Япония

  Распространение таких воззрений, безусловно, отражало как изменение общей ситуации в Азии, так и начавшееся изживание американизации и ее последствий. Можно сказать, что с началом периода высоких темпов экономического роста японцы смогли задуматься не только о «хлебе насущном», но и о «душе». Поиск «души» привел часть из них (меньшинство) к призывам не только политически и экономически стать частью «свободного мира», но и раствориться в нем культурно и цивилизационно. Правда, здесь они очень быстро столкнулись с принципиальной проблемой выбора ориентиров: собственно американская цивилизация ничего не могла дать в культурном и духовном отношении, особенно стране с древними и глубокими традициями, а культурное наследие Европы Япония не переставала усваивать с первых лет Мэйдзи (можно привести пример послевоенной моды на французский экзистенциализм, а также на Бердяева и Шестова как его предшественников). Кроме того, Япония уже не чувствовала себя только «акцептором» в области духовной культуры: мировое признание книг Я. Кавабаты, лауреата Нобелевской премии по литературе 1968 г., и Ю. Мисимы, неоднократного претендента на ту же премию, распространение идей дзэн-буддизма, десятки переводов книг Д. Судзуки, а затем и главы «киотоской школы» К. Нисиды говорили сами за себя. В результате в 60-е годы Япония стала постепенно обращаться к своим «корням», вполне естественно находя их в Азии. В качестве частного, но вполне характерного примера можно привести «духовную реабилитацию» С. Окавы, философа, политика и «военного преступника»: ему было воздано должное как исследователю классической индийской и исламской философии, историку религии и переводчику Корана, а затем как пропагандисту единой Азии и только много позже как борцу против «белого империализма». В Японии все чаще и чаще проводились международные конференции по проблемам Азии (от древности до современности), постоянно увеличивалось количество исследовательских центров и изданий, специализирующихся на этой проблематике. Необходимо отметить подлинно интернационалистский характер этого процесса: толки о возрождении национализма в послевоенной Японии вообще были результатом непонимания или преувеличения, сознательно или бессознательно допускавшихся пропагандой ее бывших противников в войне.

  Духовный и культурный поворот Японии к Азии зримо, т.е. в международном масштабе, обозначился с началом 70-х годов, хотя ему и предшествовали многие годы подготовительной работы. Способствовала этому и внешняя политика Р. Никсона, который, по верному замечанию М. Носова, пытался 
«покончить с психологической зависимостью Японии от США, заставить ее принимать самостоятельные решения и поставить отношения между двумя странами на уровень более равных и обычных отношений между союзниками». 
Определенный успех этого (впрочем, больше психологический, чем политический и тем более дипломатический) в 70-е и особенно 80-е годы породил, в частности, феномен «теории [уникальности] японцев» и «теории японской культуры», некоторые апологеты которых, не ограничиваясь постулированием уникальности японской цивилизации (основанной на рисосеянии!), утверждали, что даже мозг японцев действует по-иному, нежели у других народов. Книга главного пропагандиста этой «теории» Т. Цуноды «Мозг японца» была немедленно издана в Токио по-английски, но за пределами Японии ее встретили в лучшем случае иронически. Более осторожные адепты подобных теорий (вроде 
К. Мацумото) предпочитают говорить об уникальности «дальневосточной» или даже шире — «азиатской» цивилизации, противопоставляя ее прежде всего миру 
«белых», будь то Европа или Америка.

  Характерной чертой «азиатизации» Японии 80 — 90-х годов является колоссальный приток в страну иностранцев именно из этих стран, прежде всего 
Кореи, Таиланда и Филиппин, а в последнее время из КНР. Именно за их счет так увеличилось количество проживающих в Японии иностранцев в целом: почти на 50% с 1985 по 1992 г. А количество студентов-иностранцев, обучающихся в 
Японии, за этот же период возросло в три раза. Правительство активно поощряет приезд в Японию ученых, студентов и стажеров прежде всего из азиатских стран, отдавая им предпочтение перед жителями Европы и даже США, например при получении грантов или поступлении на магистерский и докторский курсы в университеты, по крайней мере в государственные. Япония активно привлекает специалистов из этих стран, особенно молодых, тем самым демонстрируя добрую волю быть если не «старшим братом», то заботливым партнером и искренним другом. В то же время по крайней мере у части будущей элиты Азии формируются дружественные настроения к Японии, опыт которой там изучают и ценят. Однако не секрет, что значительная часть граждан этих стран приезжает в Японию не за знаниями, а на заработки. Это дешевая рабочая сила, согласная практически на любую работу, составляет немалую конкуренцию местной, а наниматели (особенно из криминальных и полукриминальных структур) в погоне за прибылью нередко сами нарушают законодательство или снисходительно относятся к его нарушениям теми, кого они берут на работу. Несмотря на известную снисходительность властей к иммигрантам из Азии, к ним периодически применяются довольно жесткие меры, как правило, сводящиеся к депортации. Ежегодно публикуемая статистика депортации иностранцев из Японии на протяжении уже многих лет показывает одни и те же тенденции. Во-первых, абсолютное большинство депортируемых — граждане азиатских стран (без особой спецификации, очевидно, по дипломатическим причинам). Во-вторых, столь же явное большинство депортируется за нарушение законов о труде и несоблюдение визового режима 
(например, наем на постоянную работу без так называемой «рабочей визы» или пребывание в стране с просроченной визой).

