Внешняя политика и дипломатия Франции с 1871 по 1892 гг

     В последней трети XIX в. тяжелая промышленность во Франции развивалась опережающими темпами по сравнению с производством товаров широкого потребления. Так, потребление хлопка на душу населения за 1870—1900 гг. выросло чем на 50%, а железа и стали — почти удвоилось. В экономике страны ведущее место стали занимать крупнейшие металлургические предприятия, как, например, фирма «Шнейдер-Крезо», перед которой вынуждены были отступить текстильные магнаты Руана и Мюлуза. В эти годы появляется и укрепляется ряд крупных монополий как в тяжелой, так и в легкой промышленности. Одной из них стал металлургический синдикат «Контуар де Лонгви», объединивший 13 крупнейших чугунолитейных заводов. В 1883 г. возник крупный сахарный картель, в 1885 г. был создан керосиновый картель. К концу 1898 г. во Франции насчитывалось 6324 акционерных общества.

     Несмотря  на достаточно высокий темп роста  тяжелой промышленности, в эти  годы все же для Франции характерно было преобладание не производства средств  производства, а производства предметов  потребления с высоким удельным весом мелких предприятий и ремесленного труда. Иными словами, в экономике  еще преобладала легкая промышленность, в которой большое место занимало производство предметов роскоши  и моды, основанное на ремесленном  труде и требовавшее высокой  квалификации работников.

     Но  в целом промышленность развивалась  замедленными темпами, и по объему промышленной продукции Франция занимала 4-е  место в мире. Доля ее в мировой  промышленности продукции с 1870 по 1900 г. непрерывно падала, составляя в 1870 г. 10%, а в 1900г.— 7%.

     Достаточно  сравнить за указанные годы абсолютные цифры производства чугуна во Франции, Германии, Англии и США, чтобы ясно увидеть отставание темпов роста  французской промышленности от крупнейших, особенно молодых, капиталистических  стран. Так, в 1870 г. было произведено чугуна (т): во Франции - 1,2 млн., в Германии — 1,3 млн., в Англии — 6 млн., в США — 1,7 млн., причем разница между странами была не особенно велика, за исключением выдвинувшейся вперед Англии. Но уже через 10 лет соотношение заметно меняется в пользу Германии и США. Б 1880 г. производство чугуна составляло: во Франции — 1,7 млн. т, в Германии — 2,7 млн., в Англии — 7,7 млн., в США —3,8 млн. т. В 1890 г. было произведено во Франции 2 млн. т, в Германии — 4,6 млн., в Англии — 7,9 млн., в США — 9,2 млн. т; в 1900 г. во Франции — 2,7 млн. т, в Германии — 8,5 млн., в Англии — 9 млн., в США — 13,8 млн. т. О замедленных темпах развития экономики свидетельствует и факт падения доли Франции в мировой торговле (с 10% в 1870 г. до 9% в 1900 г.). Характерно и то, что за последнюю треть XIX в. французский торговый флот почти не изменился по своему тоннажу, а в эти же годы английский торговый флот вырос более чем на 50%, германский же удвоился¹⁸.

     Таким образом, экономическое развитие Франции  показывает, что классический капитализм перерос к концу XIX — началу XX в. в высшую стадию — империализм. Во Франции, как и в других развитых странах, концентрация производства приводила к возникновению монополий. В истории создания монополий существуют три периода, которые характерны и для развития французской экономики. Первый период охватывает 1860—1870 гг., когда повсюду господствует еще свободная конкуренция, а монополии только появляются и находятся в зачаточном состоянии. Второй период начинается после кризиса 1873 г. и последовавшей за ним затянувшейся депрессии и продолжается до конца 80-х гг., когда происходит быстрое развитие картелей, но они еще исключение, они еще не прочны. Наконец, третий период — это подъем с 1889 г. и кризис 1900—1903 гг., когда картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни¹⁹. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Глава 2. Внешняя политика Франции в конце  XIX века 

     Рассмотрение  основного содержания нашей темы логично будет начать не непосредственно  с событий «военной тревоги» 1887 г., а с предшествовавших ей обстоятельств, приведших к обострению франко-германских противоречий. Впрочем, следует сразу подчеркнуть, что франко-германские взаимоотношения после 1870 г. никогда не были хорошими.

     Обстановка  начала меняться в худшую сторону  еще в 1885 г., с началом кризиса в Болгарии. Почти одновременно с данными событиями произошло обострение франко-германских отношений. Европа оказалась лицом к лицу с двумя кризисами: один вспыхнул на Балканах, другой грозил разразиться на Рейне.

