Булгаков на Смоленщине

      К «Запискам…» примыкает повесть «Морфий». Он тоже создан на автобиографическом материале смоленского периода, но сильно отличается от «Записок…» по форме и содержанию. Это – рассказ в рассказе.

      В первом рассказе цикла «Полотенце с петухом» описывается реально имевшая место операция по ампутации бедра девушке, попавшей в мялку. Однако, по свидетельству Т. Н. Кисельгоф, она была произведена не в первый день приезда в Никольское (как в рассказе), а в один из последних.

      А вот свои впечатления от нового места  автор описал примерно так же, как и Татьяна Николаевна: « Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского дома, на свою будущую резиденцию -–двухэтажный, очень чистенький дом…»

      Может быть, Булгаков намеренно перенес трагичные события на преддверие Октябрьской революции, несчастье искалеченной девушки в этом случае можно рассматривать как символ той катастрофы для России, которую повлёк за собой этот переворот (хаос 17-го года – чем не «мялка»?). Слова, произнесённые отцом о девушке, воплощающей образ России («действительно редкостная красота», гигантская коса), «только чтоб не померла. Калекой останется – пущай» вполне могут быть отнесены и к судьбе постреволюционной страны и, скорее всего, выражают надежду самого автора на то, что она всё равно выживет, пусть и покалеченная сменой властей.

      Второй по хронологии рассказ цикла называется «Крещение поворотом». В нём описывается оказание молодым врачом помощи при родах с неправильным положением. Указанные события, по воспоминаниям Т. Н. Лаппы (Кисельгоф), произошли в первый день приезда в Никольское: « В ту же ночь, как мы приехали, Михаила к роженице вызвали. Я сказала, что тоже пойду, не останусь одна в доме. Он говорит: «Забирай книги, и пойдём вместе». Только расположились и пошли ночью в больницу. А муж этой женщины увидел Булгакова и говорит: «Смотри, если ты её убьёшь, я тебя зарежу». Вот, думаю, здорово. Первое приветствие. Михаил посадил меня в приёмной, «Акушерство» дал и сказал, где раскрывать. И вот, прибежит, глянет, прочтёт и опять туда. Хорошо, акушерка опытная была. Справились, в общем».

      На Смоленщине М. Булгаков тесно общался с крестьянами, познавал свой народ. И пусть эти отношения не были идиллическими, но писатель искренне верил в то, что именно живой опыт народа может подсказать верный путь развития России. В «Крещении поворотом» герой сначала пытается почерпнуть необходимые сведения из учебника, но лишь услышанные от опытной акушерки слова реально помогают ему. В рассказе операция приходится примерно на конец октября (по старому стилю), то есть на время Октябрьского переворота. Младенец, неправильно лежащий в чреве матери, возможно, символизирует новый государственный строй, который руководители пытаются «произвести на свет», руководствуясь книжными теориями. Но только веками накапливаемый опыт народной жизни может быть по-настоящему полезен, и пользоваться нужно именно им. Булгаков пишет: « Из отрывочных слов, неоконченных фраз, мимоходом брошенных намёков я узнал то самое необходимое, чего не бывает ни в каких книгах». И ребёнок родился вполне здоровым. Значит, то, что нужно для существования жизни, изначально не должно быть оторвано от реальности. Только пренебрегать теорией тоже не следует, автор обращает на это внимание: «Большой опыт можно приобрести в деревне… но только нужно читать…» Наилучший результат получается при совмещении «теории» и «практики».

