Библейские мотивы в произведениях Л.Андреева

Так кто же такой Иуда: предатель или верный ученик? А почему "или"? Может быть, он то и другое одновременно? Это остается загадкой для читателя. Очевидно одно: Андреев дает возможность поразмышлять над тем, что, казалось бы, не может быть подвергнуто переоценке.

"Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается…" - это уже цитата из Евангелия от Марка. Впрочем, подобные слова можно найти и в трех других. Горе… Почему кара должна обязательно прийти извне, может быть, совершающего этот поступок ожидают муки душевные, как это происходит с героем Андреева. Иудин грех - предательство, совершенное ради корысти - на страницах повести Андреева выглядит почти как самопожертвование. Отыскать в каждом, даже в самом дурном или скверном человеке хорошее, светлое – не в этом ли заключается смысл христианства?

Теперь обратим внимание на пространственно-временную организацию рассказа. В своем произведении Андреев описывает время предательства и распятия Иисуса Христа – время сакральное.

В самом начале повести, как только появляется Иуда, время как будто застывает. «Уже десять дней не было ветра, и все тот же оставался, не двигаясь и не меняясь, прозрачный воздух, внимательный и чуткий. И казалось, будто бы сохранил он в своей прозрачной глубине все то, что кричалось и пелось в эти дни людьми, животными, птицами – слезы, плач и веселую песню, молитву и проклятия: и от этих стеклянных и прозрачных голосов был он такой тяжелый, тревожный, густо насыщенный незримой жизнью. И еще раз заходило солнце. Тяжело пламенеющим шаром скатывалось оно книзу, зажигая небо; и все на земле, что было обращено к нему: смуглое лицо Иисуса, стены домов и листья деревьев, все покорно отражало тот далекий и страшно задумчивый свет. Белая стена уже не была белою теперь, и не остался белым красный город на красной горе». Во всем: в тяжелом, тревожном воздухе, в заходящем солнце, похожем на пламенеющий шар, в красном городе на красной горе – предчувствие катастрофы. Красный – цвет крови, страдания и боли, смуглое лицо Иисуса – ему предстоит вынести эти муки. Солнце – это жизнь, жизнь сына человеческого, но «скатывалось оно книзу, зажигая небо». Иисус должен умереть, только ареал мученичества заставит людей поверить в Бога. Таким образом, Андреев подчеркивает: распятие Иисуса неизбежно, как неизбежна миссия, выпавшая на долю Иуды.

Не только день описывает Андреев, но и ночь. И не просто ночь, а полнолуние, таинственное и мистическое, наполненное тишиной и тьмой. «Так как встала полная луна, то многие пошли гулять… В лунном свете каждая белая фигура казалась легкою и неторопливою и не шла, а точно скользила впереди своей черной тени; и вдруг человек пропадал в чем-то черном, и тогда слышался его голос. Когда же люди вновь появлялись под луной, они казались молчащими – как белые стены, как черные тени, как вся прозрачно-мглистая ночь». Ночь – бездна, поглощающая людей и все вокруг. Но все же этот зловещий мрак пронизывает лунный свет. «Луна осветила половину его (Иуды) лица и, как в замерзшем озере, отразилась странно в огромном открытом глазу». Вновь подчеркивается избранность Иуды. Примечательно то, что предательство Иуда совершает тоже ночью – в то время, когда происходит разгул темных сил.

Чтобы понять внутреннее состояние героя, нужно обратить внимание на его поведение, движения, которые тоже совершаются во времени. Таким образом, время становится и средством раскрытия психологического состояния героя. Иуда спас от разоренной толпы Иисуса и его учеников, но вместо благодарности и похвал получил лишь гнев Учителя. Обиженный Иуда «тихонько плелся сзади, как грязный раб, которому не место рядом с господином, и понемногу отставал. Оглянувшись, Иуда сошел с дороги и огромными скачками спустился в глубину каменистого оврага. От быстрого и порывистого бега платье его раздувалось и руки вздымали вверх, как для полета. Вот на обрыве он поскользнулся и быстрым серым комом скатился вниз, обдираясь о камни, вскочил и гневно погрозил горе кулаком… И, внезапно сменив быстроту движений угрюмой и сосредоточенной медлительностью, выбрал место у большого камня и сел неторопливо. И так час и два сидел он, не шевелясь и обманывая птиц, неподвижный и серый, как сам серый камень». Время то мчится быстро, можно сказать рывкообразно, то течет медленно, почти останавливаясь. Таким способом Андреев дает нам возможность понять, что в душе Иуды – внутренняя борьба, жгучая боль и обида, перетекающая в горе.