     Поражение, понесенное французами от китайских  войск в Тонкине, вызвало значительные перемены во французской внутренней политике. Весть об отступлении от Лангчюна вызвала в Париже взрыв  бурного протеста против неудачной  колониальной политики и привела  к падению кабинета Ферри. Его  противники постарались использовать эти события в собственных  целях. Осенью того же 1885 г. во Франции произошли парламентские выборы. Они принесли поражение «умеренным». Усилились как монархисты, так и радикалы. Иначе говоря, упало влияние сторонников заигрывания с восточным соседом. Возросло влияние реваншистов всех мастей. Летом 1886 г. началась агитация генерала Буланже, призывавшего к подготовке реванша. В том же году Буланже вошел в правительство, получив портфель военного министра, и принялся проводить энергичные мероприятия по усилению армии.

     В свою очередь, германское правительство  снова стало помышлять о расправе с Францией. Перед германскими  правящими кругами встал вопрос, не использовать ли им те трудности, которые  сулила России болгарская проблема. По ее мнению, Россия снова запутается в балканских делах, и это позволит обеспечить ее нейтралитет в случае войны Германии с Францией

     Впрочем, игру германской дипломатии портило  одно обстоятельство: болгарский вопрос мог породить австро-русский конфликт. Он грозил германской дипломатии немалыми хлопотами. Если бы Австро-Венгрия действительно  угодила в беду, то вместо выгодной сделки с Россией Германии предстояла тяжелая война против нее, скорее всего чреватая войной на два фронта, ибо в случае русско-германской войны  следовало ожидать вмешательства  в нее Франции.

     Между тем международное положение  Германии осложнялось. Перед лицом  враждебной Франции Бисмарку нельзя было ссориться с Россией. Нельзя было также терять и Австро-Венгрию. Канцлер старался ладить с обеими. Однако при обострении их взаимных отношений на почве болгарского  вопроса сделать это было нелегко: Бисмарку пришлось призвать на помощь всю свою дипломатическую изворотливость.

     В такой обстановке германский канцлер  и предпринял один из самых сложных  маневров, какие только знает история  дипломатии. С одной стороны, он не скупится на авансы России и подталкивает ее на военную интервенцию в Болгарии. С другой — сдерживает Австрию  в ее противодействии России. В  то же время канцлер работает над  активизацией английской политики и  стремится вызвать англо-русский  конфликт, будучи готов в этом случае спустить и Австро-Венгрию с цепи, на которой он ее твердо решил держать, пока не последует выступление Англии. Однако для Германии Бисмарк намерен  был даже и в этом случае оставить руки свободными и сохранить «дружественные»  отношения с Россией.

     Этим  не исчерпывалась замысловатая игра, которую вела германская дипломатия. Одновременно с маневрами в области  англо-австро-русских отношений  канцлер довел до крайней степени  возбуждения газетную кампанию против Франции. Пресса снова науськивала  немцев против Франции, подхватывала и  непомерно раздувала все факты  реваншистской пропаганды. А французские  националисты своими выходками сами помогали тому, чтобы антифранцузская кампания германского канцлера не оставалась без пищи.

     В конце 1886 г. Бисмарк попытался наладить отношения с Россией и был готов удовольствоваться даже ее нейтралитетом в случае войны с Францией, поскольку с Италией и Австро-Венгрией уже имелись договоры и Англия оказалась на стороне Германии. Именно тогда Солсбери писал своему послу в Париже Лайонсу, что новая франко-германская война избавила бы Англию от неприятностей, которые чинит ей Франция в Египте. Международная расстановка сил исключительно благоприятствовала Германии, и Бисмарк попытался воспользоваться буланжистским движением как поводом для войны²⁰.

     11 января 1887 года Бисмарк произнес  в рейхстаге речь по поводу  увеличения военных кредитов. «Наша  дружба с Россией, - заявил канцлер, - не нарушалась со времени  наполеоновских войн и остается  бесспорной и сейчас»²¹. Что касается Франции, то его высказывания не были столь успокоительными. Хотя канцлер и обещал не нападать на нее ни в коем случае до тех пор, пока французское правительство останется миролюбивым по отношению к Германии. Но он заметил при , что во Франции «время пребывания министров у власти ограничено… В любой день, - продолжал Бисмарк, - к власти придет, может быть, новое правительство и пожелает разжечь вновь священный огонь… Поэтому мы можем ждать, что Франция нападет на нас возможно через десять дней, а возможно и через десять лет. Этот вопрос я решить не могу…»²². Словно желая придать больше веса своим словам, канцлер объявил о призыве 73 тысяч резервистов на учебные сборы²³. Они назначались на 7 февраля 1887 года и проводились в Лотарингии. По существу это было начало сосредоточения немецких войск на французской границе.

