому человеку, старому и  малому, и ученикам любое дело начать и рукодельничать: или аду и  питье готовить, или печь что и  разные припасы делать и всякое рукоделье  и ремесло, и приготовясь, отчистясь от всякой грязи и руки начисто вымыв, прежде всего – святым образом поклониться трижды в землю, а если болен – только до пояса, а кто может – «Достойно есть» произнести, так, благословясь у старшего, и молитву Исусову проговорить, да, перекрестясь, и молвит: «Господи, благослови, Отче!» – с тем и начать всякое дело, тогда ему божья милость поспешествует, ангелы незримо помогают, а бесы исчезнут, и дело такое Богу в честь, а душе на пользу.  

А есть и пить с  благодарностью – будет сладко, что впрок сделано, то мило, делать же с молитвой и с доброй беседой  или в молчании, а если во время  дела какого раздастся слово праздное и непристойное, или с ропотом, или со смехом, или с кощунством грязные и блудливые речи и  песни бесовские да игра, - от такого дела и от такой беседы божья милость  отступит, ангелы отойдут в скорби, и возрадуются бесы, видя, что  волю их исполняют безумные христиане. И приступят тут лукавые, влагая в помысел всякую злобу, вражду и  ненависть, и подвигнуть мысли на блуд и на гнев и на всякое кощунство  и сквернословие, и на всякое прочие зло, - и вот уже дело, еда и  питье, не спорится, и каждое ремесло  и всякое рукоделие не по-божески  свершается, Богу во гневе, ибо не благословенное людям не нужно, не мило, да и не прочно оно, а еда и питье не вкусны и не сладки, только дьяволу да слугам его и угодно, и радостно, А  кто еду и питье и какое  еще рукоделье не чисто исполнит, и в ремесле каком что украдет, подмешает, подменит или соврет и  притом побожится ложно: не настолько  сделано или не в столько стало, а он врет, - так те все дела не угодны Богу, и тогда запишут их беседы, и за это все взыщется с человека в день Страшного суда. И хозяин обманул, и людям навредил, да и впредь никто ему не поверит. А если что сотворил не по правде или приврал и выклянчил, или  выторговал обманом, - благословен подобный доход, не надежен, и милостыня с  него неприятна Богу. От праведных  же трудов и от чистых доходов и  себе надежно, и Богу достойно дать, и такая милостыня Богу приятна. А сам человек Богу угоден и  людьми почтен, всякий ему во всем доверяет: и в этом мире добрыми делами Богу он угодит, и в будущей жизни  во веки царствует».  

Памятник классической литературы – Домосторой – каждое новое поколение читателей воспринимает по-своему. Сегодня мы уже не видим в Домострое однозначное отрицательных характеристик, но – в зависимости от установки – полярно оцениваем положительные его черты.  

Для одних это  – возвращение к принципам  «мещанской морали», которые оказываются  необходимыми в известные моменты: «Не кради, не бей жену, не пей, соседей  не обманывай, не хватайся за оглоблю  при каждом вопросе, не сморкайся  в скатерть, когда тебя в гости  позовут и т. д.». В сущности, весь набор порядочности человеческой и есть мещанская мораль. Она не руководствуется стремлением передать человечество – ну, и что же, разве только то хорошо, что ведет на баррикады? В ней заложены человеческие вечные ценности, и самое главное – здравый смысл.  

Другие воспринимают традиции Домостроя глубже и основательнее. В трудах русских философов представлено объяснение многих особенностей русского мировоззрения – на фоне проблем, затронутых в Домострое. Не говоря уж о славянофилах, даже рьяные западники, как это ни парадоксально, упрекая своих современников во многих пороках и слабостях, по существу, сожалели о тех временах, когда у их соотечественников были «домашний очаг», «привычки и правила», «симпатия и любовь», - а теперь «все протекает, все уходит, не оставляя следа ни вне, ни внутри нас. В своих домах мы как будто на постое, в семье имеем вид чужестранцев…»  

Прежние представления  о чужом и своем оказались  разрушенными. Мир и Дом поменялись местами, и Дом опрокинут в  Мир, обеднив его. Утрачивая Дом, человек становился бездомным изгоем, опустошенным бродягой. «Гулящие люди»  бродят по свету, и Мир предстает  неуютным, связи разорваны, и нет  ни родства, ни природы – Рода, о  котором во всех его ипостасиях так тоскуют писатели 20 века, от Пришвина до Распутина.  

«Прошлое всегда продолжает жить и действовать», - замечает Бердяев, поскольку – «история дана нам не извне, а изнутри» – она  в нас самих. «Пафос злобной ненависти  к прошлой культуре», - продолжает философ, - объясняется незнанием  этой культуры, но знать ее необходимо как историю своего же духа, ведь «человек менял одежды и идеи, но сам изменялся мало», «до сих пор родовая мораль определяет нравственные оценки, до сих пор призрачные чувства владеют людьми. Мораль племени еще сильна». Русская философия этична и продолжает этим традиционный тип русской рефлексии, для которой идеал важнее идеи.  

От века даны твердыни и устои жизни: семья, живым, личным отношением связывающая наше настоящее  с прошлым и будущим; отечество, расширяющее и наполняющее нашу душу содержанием душу содержанием  души народной с ее славными преданиями и упованиями; наконец, церковь, окончательно избавляющая на от всякой тесноты, связывая и личную, и национальную жизнь  с тем, что вечно и безусловно. Итак, о  

чем же думать? Живи жизнью целого, раздвинь во все стороны  границы своего маленького я,  
 
 

1. Чаадаев П.Я.  Статьи и письма. – Москва, 1989 год – с.41.  

«принимай к сердцу»  дело других и дело всех, будь добрым семьянином, ревностным патриотом, преданным  сыном церкви, и ты узнаешь на деле добрый смысл жизни, и не нужно  будет его искать и придумывать  ему определение. В таком взгляде  есть начало правды, но только начало, остановиться на нем невозможно –  дело вовсе не так просто, как  кажется.  

Задание № 3:  

Он знал и ощущал страхи и ужасы существования: чтобы  иметь вообще возможность жить, он вынужден был заслонить себя от них  блестящим порождением грез. Как  ба мог иначе такой болезненно чувственный, такой неистовый в  своих желаниях, такой из ряда вон  склонный к страданию народ вынести  существование, если бы оно не было представлено ему в его богах  озаренным в столь ослепительном  ореоле.  

/ Ф. Ницше /  

В данном высказывании, немецкого философа Фридриха Ницше, речь идет об Античной культуре. В греческой  религии и искусстве он увидел два противоположных и борющихся  между собой начала – апполлоническое и дионисийское.  

Сын Зевса и Латоны Аполлон – бог Света и Солнца, покровитель искусств и непревзойденный игрок на арфе, бог гармонии и меры, бог, возвещающий истину и грядещее. Дионис – сын Зевса и фиванки Семелы – божество буйных сил природы, бог экстаза, опьянения и вина. Аполлона чтили знаменитыми Пифийскими играми, где арфисты и кифареды состязались в музыкальном искусстве (победитель получал венок из лавра – священного дерева Аполлона). В честь Диониса устраивались исступленно-буйные оргии, освобождение человека от обычных запретов. Они получили название «вакханалии», от прозвища Диониса – «Вакх».