Создание самодержавной монархии

  При Василии  Дмитриевиче позиции Москвы продолжали укрепляться. В 1392 г. ему удалось  присоединить Нижегородское княжество, в целом улучшить, благодаря женитьбе на дочери Витовта, отношения с Литвой, отстоять в 1408 г. Москву от набега ордынских войск Едигея. Некоторые местные князья переходили в разряд служилых князей - слуг Московского князя, т.е. становились наместниками и воеводами в уездах, которые ранее были самостоятельными княжествами.  
 

  1.3.Третий этап. Завершение.

  На этом этапе процесс объединения русских  земель приобрел новую динамику. Великий  князь Иван III (1462-1505) к 1468 г. полностью  подчинил Ярославское княжество, в 1474 ликвидировал остатки независимости  Ростовского княжества.

  Более напряженно происходило присоединение Новгорода  и его обширных владений. Особое значение борьбе с Новгородом придавал тот факт, что происходило столкновение двух типов государственного строя - вечевого-боярского и монархического, притом с сильной деспотической тенденцией. Часть новгородского боярства, стремясь сохранить городские вольности и свои привилегии, пошла на союз с Казимиром 1У - великим князем литовским и польским королем. Иван III, узнав о подписании договора, в котором Новгород признал Казимира своим князем, организовал поход и разбил в 1471 г. на р. Шелони новгородское ополчение, а в 1478 г. полностью его присоединил. Все атрибуты былой вольности, включая вечевой колокол, были ликвидированы, вместо посадников городом теперь правили наместники князя. Кроме того, не сдержав своего слова, Иван III постепенно выселил из новгородской земли боярство, передав его владения московским служилым людям.

  В 1485 г. Тверь, окруженная войсками Ивана III и покинутая  своим князем Михаилом Борисовичем, вынужденным искать спасения в Литве, оказалась включенной в состав московских владений. Присоединение Твери завершило формирование территории государства, что и наполнило реальным содержанием используемый и ранее московском князем титул - государь всеа Руси.

  В результате войн с Литвой (1487-1494, 1500-1503 гг.) и перехода на московскую службу со своими землями  русских православных князей из Литвы  Ивану III удалось расширить свои владения. Так, в составе Московского  государства оказались княжества, расположенные в верховьях Оки (Воротынское, Одоевское, Трубецкое и др.) и Чернигово-Северские земли.

  При сыне Ивана III Василии III были присоединены Псков (1510), после новой войны с  Литвой - Смоленск (1514), а в 1521-Рязань.

  Таким образом, основное содержание третьего этапа заключалось в присоединении к Московскому княжеству остальных территорий Северо-Восточной Руси. Если Ивану III при восшествии на престол досталась территория в 430 тыс. км 2 ., то его внуку Ивану IV в 1533 г. в 6 раз больше. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  2.Идеология российского самодержавия

  Идеология официальной народности получила окончательное  оформление стараниями министра просвещения  графа С.С. Уварова в начале 30-х  гг. XIX века. Ныне достаточно хорошо известны немецкие источники, которые обусловили появление формулы Уварова: "православие - самодержавие - народность", однако до сих пор историками недостаточное внимание уделяется русским предшественникам Уварова, которые сформулировали основные постулаты указанной идеологии уже в царствование Александра I. Речь идет о работах А.С. Шишкова, Н.М. Карамзина и М.Л. Магницкого.

  Именно  указанные идеологи и практики русского консерватизма в период его зарождения начали разработку таких основополагающих для зрелого консервативного  сознания понятий как "православие", "самодержавие", "народность". Однако можно говорить о том, что отдельные упомянутые категории разрабатывались каждым из них более подробно, нежели другие. Так, в работах А.С. Шишкова, таких как "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка" и "Рассуждение о любви к Отечеству" содержится развернутая трактовка прежде всего понятия "народность" с православно-консервативных позиций, в "Записке о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях" Н.М. Карамзина содержится целая концепция самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанной с православием и православной церковью, в "Кратком опыте о народном воспитании" М.Л. Магницкого сформулирована консервативная программа, стержневой категорией которой является православие и самодержавие.

