Архетипические мотивы, образы в процессе анализа литературного текста на материале повести Сергея Каледина "Смиренное кладбище"

В последнее время в нашу жизнь уверенно вошел компьютер, много говорят об информатизации. Появилась и новая форма анализа – компьютерная.

Компьютерный анализ текстов разных стилей и жанров становится в настоящее время одной из необходимых составляющих лингвистических изысканий. В частности, компьютерное исследование лексической организации поэтических текстов активно используется в работах по коммуникативной стилистике художественного текста, посвященных изучению "закономерностей отбора и организации лексических элементов всех произведений одного автора" (например, в литературе встречается анализ произведений И.Бродского).

       Однако на практике мы имеем отличный от желаемого результат. Дети не читают, даже программные произведения. Отсутствует читательская культура, не сформирован навык анализа.

Предлагаю вступления (готовые «шаблоны», один из московских учителей назвал их «костылями»). На уроках русского языка в качестве материалов для словарной работы, лингвистического анализа предлагаю тематические подборки (например, словарный диктант: животворящая сила, исполнить великую миссию, с необычайной художественной силой, нести людям Правду…). Выписываем  с учащимися интересные, емкие высказывания философов, писателей, которые затем используем в подтверждение своих мыслей.

Думается, единственно возможный путь — заинтересовать учащихся, вызвать у них стремление самим погрузиться в этот необъятный мир, постигнуть его законы и особенности. И может быть, для достижения этой цели следует прежде всего дать им ключ к интерпретации сложных художественных текстов, научить понимать их смысловое «многослойное» богатство. Для этого совсем необязательно проанализировать в классе большое количество произведений, доста- точно нескольких «типичных» образцов, анализ которых вызовет интерес и потребует напряженной работы ума и творческого вообра- жения. Выбор конкретных текстов должен быть предоставлен учителю: каждый предложит своим ученикам то, что ему самому ближе и инте- реснее и в чем он, следовательно, сам достиг большего аналитического мастерства.

    Искусство анализа не самоцель, а средство развития - развития             эстетического, интеллектуального и,  в конечном счете, творческого.

    Глава 2 Проблема архетипа

Современное отечественное литературоведение обратилось к проблеме архетипа сравнительно недавно. Одним из первых это сделал В.А. Марков (Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сборник. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990). Он, во-первых, установил связь между мифом и литературой через архетип, а во-вторых, сосредоточил внимание на трех особенностях архетипов: всеобщности, универсальности и репродуцирующем характере. Вслед за Юнгом исследователь утверждает, что архетипы, как «золотые слитки человеческого опыта – нравственного, эстетического, социального», хранятся в коллективном бессознательном. Итоговая мысль Маркова: «Общечеловеческие императивы и ценности имеют архетипическую основу. Здесь символы вечности и вечность символов. Здесь миф, искусство и человек». Таким образом, архетипы можно считать вневременным и всеобщим средоточием общечеловеческих ценностей во всех сферах жизни.

Крупнейшие исследования по проблеме архетипов принадлежат современному мифологу Е.М. Мелетинскому. Но он занимается не столько изучением архетипа вообще (в юнговском понимании), сколько архетипическими сюжетами и образами. Поэтому он вводит свои собственные определения архетипа и архетипического мотива. Архетипы, по Мелетинскому, - это «первичные схемы образов и сюжетов, составившие некий исходный фонд литературного языка, понимаемого в самом широком смысле» (Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994). Архетипический мотив исследователь определяет как «некий микросюжет, содержащий предикат (действие), агенса (то есть деятеля. – Е.В.), пациенса (то есть объект действия. – Е.В.) и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл. Просто всякие перемещения и превращения персонажей, встречи их, тем более их отдельные атрибуты и характеристики мы не включаем в понятие мотива…» (Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994). Как видим, неотъемлемой характеристикой архетипического мотива Мелетинский считает наличие действия, в отличие от Веселовского, Юнга и С. Томпсона, автора известного «Указателя мотивов». Архетипические образования, рассматриваемые Мелетинским, всегда сюжетны, и он сам называет их «сюжетными архетипами» (Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994).

А. Большакова в вышеупомянутой статье «Литературный архетип» утверждает, что слово «архетип», употребляемое в современном литературоведении, полисемантично, и выделяет следующие его значения:

1.                Писательская индивидуальность с точки зрения ее роли в формировании дальнейшего литературного процесса. Так, исследователи говорят об архетипичности Пушкина как очень важной стороне творчества этого классика.

2.                То, что иначе называют «вечными образами» мировой литературы (Дон-Кихот, Гамлет, Дон-Жуан и др.).

3.  Христианско-библейская тематика, рассматриваемая в качестве источника литературных образов и сюжетов.

4.     Античная мифологическая традиция.

5.                              «…Основная ситуация, характер или образ, который постоянно появляется в жизни и, следовательно, в литературе» (Большакова А. Литературный архетип // Литературная учеба. 2001. №6).

В литературоведении архетип понимается как универсальный прасюжет или прообраз, зафиксированный мифом и перешедший из него в литературу. Архетипы могут реализовывать свои значения в виде различных элементов текста: сюжетов, образов, предметных и предикативных мотивов. Важно отметить, что в позднейших литературоведческих исследованиях понятие архетипа употребляется просто для обозначения любых наиболее общих, основополагающих, общечеловеческих мифологических мотивов, повествовательных схем, лежащих в основе разнообразных художественных структур вне обязательной связи с юнгианством как таковым.