      Следующий по хронологии описываемых событий рассказ из цикла называется «Стальное горло». В нём описывается реально имевшая место трахеотомия, сделанная больной дифтеритом девочке. Об этой операции мы уже подробно писала ранее, когда рассказывали о том, как Булгаков пристрастился к морфию, так что не будем повторяться. На языковедческом уровне интересен тот момент, когда за недостатком эпитетов для описания внешности героини автор (нерелигиозный человек) просто сравнивает её с ангелом. Ещё писатель словно исподволь, для создания особого эффекта, смешивает теологическую, и медицинскую, и явно сниженную лексику: « Минут пять спустя я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной хирургии». И уже в этом рассказе можно найти намёки на нечистую силу – ту линию, которую так последовательно проводил М. А. Булгаков в своём дальнейшем творчестве. «Через минуту я перебежал двор, где, как бес, летала и шаркала метель…» В такой трудной для неопытного врача ситуации его ещё и «преследуют» дьявольские штучки природы. А в предыдущих рассказах, упоминания нечисти носили выраженный бранный характер, но в «Стальном горле» ей уделено уже больше внимания. В «Стальном горле» Булгаков также выступает как тонкий социальный психолог, подмечая, что в критических ситуациях с наибольшей отчётливостью проявляются суеверные представления народа. «И тут же бабка выросла из-под земли и перекрестилась на дверную ручку, на меня, на потолок». Автор умел понимать свой народ.

 Рассказ «Вьюга», возможно, самый мрачный из всего цикла. В нём М. А. Булгаков не только без энтузиазма описывает тяжелейший труд врача, единственного на всю округу (во время работы Булгакова в Никольском второго врача в больнице не было), когда ему приходилось принимать по 100 человек в день (факт, подтверждённый его первой женой). В рассказе отмечается единственная в «Записках…» неудача молодого доктора, который хоть и поставил, как всегда, верный диагноз, но не сумел спасти жизнь дочери агронома, получившей перелом основания черепа накануне свадьбы. И тут опять встречается намёк на инфернальный образ, сниженный до бытового уровня: «Вертело и крутило белым и косо и криво, вдоль и поперёк, словно чёрт зубным порошком баловался». В финале юный врач жалеет даже самого себя: «Так и буду летать по вьюге. Я один, а больных-то тысячи…» В его положении это, согласитесь, позволительно. Но, сознавая свой долг, он действительно ещё многое переживёт, и переживёт мужественно.

      «Тьма египетская» – это рассказ, в котором много внимание уделяется темноте, безграмотности и непросвещённости народных масс. Действие происходит в день рождения земского доктора, 17 декабря. Вначале врач, фельдшер и акушерки вспоминают самые необычные случаи из своей практики, свидетельствующие о страшнейшей безграмотности крестьян, больше похожие на анекдоты (но тут как у Гоголя – «смех сквозь слёзы»). Одна пациентка за день использовала флакон белладонны, другой больной ставил горчичники поверх тулупа, не говоря уже о тех мучениях, которым повитухи подвергали рожениц. А потом на приём к врачу приехал «интеллигентный» мельник, страдающий лихорадкой, который додумался принять сразу 10 порошков хинина! Неизвестно, имели ли описанные случаи место в действительности, но то, что могли произойти – при таком уровне образованности основной массы населения – это очевидно. Ситуация катастрофическая, но финал рассказа довольно-таки оптимистичен. «Ну, нет… я буду бороться. Я буду… Я…» И сладкий сон после трудной ночи охватил меня. Потянулась пеленою тьма египетская… и в ней будто бы я… не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду… борюсь… В глуши. Но не один. А идёт моя рать: Демьян Лукич, Анна Николаевна, Пелагея Иванна. Все в белых халатах, и все вперёд, вперёд…» То есть Булгаков был готов бороться за правое дело, бороться за благоденствие народа как представитель интеллигенции, принимая приоритет «политики малых дел». Но заканчивается рассказ фразой «сон – хорошая штука». Быть может, на момент публикации писатель просто утратил юношеский пыл и понял, что новая власть способна лишь проводить массовые кампании вроде ликбеза, а реальная борьба с существующими обстоятельствами на тот момент – только фантазии.

      Булгаков был, как и любой художник, очень наблюдателен – его чуткое ухо уловило мелодичность и певучесть смоленского говора: «Она… запела льстиво…», «…пела бабочка сдобным голосом…»

      Во многих изданиях следующим идёт рассказ «Пропавший глаз»(возможно, потому что изначально «Звёздная сыпь», как и «Морфий», не имели прямых указаний на принадлежность к циклу), но, исходя из хронологии описываемых событий, далее охарактеризуем именно рассказ «Звёздная сыпь».

