Николай Романов - личность в истории

Следует дать пояснения к приведенным последним записям из дневни­ка Николая II. После того, как царский поезд был задержан в Малых Ви­шерах, государь распорядился направиться в Псков под защиту штаба Се­верного Фронта. Главнокомандующий Северным Фронтом был генерал Н.В. Рузский. Генерал, переговорив с Петроградом и Ставкой в Могилеве, предложил царю попытаться локализовать восстание в Петрограде путем соглашения с Думой и образования ответственного перед Думой Министерс­тва. Но царь отложил решение вопроса на утро, все еще надеясь на мис­сию генерал Иванова. Он не знал, что войска вышли из повиновения, и спустя три дня тот был вынужден вернуться в Могилев.

Утром 2 марта генерал Рузский доложил Николаю II,  что миссия генерала Иванова не удалась. Председатель Государственной Думы М.В. Род­зянко через генерала Рузского заявил по телеграфу, что сохранение ди­настии Романовых возможно при условии передачи трона наследнику Алек­сею при регенстве младшего брата Николая II - Михаила.

Государь поручил генералу Рузскому запросить по телеграфу мнение командующих фронтами. На вопрос о желательности отречения Николая II положительно ответили все (даже дядя Николая, великий князь Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом), за исключением командую­щего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака, который от посылки те­леграммы отказался.

Предательство руководства армии было для Николая II тяжелым уда­ром. Генерал Рузский сказал императору, что надо сдаваться на милость победителя, т.к. высшее командование, стоящее во главе войска, против императора, и дальнейшая борьба будет бесполезна.

Перед царем встала картина полного разрушения его власти и прес­тижа, полная его обособленность, и у него пропала всякая уверенность в поддержке со стороны армии, если главы ее в несколько дней перешли на сторону врагов императора.

Государь эту ночь с 1 на 2 марта долго не спал. Утром он передал генералу Рузскому телеграмму с уведомления председателя Думы о своем намерении отречения от престола в пользу сына Алексея. Сам он с семьей намеревался как частное лицо проживать в Крыму или Ярославской губер­нии. Несколько часов спустя, он приказал позвать к себе в вагон про­фессора С.П. Федорова и сказал ему: "Сергей Петрович, ответьте мне откровенно, болезнь Алексея неизлечима?" Профессор Федоров ответил: "Государь, наука говорит нам, что эта болезнь неизлечима. Бывают, од­нако, случаи, когда лицо, одержимое ею, достигает почтительного воз­раста. Но Алексей Николаевич, тем не менее, будет зависеть всегда от всякой случайности". Государь грустно сказал: "Это как раз то, что мне говорила Государыня... Ну, раз это так, раз Алексей не может быть по­лезен Родине, как бы я того желал, то мы имеем право сохранить его при себе."

Решение было им принято, и вечером 2 марта, когда приехали из Петрограда представитель Временного Правительства А.И. Гучков - воен­ный и морской министр и член исполкома Думы В.В. Шульгин, он передал им акт отречения.

Акт об отречении был отпечатан и подписан в 2-х экземплярах. Под­пись царя была сделана карандашом. Время, указанное в Акте, - 15 часов, соответствовало не фактическому подписанию, а времени, когда Ни­колаем II было принято решение об отречении.

После подписания Акта Николай II выехал обратно в Ставку, чтобы попрощаться с армией. 3 марта, пятница. (Дневник Николая II): "Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчераш­нем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9.30 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывает­ся, Миша (младший брат царя) отрекся в пользу выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто его надоумил подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились - лишь бы так продолжа­лось дальше".

Так, через 300 лет и 4 года после застенчивого шестнадцатилетнего мальчика, неохотно принявшего престол по просьбе русского народа (Ми­хаил I), его 39-летний потомок, тоже по имени Михаил II под давлением Временного Правительства и Думы утратил его, пробыв на престоле 8 ча­сов с 10 до 18 часов 3 марта 1917 года. Романовская династия прекрати­ла свое существование. Наступает последний акт драмы.

Убийство государя императора Николая II и его семьи

8 марта 1917 г. бывший император после прощания с армией принима­ет решение выехать из Могилева и 9 марта прибывает в Царское Село. Еще до отъезда из Могилева представитель Думы в Ставке сообщил, что бывший император "должен считать себя как бы арестованным".

9 марта 1917 г., четверг. (Дневник Николая II):" Скоро и благопо­лучно прибыл в Царское Село - 11.30. Но боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то пра­порщики! Пошел наверх и там увидел Аликс и дорогих детей. Она выгляде­ла бодрой и здоровой, а они все еще лежали больные в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь. Недавно началась. Погулял с Долгоруковым и поработал с ним в садике, т.к. дальше выходить нельзя! После чая раскладывали вещи".