     28 января 1887 г. Бисмарк заявил послу Франции Эрбетту, что, если Буланже возглавит кабинет, это будет означать войну. Действительно, Буланже принял ряд мер по укреплению армии, получив на эти цели кредит в 300 млн. фр. В ответ и Германия увеличила состав своей армии, выделив на военные нужды кредит в 300 млн. марок. В это время решение вопроса о войне и мире для Франции находилось в руках России.

     Франции приходилось срочно налаживать отношения  с Россией. Когда в январе 1887 г. в Париж прибыли три делегата Болгарии просить поддержки у Франции против России, новый министр иностранных дел Флуранс заявил им, что Болгария обязана России своим существованием и потому должна не только считаться с ней, но и пойти на некоторые уступки. Александр III выразил удовлетворение в беседе с Лабуле, а в Париже установились тесные отношения между русским посольством и Кэ д'Орсе. Через три недели Флуранс сам обратился к русскому правительству с вопросом, какую позицию оно займет в случае осложнений в отношениях Франции с Германией.

     Вскоре  после этих событий Флуранс сделал попытку предложить России заключить  оборонительный союз. Он даже готовил  специального посланца в Петербург  с этой чрезвычайно секретной  миссией, но поездка не состоялась из-за отказа России. Надо полагать, что этот демарш не остался неизвестным в  Германии²⁴.

     20 апреля произошел инцидент Шнебеле,  явно подстроенный немецкими  полицейскими с целью вызвать  войну с Францией один на  один. Немецкой полицией был арестован  французский пограничный полицейский  комиссар Шнебеле, которого немецкие  власти подозревали в организации  шпионажа. Немецкие пограничники  заманили Шнебеле на германскую  территорию приглашением прибыть  в определенный пункт на немецкой  стороне границы для текущих  деловых переговоров по вопросам  пограничного режима. Едва Шнебеле переступил границу, как был схвачен немецкими полицейскими.

     Возник  очередной франко-германский конфликт. Французским властям нетрудно было доказать, что в отношении Шнебеле  немцами была учинена провокация. Последовала кампания во французской  прессе. Правительство заявило в  Берлине протест по дипломатической  линии. Оно провело некоторые  подготовительные мероприятия военного порядка. Французское правительство  перед лицом явной провокации отказалось, однако, приступить к мобилизации, которой требовал военный министр  — генерал Буланже.

     Ответ германского правительства на французский  протест гласил, что по делу Шнебеле  ведется следствие. Если окажется, что  обвинение против него не обосновано, этот французский чиновник будет  освобожден. Провокация оказала Бисмарку некоторую помощь: новый конфликт помог провести в рейхстаге увеличенный  военный бюджет на новое семилетие. Но позиция русского правительства  осталась для Германии неблагоприятной. К тому же эта полицейская провокация была сработана слишком грубо. Как  бы то ни было, 30 апреля 1887 г. Шнебеле был освобожден²⁵.

     Французское правительство удовлетворилось  этим и сочло инцидент исчерпанным. Он характерен для природы франко-германских отношений, как они развивались  на базе Франкфуртского мира: любой  второразрядный конфликт был чреват военной опасностью.

     Оправившись от испуга, французское правительство  поставило в Петербурге вопрос о  направлении туда со специальной  миссией бывшего посла в Вене маркиза де Вогюэ. Фактически это  был зондаж возможности франко-русского союза. Русское правительство отклонило  приезд Вогюэ, так как к этому  времени непосредственная опасность  войны миновала и Александр III счел миссию Вогюэ «несвоевременной»²⁶. Тем не менее, начало сближению Российской империи и Французской республики, в плане политическом, было положено.

     Сближение двух великих держав, с 1887 года приобретшее  практически неотвратимый характер, было главным, самым значительным по своим неисчислимым последствиям процессом  международной политики того времени.

     Официальные представители французского правительства  не считали теперь нужным скрывать от Германии свое желание достигнуть прямого соглашения с Россией. По свидетельству Фрейсине, в марте-апреле 1890 года в салоне у Мюнстера на прямые вопросы германского посла о  франко-русском сближении он отвечал, что «… мы ищем противовес вашему Тройственному  союзу»²⁷. То есть, пытаясь уверить своего собеседника в оборонительных целях франко-русского сближения, Фрейсине не отрицал его по существу.