      Это – повествование о больных сифилисом. Начинается рассказ с того, как на приём к главному герою приходит первый в его практике сифилитик. Врач искренне переживает за больного и его семью, но сам крестьянин не осознаёт опасности своего положения. Булгаков пишет: «Здесь сифилис тем и был страшен, что он не был страшен». Лечение заболевший не проходит. После этого человека на приём к земскому доктору попадает ещё несколько больных той же болезнью, но только немногие понимают угрозу и проходят курс лечения. Сам доктор стал ещё и венерологом. Булгаков пишет: «Учи меня, глушь!»И научила – была спасена не одна жизнь.

      Приехав в Смоленскую губернию, Булгаков столкнулся с катастрофическим на фоне общей неграмотности распространением венерических болезней. Ему пришлось переквалифицироваться из педиатра в венеролога, он хлопотал об открытии венерологических пунктов в уезде, о профилактике. В Вязьме работал по этой специальности.

      Действие рассказа «Пропавший глаз» происходит ровно через год после того, как молодой врач начинает служить в земской больнице. Он вспоминает сложные случаи из своей медицинской практики. В начале повествования акцент сделан прежде всего на ошибках главного героя: однажды он, делая поворот при неправильном положении плода, сломал младенчику ручку. Ребёнок родился мёртвым, но в смерти его он тоже винил себя. Один раз неопытный стоматолог выломал пациенту зуб вместе с лункой… Героя ни в коем случае нельзя назвать равнодушным – из-за каждой своей ошибки он страшно переживает. Но ещё он гордится своими успехами: Булгаков перечисляет те операции, которые отмечены в характеристике, выданной Земской управой. И всё же земский врач не смог понять, что странное образование в глазу мальчика – просто очень большой гнойник. Автор делает вывод: «Никогда, даже засыпая, не буду горделиво бормотать о том, что меня ничем не удивишь. Нет. И год прошёл, пройдёт другой год и будет столько же богат сюрпризами, как и первый… Значит, нужно покорно учиться.» выделенный тезис относить и к медицине, и к литературе в жизни Булгакова тогда он был молодым врачом – это была его профессия, которой он полностью отдавался, и, скорее всего, просто делал заметки о своей деятельности как врач, склонный к беллетристике. И «по долгу службы» для него был важен профессиональный  врачебный опыт . Но возможно, последние слова были внесены незадолго до публикации, то есть тогда, когда Булгаков уже стал писателем, то есть тогда, когда он приобретал навыки литератора. Одним словом, учиться нужно всегда и всему – в жизни пригодится.

      К циклу «Записки…» примыкает большой рассказ «Морфий». Он сильно отличается от остальных формой и содержанием. Долгое время не было известно о наркотической зависимости М. Булгакова, но теперь, когда этот факт открылся, возможно считать этот рассказ и весь цикл единым целым, отображением событий биографии автора одного периода. «Морфий» представляет собой рассказ в рассказе, где основная часть – дневник доктора Полякова, земского врача из затерянной в глуши Гореловской больницы (как Булгаков из Никольской), который заболел морфинизмом. Ясно, что Булгаков пишет именно о своём состоянии. Обрамлением этого повествования служит рассказ об университетском товарище Полякова, докторе Бомгарде, читающем его дневник – историю болезни. Сам доктор Бомгард был переведён с Гореловского участка на службу  в уездный город (как и автор – в Вязьму). Мне показался очень интересным тот факт, что  писатель приписывает обоим своим героям автобиографические черты. Но одновременно использует некоторые приёмы ( обрамление) для дистанцированности от главных действующих лиц – и это я могу легко объяснить тем, что в произведении описаны факты, способные скомпрометировать писателя. В начале 20-х гг. Булгаков в своих письмах упоминал черновик «Недуг» и роман по его канве. Может быть, эти произведения и были впоследствии переработаны в «Морфий», но эту гипотезу подтвердить невозможно, т. к. эти черновики, как и черновики «Записок…», были уничтожены писателем.

      Вероятно, что в ранних редакциях рассказов цикла одной из героинь была Т. Н. Лаппа, т. к. она действительно была непосредственным участником многих из описанных событий, но на момент публикации её имя уже исчезло, потому что в 1924 г. они с Булгаковым развелись.

1