  Ориентацию Японии на молодежь азиатских стран трудно не признать удачно выбранной. Нынешние двадцати- тридцатилетние уже не воспринимают всерьез рассказы своих дедов о войне и о «японских зверствах», но зато сами они хорошо помнят серию демонстративных извинений премьер-министров М. Хосокавы и Т. Мураямы в 1993-1995 гг. перед правительствами ряда стран Азии за действия Японии во время войны. Они могут сами приехать в Японию, поучиться здесь (на деньги японских налогоплательщиков), посмотреть своими глазами, как обстоят дела в этой стране. По крайней мере, студенты, аспиранты и стажеры из стран Азии встречают в целом сердечное отношение японцев, иногда прохладно-корректное, как, впрочем, и любые другие иностранцы, и почти никогда не сталкиваются с проявлениями недоброжелательства (исключение могут составлять корейцы, но это особая, до сих пор актуальная и болезненная тема).

  Российско-японские отношения

  Отсутствие подписи советского представителя под Сан-Францисским мирным 
Договором с Японией наложило неблагоприятный отпечаток на дальнейшее развитие отношений между Москвой и Токио. Тем не менее, экономические потребности Японии и ее стремление к повышению своей самостоятельности на международной арене и ослаблению чрезмерной односторонней ориентации на 
Вашингтон обусловили налаживание советско-японских отношений с сер. 50 гг. 
В 1956 г. в результате визита Премьер-министра Хатояма в Москву была подписана советско-японская Декларация. Она предусматривала восстановление дипломатических отношений между двумя странами, урегулирование столь важного для Японии вопроса об условиях рыболовного промысла, согласие 
Москвы на прием Японии в ООН, "передачу" Японии, после подписания Мирного договора между Москвой и Токио, островов Малой Курильской гряды Хабомаи и 
Шикотана. Декларация 1956 г. повышала самостоятельность Японии в мировой политике и превращала ее в равноправного члена мирового Сообщества, что вызвало неудовольствие Вашингтона. Под его давлением следующее 
Правительство Киси саботировало подготовку и подписание советско-японского 
Мирного договора, и в то же время форсировало модернизацию японо- американского Пакта безопасности в новой редакции 1960 г., предусматривающей сохранение американского военного присутствия на японской территории еще минимум на 10 лет. В связи с этим в Заявлении Советского 
Правительства, сделанном в 1960 г., передача Японии островов Хабомаи и 
Шикотан обуславливалась предварительным выполнением Токио двух условий: подписанием Мирного договора и выводом иностранных (т. е. американских) войск с ее территории. С тех пор политические отношения между Москвой и 
Токио были отравлены не только отсутствием Мирного договора и военным присутствием США в Японии, но и проблемой "северных территорий", на 
"возвращении" которых настаивает японская сторона. Неурегулированность политических отношений между двумя странами не всегда сказывалась на экономических связях между ними (в значительной степени благодаря параллельной "неофициальной" политике деловых кругов Японии, игнорировавших недовольство Вашингтона по этому поводу). В развитии экономического сотрудничества между двумя странами были заинтересованы не связанные с американским рынком фракции японского капитала, рыболовные круги и левонастроенная общественность. Сказывалось также и стремление Токио к диверсификации источников сырья: были заключены официальные Генеральные многолетние Соглашения на разработку угольных, лесных и рудных ресурсов 
Сибири с участием японского капитала. Однако ряд перспективных проектов был торпедирован по политическим причинам: проект нефтепровода Тюмень-Находка был похоронен под давлением Пекина, проект снабжения Японии электроэнергией с мощных ТЭС на Сахалине встретил противодействие со стороны УНО, посчитавшего его угрожающим национальной безопасности. Одной из главных целей строительства БАМа было расширение транспортировки сырья из Сибири в 
Японию, однако за годы его постройки из-за повышения мировых цен на сырье 
Япония перестроила свою промышленность на малосырьевые технологии. В условиях неурегулированности политических проблем между двумя странами, могущественная проамериканская буржуазия при поддержке Вашингтона препятствовала укреплению просоветского бизнеса. С обострением советско- американских отношений на рубеже 70-80 гг. Япония пошла на целенаправленное свертывание экономического сотрудничества с СССР и потеряла ведущее место в торговле Москвы с капиталистическими странами. Самым тяжелым годом в отношениях двух стран был 1977 г., когда СССР вслед за четырьмя десятками других государств ввел 200-мильную экономическую зону территориальных вод вдоль своего побережья. Япония, первая рыболовная держава планеты (1,1% ее 
ВНП), потеряла возможность бесплатного лова в этой зоне около 1 млн. тонн рыбы. Однако проблема для Японии осложнялась тем, что признание советской экономической зоны вокруг Южнокурильских "северных территорий" на практике означала бы и признание с ее стороны принадлежности этих островов 
Советскому Союзу. Поэтому все политические силы Японии, от неофашистов до коммунистов, объединились в борьбе за эти территории. В результате сложных дипломатических маневров, имевших целью "сохранение лица", Токио пошел на заключение рыболовной Конвенции 1977 г., согласно которой японские рыбаки, вылавливавшие ранее в 200-мильной зоне вокруг советского побережья 1,7 млн. тонн рыбы бесплатно, отныне получали право вылова 0,7 млн. тонн за оплату. 
Условия конвенции способствовали сохранению и воспроизводству рыбных ресурсов в дальневосточных водах. С распадом СССР Российское Правительство возлагало определенные надежды на экономическую поддержку курса на реформы со стороны Японии. Симпатизируя в принципе рыночным преобразованиям в 
России, Токио в свою очередь ожидал от Москвы территориально-политических уступок (возвращения "северных территорий") и благоприятного для бизнеса инвестиционного климата. Поскольку ни одно из этих пожеланий японской стороны не выполнено, политические отношения двух стран остаются сдержанными, а экономические связи явно не соответствующими возможному потенциалу сотрудничества