С 9 марта по 14 августа 1917 г. Николай Романов с семьей живет под арестом в Александровском дворце Царского Села. В Петрограде уси­ливается революционное движение, и Временное правительство, опасаясь за жизнь царственных арестантов, решает перевести их вглубь России. После долгих дебатов определяют городом их поселения Тобольск. Туда и перевозят семью Романовых. Им разрешают взять из дворца необходимую мебель, личные вещи, а также предложить обслуживающему персоналу по желанию добровольно сопровождать их к месту нового размещения и даль­нейшей службы.

Накануне отъезда приехал глава Временного Правительства А.Ф. Ке­ренский и привез с собой брата бывшего императора - Михаила Александ­ровича. Братья видятся и говорят в последний раз - больше они не встретятся (Михаил Александрович будет выслан в г. Пермь, где в ночь на 13 июня 1918 г. он убит местными властями).

14 августа в 6 часов 10 минут состав с членами императорской семьи и прислуги под вывеской "Японская миссия Красного Креста" отпра­вился из Царского Села. Во втором составе ехала охрана из 337 солдат и 7 офицеров. Поезда идут на максимальной скорости, узловые станции оцеплены войсками, публика удалена.

17 августа составы прибывают в Тюмень, и на трех судах арестован­ных перевозят в Тобольск. Семья Романовых размещается в специально от­ремонтированном к их приезду доме губернатора. Семье разрешили ходить через улицу и бульвар на богослужение в церковь Благовещенья. Режим охраны здесь был гораздо более легкий, чем в Царском Селе. Семья ведет спокойную, размеренную жизнь.

В апреле 1918 г. получено разрешение Президиума ВЦИК четвертого созыва о переводе Романовых в Москву с целью проведения суда над ними.

22 апреля 1918 г. колонна в 150 человек с пулеметами выступила из Тобольска до Тюмени. 30 апреля поезд из Тюмени прибыл в Екатеринбург. Для размещения Романовых временно реквизирован дом, принадлежащий гор­ному инженеру Н.И. Ипатьеву. Здесь с семьей Романовых проживали 5 че­ловек обслуживающего персонала: доктор Боткин, лакей Трупп, комнатная девушка Демидова, повар Харитонов и поваренок Седнев.

В начале июля 1918 г. уральский военный комиссар Исай Голощекин ("Филипп") выехал в Москву для решения вопроса о дальнейшей судьбе царской семьи. Расстрел всей семьи был санкционирован СНК и ВЦИК. В соответствии с этим решением Уралсовет на своем заседании 12 июля при­нял постановление о казни, а также о способах уничтожения трупов и 16 июля передал сообщение об этом по прямому проводу в Петроград - Зи­новьеву. По окончании разговора с Екатеринбургом Зиновьев отправил в Москву телеграмму: "Москва, Кремль, Свердлову. Копия - Ленину. Из Ека­теринбурга по прямому проводу передают следующее: Сообщите в Москву, что условленного с Филиппом суда по военным обстоятельствам ждать не можем. Если Ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди сообщите в Екатеринбург. Зиновьев".

Телеграмма была получена в Москве 16 июля в 21 час 22 мин. Фраза "условленный с Филиппом суд" - это в зашифрованном виде решение о каз­ни Романовых, о котором условился Голощекин во время своего пребывания в столице. Однако, Уралсовет просил еще раз письменно подтвердить это ранее принятое решение, ссылаясь на "военные обстоятельства", т.к. ожидалось падение Екатеринбурга под ударами Чехословацкого корпуса и белой Сибирской армии.

Ответная телеграмма в Екатеринбург из Москвы от СНК и ВЦИК, т.е. от Ленина и Свердлова с утверждением этого решения была немедленно отправлена.

Л. Троцкий в дневнике от 9 апреля 1935 г., находясь во Франции, привел запись своего разговора со Свердловым. Когда Троцкий узнал (он был в отъезде), что царская семья расстреляна, он спросил у Свердлова: "А кто решил?" "Мы здесь решили, - ответил ему Свердлов. - Ильич счи­тал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в нынешних труд­ных условиях". Далее Троцкий пишет: "Некоторые думают, что Уральский исполком, отрезанный от Москвы, действовал самостоятельно. Это невер­но. Постановление было вынесено в Москве."

А можно ли было вывезти семью Романовых из Екатеринбурга для то­го, чтобы предать ее открытому суду, как об этом было объявлено ранее? Очевидно, да. Город пал спустя 8 дней после казни семьи - срок для эвакуации достаточный. Ведь самим членам президиума Уралсовета и ис­полнителям этой страшной акции удалось благополучно выбраться из горо­да и добраться до расположения частей Красной Армии.