В рассказе писатель использует прием ретроспекции. Иисус  и ученики останавливаются в  Вифании и, собравшись вечером, вспоминают прошедший день. «Образы пройденного  пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в шатре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грезы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомленное тело, и все оно думало о чем-то загадочно-прекрасном и большом - и никто не вспомнил об Иуде». В прошедшее время врывается вечное время «вечное движение под солнцем» - такова жизнь и не только одного человека, но и всего человечества.

Когда же описываются  события, происходящие с Иисусом  и его учениками на протяжении их пути, время течет спокойно и  равномерно. И даже в тот момент, когда Иуда решается на предательство, время не меняет темп своего движения. «А время равнодушно протекало, и тридцать серебреников лежали под камнем, и близился неумолимо страшный день предательства». И вот приближается этот страшный день, и время вновь набирает ход. «Уже не днями, а короткими быстролетящими часами мерилось неумолимое время. И был вечер, вечерняя тишина была, и длинные тени ложились по земле – первые острые стрелы грядущей ночи великого боя, когда прозвучал печальный и суровый голос». Ничто не может отвратить всеобщее человеческое горе – смерть самого прекрасного на Земле – Бога-человека.

«Уже встала луна, когда Иисус собирался идти на гору Елеонскую, где проводил он все последние ночи свои. Но непонятно  медлил он, и ученики, готовые тронуться в путь, торопили его». Вновь время застывает. Возникает ощущение, что все вокруг: природа, Земля, Бог, Иуда и сам Иисус надеются, что все можно изменить, они не хотят этой чудовищной трагедии.

Ожидание страшного  мига дается Андреевым через сонное состояние Петра. «И еще раз, громко зевнув, опрокинулся на спину и затих. Затихли и остальные, и крепкий сон здоровой усталости охватил их неподвижные тела. Сквозь тяжелую дремоту Петр видел смутно что-то белое, наклонившееся над ним, и чей-то голос прозвучал и погас, не оставив следа в помраченном сознании:

-Симон, ты  спишь?

И опять он спал, и опять какой-то тихий голос  коснулся его уха и погас, не оставив  следа:

 -Так ли одного часа не могли вы бодрствовать со мною?»

Сон, желание  забыться, поверить в призрачность происходящего – это те чувства, которые испытывают в этот момент все. Но даже после самого глубокого сна приходит пробуждение и подчас оно самое тяжелое. «Пришел в движение весь этот чудовищный хаос». Именно хаос творился вокруг. Крики и шум, лязг оружия, кого-то хватали, тащили, теснили, толкали, распихивали. И среди этого хаоса «безмолвный и строгий, как смерть в своем гордом величии, стоял Иуда из Кариота, внутри его все стонало, гремело тысячью буйных и огненных голосов».

И вновь время застыло. «Ночь тянулась, и костры еще тлели». Ночь насилия и всемирного зла. Казалось, нет ей конца, нет конца страданиям Иисуса Христа.

«Когда был  поднят молот, чтобы пригвоздить  к дереву левую руку Иисуса, Иуда закрыл глаза и целую вечность не дышал, не видел, не жил, а только слушал». Андреев изображает нам, как лично Иуда воспринимает это страшное время, показывает, что вместе с Иисусом предатель не только участвует в происходящих событиях, но и переживает то же чувство боли, смешенное со скорбью. Он как будто перестает существовать, умирает, пусть не физически, но духовно.

«Что случилось  со временем? То почти останавливается  оно, так что хочется пихать его  руками, бить ногами, кнутом, как ленивого осла, - то безумно мчится оно с  какой-то горы и захватывает дыхание, и руки напрасно ищут опоры». И вновь через отношения ко времени автор передает не только чувство страдания героев, но и чувства, которые испытывает и он сам, и читатели.