Трудно представить себе произведение, в котором не воплощен, в том или ином трансформированном виде, хотя бы один мифологический архетип. Поскольку основной пафос мифа – это пафос космизации, то есть упорядочения хаоса, создания мировой иерархии, то основной мифологический персонаж, переходящий в литературу, - это культурный герой, демиург, первопредок. Существует и множество других архетипов, личностных и предметных, и архетипических мотивов, перекочевавших в литературу из мифологии. Неиссякаемым источником древнейших архетипических образов являются также произведения фольклора. Со временем роль важного «арсенала» архетипов стали играть Библия и сложившиеся под ее влиянием христианские фольклорные легенды. Еще более поздним по времени возникновения источником архетипов служит и сама литература Нового времени, в которой формируются так называемые «вечные» сюжеты и образы.

Архетипы дают возможность увидеть глубинные содержательные стороны произведений: «преемственность в жизни человеческого рода, неразрывную связь времен, сохранение памяти о прошлом, т.е. архетипической памяти, в чем бы она ни проявлялась» (Введение в литературоведение. Литературное произведение. Основные понятия и термины / ред. Л.В.Чернец. М., 1999).

Архетипические образы, мотивы в повести С.Каледина «Смиренное

Кладбище» в процессе школьного анализа.

«Меня интересовал человек с неразработанным голосовым аппаратом, который сам о себе ни рассказать, ни  написать не может. Я почувствовал, что ему есть, что рассказать, его распирает, но сам он не может…За него нужно додумать, догадаться…»

                                                                       С. Каледин

   Данный урок предполагает предварительную подготовку учащихся. Помимо прочтения «Смиренного кладбища», группа учеников (3-4 человека) готовит презентацию по одноименной экранизации повести С. Каледина режиссером Александром Итыгиловым.

Наиболее старательный и активный школьник получает особое задание: представить себя в роли Сергея Каледина (познакомиться с биографией писателя, его многочисленными интервью, по возможности углубленно изучить произведение). Остальным ребятам даётся общее задание:  прочитать «Смиренное кладбище», «Элегию, написанную на сельском кладбище» Томаса Грея в переводе Жуковского, ознакомиться с понятием архетипа, а также подготовить свои вопросы «Сергею Каледину». Для проведения занятия необходим кабинет, оснащенный мультимедийным оборудованием.

      Урок целесообразно начать с объяснения понятия архетипа (от др.-греч. ἀρχή — архэ, начало, принцип и τύπος — тип, отпечаток, форма, образец) — первоначальная модель, впервые сформированный исконный тип. Далее учитель вместе с ребятами выявляет архетипический образ кладбища. ( На мультимедийной доске – слайд с портретом Эдварда Юнга и отрывок из его «Жалобы, или ночных дум о жизни, смерти и бессмертии»

в переводе А.М.Кутузова):

        «Ах! земнородные давно от цели сей

        И сердцем и умом навеки отвлеклися;

        Они бесчувствия бронею облеклися.

        И автор грезит о сверхбудущем, может, неземном…»

Еще в 18 веке у сентименталистов появилось некое условное обозначение поэтического направления - «кладбищенская поэзия». В творчестве таких поэтов   преобладают преимущественно пессимистические настроения и религиозно-мистические мотивы.

Одним из основоположников кладбищенской поэзии является Эдвард Юнг. В своей поэме автор размышляет о бренности и печали земной жизни. Мертвецов, лежащих в склепах, он считает счастливей, чем обреченных на безрадостное существование живых людей. Юнг находит утешение в «безмолвии мертвом» и «глубоком мраке». Поэт питает своё сердце скорбью и «сладостной» печалью. Приверженцами кладбищенской темы были и Вильям Коллинз, Роберт Блейр, Том Перси…Но наиболее ярким образцом такой поэзии является лирическое произведение Томаса Грея   "Элегия, написанная на сельском кладбище", трижды переведённая на русский язык Жуковским. Ребята по цепочке читают

произведение. На слайде – строки из элегии :

        «В туманном сумраке окрестность исчезает...

        Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;

        Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает,

        Лишь слышится вдали рогов унылый звон.»

Ученики видят, что элегия начинается традиционным для сентименталистов пейзажем, помогая читателям глубже проникнуть в мир размышлений героя. Бродя среди могильных плит, лирический герой вспоминает о жизни простых тружеников: «как часто их серпы златую ниву жали» и их скромных радостях, осуждает «наперсников фортуны», презирающих крестьян, с тихой радостью замечает, что перед смертью все равны (следующий слайд):

          «На всех ярится смерть - царя, любимца славы,

          Всех ищет грозная... и некогда найдет;

          Всемощныя судьбы незыблемы уставы:

          И путь величия ко гробу нас ведет!»

Поэт также находит в смерти «приют от всех земных тревог».

   Здесь учителю необходимо заметить, что ключевое эмоциональное состояние элегии - смирение, оно указывает на отношение к миру и жизни, которое лирический герой демонстрирует нам на протяжении поэмы. Важно напомнить ребятам, что подобные мотивы мы встречаем и у И.С.Тургенева в его романе «Отцы и дети» (слайд на мультимедийной доске): «Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России…окружающие его канавы давно заросли… Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии "равнодушной" природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной..»

    Ребята могут сделать вывод, что образ кладбища, начиная от сентименталистов, был проникнут медитативно-элегическими настроениями, являлся предметом мечтаний и размышлений, сладкой скорби. Не случайно Сергей Каледин выбрал эпиграфом к своему произведению строки из пушкинского «Евгения Онегина»:  «...смиренное кладбище. Где нынче крест и тень ветвей.». Все мы помним эту фразу героини:

           «…Сейчас отдать я рада

             Всю эту ветошь маскарада,

             Весь этот блеск, и шум, и чад

             За полку книг, за дикий сад,

             За наше бедное жилище,

             За те места, где в первый раз,

             Онегин, видела я вас,

             Да за смиренное кладбище,