Итак, в этот роковой день 16 июля 1918 г. Романовы и прислуга легли спать, как обычно, в 22 часа 30 мин. В 23 часа 30 мин. в особняк явилось двое особо уполномоченных от Уралсовета. Они вручили решение исполкома командиру отряда охраны Ермакову и коменданту дома Юровскому и предложили немедленно приступить к исполнению приговора.

Разбуженным членам семьи и персоналу объявляют, что в связи с наступлением белых войск особняк может оказаться под обстрелом, и поэ­тому в целях безопасности нужно перейти в подвальное помещение. Семеро членов семьи - Николай Александрович, Александра Федоровна, дочери Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия и сын Алексей, трое добровольно ос­тавшихся слуг и врач спускаются со второго этажа дома и переходят в угловую полуподвальную комнату. После того, как все вошли и закрыли дверь, Юровский выступил вперед, вынул из кармана лист бумаги и ска­зал: "Внимание! Оглашается решение Уралсовета..." И как только прозвучали  последние  слова,  раздались выстрелы.  Стреляли:  член коллегии

Уральского ЦК - М.А. Медведев, комендант дома Л.М. Юровский, его по­мощник Г.А. Никулин, командир охраны П.З. Ермаков и другие рядовые солдаты охраны - мадьяры.

В час ночи 17 июля все было кончено. Через 8 дней после убийства Екатеринбург пал под натиском белых, и группа офицеров ворвалась в дом Ипатьева. Во дворе они обнаружили голодного спаниеля цесаревича, Джоя, блуждавшего в поисках хозяина. Дом был пуст, но его вид был зловещим. Все помещения были сильно замусорены, а печи в комнатах забиты золой от сожженных вещей. В комнате дочерей была пустота. Пустая коробка от конфет, шерстяной плед на окне. Походные кровати великих княжон нашли в комнатах охраны. И никаких ювелирных вещей, никакой одежды в доме. Это "постаралась" охрана. По комнатам и на помойке, где жила охрана, валялось самое драгоценное для семьи - иконы. Остались и книги. И еще было множество пузырьков с лекарствами. В столовой нашли чехол со спинки кровати одной из княжон. Чехол был с кровавым следом обтертых рук.

На помойке нашли георгиевскую ленточку, которую царь до последних дней носил на шинели. К этому времени в Ипатьевский дом уже пришел старый царский слуга Чемодуров, освобожденный из тюрьмы. Когда среди разбросанных по дому святых икон Чемодуров увидел образ Федоровской Божьей матери, старый слуга побледнел. Он знал, что с этой иконой гос­пожа его живой никогда не рассталась бы.

Только в одной комнате дома был наведен порядок. Все было вымыто, вычищено. Это была небольшая комната, размером 30-35 кв.м, оклеенная обоями в клеточку, темная; ее единственное окно упиралось в косогор, и тень высокого забора лежала на полу. На окне была установлена тяжелая решетка. Одна из стен - перегородка была усеяна следами от пуль. Стало ясно: здесь расстреливали.

Вдоль карнизов на полу - следы от замытой крови. На других стенах комнаты было также множество следов от пуль, следы шли веером по сте­нам: видимо, люди, которых расстреливали, метались по комнате. На полу - вмятины от штыковых ударов (здесь, очевидно, докалывали) и два пуле­вых отверстия (стреляли в лежащего).

К тому времени уже раскопали сад у дома, обследовали пруд, разры­ли братские могилы на кладбище, но никаких следов царской семьи не смогли найти. Они исчезли.

Верховным правителем России - адмиралом А.В. Колчаком для расследования  дела  царской  семьи был назначен следователь по особо важным делам - Николай Алексеевич Соколов. Он повел следствие страстно и фа­натично. Уже был расстрелян Колчак, вернулась Советская власть на Урал и в Сибирь, а Соколов продолжал свою работу. С материалами следствия он проделал опасный путь через всю Сибирь на Дальний Восток, затем в Америку. В эмиграции в Париже он продолжал брать показания у уцелевших свидетелей. Он умер от разрыва сердца в 1924 г., продолжая свое высо­копрофессиональное расследование. Именно благодаря кропотливому расс­ледованию Н.А. Соколова стали известны страшные подробности расстрела и захоронения царской семьи.

Возвратимся к событиям ночи 17 июля 1918 г. Юровский выстроил арестованных в два ряда, в первом - вся царская семья, во втором - их слуги. Императрица и наследник сидели на стульях. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из слуг. Перед царем, лицом к лицу стоял Юровский, держа правую руку в кармане брюк, а в ле­вой держал небольшой листок, потом он зачитал приговор...

Не успел он дочитать последние слова, как царь громко переспросил его: "Как, я не понял?" Юровский прочитал вторично, при последнем сло­ве он моментально выхватил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Царь упал навзничь. Царица и дочь Ольга пытались осенить себя крестным знамением, но не успели.