Иисус умер. «Осуществился  ужас и мечты. Кто вырвет теперь победу из рук искариота? Свершилось». И время полностью подчиняется ему. «Теперь вся земля подчиняется ему , и идет он неторопливо … И дальше идет он спокойным и властным шагом. И не идет время ни спереди, ни сзади; покорное вместе с ним движется оно всею своей незримою громадой».

Опираясь на точку зрения Лотмана, мы будем рассматривать  внутренне пространство Иуды и Иисуса.

Когда Иуде плохо  он выбирает место, похожее либо на овраг, либо на яму. «И впереди его, и  сзади, и со всех сторон поднимались  стены оврага, острой линией обрезая края синего неба; и всюду, впиваясь в землю, высились огромные серые камни – словно прошел здесь когда-то каменный дождь, и в бесконечной думе застыли его тяжелые капли. И на опрокинутый, обрубленный череп похож был этот дико-пустынный овраг, и каждый камень в нем был как застывшая мысль, и их было много, и все они думали – тяжело, безгранично, упорно». Не случайно сравнивают его чаще всего с ползучими, неприятными тварями – скорпионом, осьминогом. «Огромные глаза, десятки жадных щупальцев, притворное спокойствие – и раз! – обнял, облил, раздавил и высосал, ни разу не моргнувши огромными глазами». Даже в его движениях есть что-то змеиное: «…отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся в темной глубине открытой двери», «… точно вылезая из ямы, он чувствовал на свету свой странный череп, потом глаза – остановился – решительно открыл все свое лицо». Таким образом, Андреев подчеркивает все то, что есть неприятное и отвратительное в Иуде. Но и в таком «чудовище» любовь к Иисусу пробуждает лучшие качества характера.

Если внутреннее пространство Иуды замкнуто, с острыми  краями, связанное с чем-то низменным, темным и тяжелым, с землей, то пространство Иисуса устремлено вверх, это свет чистота, легкость, благодать. «И по мере того как  смотрел (Иуда), гасло все вокруг него, одевалось тьмой, безмолвием, только светлел Иисус со своей поднятой рукой. Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно».

Предательство было совершено в Гефсиманском саду на Елеонской горе. Неслучайно в  настоящее время на этом месте  построен храм Вознесения Господня.

Светлое, безграничное пространство Иисуса противостоит «тесной, душной комнате, грязной, как все караульни в мире, с заплеванным полом и такими замасленными, запятнанными стенами, точно по ним ходили и валялись», в которой люди жестоко избивали сына человеческого. Таким образом, Андреев подчеркивает, что внутренне пространство человека, поднявшего руку на Бога-человека, не знающий чувство сострадания и жалости к ближнему, низко, тесно, грязно, заплевано и запятнано, а отмыть его почти невозможно. Иуда же, несмотря на то, что совершил самый страшный грех, в рассказе предстает самым отзывчивым, человечным, способный сострадать, чувствовать и переживать чужую боль. Не выдержав муки совести, он покончил жизнь самоубийством. «Иуда давно уже, во время своих одиноких прогулок, наметил то место, где он убьет себя после смерти Иисуса». Как мы можем заметить, не только предназначение сближает Бога-человека и предателя, но и добровольное согласие принять смерть, только Иисус делает это, принявши проклятие человечества, а Иуда, неся бремя собственного проклятия. Свою смерть Иуда обретает тоже на горе, это свидетельствует о возвышенности его миссии и устремленности его к небесам, а не к земле. Дерево, на котором повесился Иуда было «кривое, измученное ветром, рвущим его со всех сторон, полузасохшее». Так же измученна была душа предателя. По одной из легенд, Иуда повесился на осине, которая с тех пор стала дрожать от ужаса при малейшем ветерке, вспоминая Иуду предателя, и приобрела свойство магического оружия, способного поразить вампиров.

Географическое  пространство в рассказе «Иуда Искариот» не имеет границ. Слава об Иисусе и слухи об Иуде, несмотря на то, что в повести описываются лишь несколько селений, которые Учитель и его ученики посетили, «доходит до одного моря и до другого моря, которое еще дальше».

«Маленькая  она (Земля) стала, и всю ее он чувствует под своими ногами; смотрит на маленькие горы, тихо краснеющие в последних лучах солнца, и горы чувствует под своими ногами; смотрит на небо, широко открывшее свой синий рот, смотрит на круглое солнце, безуспешно старающееся обжечь и ослепить, - и небо, и солнце чувствует под своими ногами, Беспредельно и радостно одинокий, он гордо ощутил бессилие всех сил, действующих в мире, и все их бросил в пропасть».

Вновь подчеркивается полное торжество Иуды. Но нужно  ли оно ему такой ценой?

Итак, можно  сделать вывод: Л.Н. Андреев очень ответственно и умело подошел к выбору поэтических приемов, используемых в этом рассказе. Иуда означает «Бог да будет восславлен». Уже имя предателя подчеркивает высокую миссию героя. Самопожертвование Иисуса Христа было предопределено. Иуда сознательно совершает преступление по прямому повелению Иисуса, чтобы люди, распяв Бога на земле, поняли, до какой степени они жестоки и безнравственны. Портрет Иуды подчеркивает двойственность и неоднозначность его натуры. Им движет обиженная любовь и осознание своей миссии, именно это определяет поведение предателя. Его отзывы о людях злы, колючи, язвительны, но с другой стороны, его замечания, характеристики и реплики точны, остроумны, проницательны, глубоки по смыслу. Они обличают мудрость главного героя. Таким образом, можно сказать, что перед читателем Иуда предстает ни как предатель в абсолюте, а как ранимый человек, способный переживать и сострадать ближнему, готовый ради искренней и высокой любви даже на гнусное преступление. Пространство и время не только организуют сюжет в произведении, но и являются средством раскрытия внутреннего мира Иуды и Иисуса, которые с одной стороны, считаются оппонентами друг друга, а с другой стороны - единомышленниками, так как их поступками правит одно желание: возродить человечество. Для раскрытия психологического состояния главного героя Андреев также использует символику красного цвета – цвета страдания и боли.

И с течением времени слова Луначарского А. В. о том, что повесть «Иуда Искариот» является «литературным шедевром» не теряет своей яркости и справедливости. Прав был и Львов-Рогачевский, заявив: «Иуда Искариот» - выдающееся произведение нашего времени, оно займет видное место в мировой литературе»¹.

В критике проводились параллели между повестью Андреева и произведениями других авторов об Иуде. Так, литературный старовер (А. А. Коринфский), нападая на Андреева за реабилитацию Иуды, вспомнил последнюю ночь Иуды» Г. Гауптмана. Н. Державин, особо остановясь на вопросе о мотивах предательства Иудой Христа, сравнивал повесть Андреева с драмой немецкого писателя Поля Гейзе «Мария из Магдалины», в 1907 г. вышедшей в русском переводе, и отмечал, что у Леонида Николаевича подход к поступку Иуды философский, а у Поля Гейзе – политический. Волошин провел параллель Иуды с героем индийской мифологии – учеником Кришны царевичем Арджуном¹.

Интересна интерпретация  образа Иуды у других писателей и  режиссеров. Так в романе Никоса Казантзакиса, сценарную адаптацию  которого осуществил режиссер Мартин Скосезе в своем фильме «Последнее искушение Христа», Иуда должен был предать Учителя, чтобы Иисус выполнил свою миссию, поэтому как и Христос он приносит себя в жертву. В произведении же Аркадия и Бориса Стругацких «Отягощенные злом, или сорок лет спустя» Иуда предстает как нищий олигофрен, приблизившийся к компании Христа и полюбивший последнего. Иисус дает четкие инструкции дурачку Иуде, куда идти и что говорить, который делает это не понимая значения своих действий. В фильме «Дракула 2000» вампир является никем иным как иудой Искариотом, проклятый ходить по земле в наказание за предательство Иисуса, ведь даже ад отказался принять его. В романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» Иуда – молодой человек, лишенный моральных принципов и готовый из-за денег пойти на любое преступление. И все же можно сказать о том, что рассказ Андреева «Иуда Искариот» оказал огромное влияние на роман Булгакова. Как и Иуда у Андреева, так и Иисус у Булгакова предстают перед нами не просто как символы, а как настоящие люди со своей психологией.²