  Хронологически  первой, в трудах Шишкова, приобрело  относительно четкие контуры понятие "народность" (в его разработку внесли определенный вклад С.Н. Глинка и Ф.В. Ростопчин, но в данном случае они выступали как последователи Шишкова, популяризаторы и пропагандисты его идей). Оно появилась на свет в конкретно-исторических условиях, когда лидер русских консерваторов того времени А.С. Шишков повел борьбу с галломанией и космополитизмом, характерными для большей части русского образованного общества в начале XIX в. Известная его полемика "о старом и новом слоге" с Н.М. Карамзиным носила отнюдь не только лингвистический и филологический характер, но и имела четкую политическую подоплеку.

  Наплыв  галлицизмов в русский язык, неумеренное заимствование иностранных слов и обычаев, а главное - попытки реализации на русской почве либеральных политических проектов, расценивались Шишковым как своеобразная подрывная акции со стороны "западнического лагеря". "Ломка" языка, с его точки зрения", неизбежно вела к размыванию того, что ныне назвали бы национальной ментальностью - основ веры, традиций, устоев, наконец, самой монархической государственности. Язык выступал в понимании Шишкова как субстанция народности, квинтэссенция национального самосознания и культуры. Естественно, для того, чтобы отстоять свою позицию, Шишков должен был обратиться к русской языковой (ее он связывал почти исключительно с церковно-славянским языком), культурной и религиозной традиции. Таким образом, Шишков неизбежно обращался к апологии русского допетровского прошлого, которое он, подобно позднейшим славянофилам, явно идеализировал и противопоставлял современности. Забвение этого прошлого, попытка заменить "предания старины" новейшими идеалами заграничного происхождения, почерпнутыми почти исключительно из просветительской, масонской и мистической литературы были с точки зрения Шишкова чрезвычайно опасны, поскольку это вело к нравственному релятивизму, опасному вольнодумству, атеизму, волевой, моральной и интеллектуальной расслабленности, и, соответственно, к упадку нации, политической зависимости ее от западноевропейских стран, в первую очередь, Франции. Увлечение западноевропейской культурой, считал Шишков, приводит русского образованного человека (прежде всего дворянина) "к тому, что он не способен быть ни воином, ни судьею, ни другом, ни мужем, ни хозяином, ни гостем..."

  Недопустимость  подражательства западноевропейским образцам и отказа от собственных  традиций, необходимость опоры на собственные традиции (языковые, религиозные, политические, культурные, бытовые (например, в одежде, еде, повседневных поведенческих стереотипах), изучения русского языка во всех его ипостасях (любопытно, что Шишков, при всей своей приверженности "высокому стилю" церковно-славянского языка, одним из первых начал собирать народные песни, видя в них потенциальный источник для литературного языка), патриотизм, включающий культивирование национального чувства и преданность самодержавной монархии, борьба с галломанией и космополитизмом ("граждан света" Шишков причислял "к роду животных", "извергов", по его словам, космополиту "один ад стал бы ... рукоплескать") - таковы основные составляющие понятия "народность" в православно-консервативной трактовке, данной А.С. Шишковым.

  В "Записке  о древней и новой России..." Н.М. Карамзина, которая по сей день, с нашей точки зрения, анализировалась крайне мало, тенденциозно и односторонне, впервые в истории русской консервативной мысли была сформулирована оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция, самодержавия.

  С точки  зрения Карамзина, самодержавие представляло собой "умную политическую систему", прошедшую длительную эволюцию и  сыгравшую уникальную роль в истории России. Эта система была "великим творением князей московских", начиная с Ивана Калиты, причем, основных своих элементах, она обладала качеством объективности, то есть слабо зависела от личных свойств, ума и воли отдельных правителей, поскольку не была продуктом личной власти, а довольно сложной конструкцией, опирающейся на определенные традиции и государственные и общественные институты. Система эта возникла в результате синтеза автохтонной политической традиции "единовластия", восходящей к Киевской Руси и некоторых традиций татаро-монгольской ханской власти. Большую роль также сыграло сознательное подражание политическим идеалам Византийской империи.

  Возникшее в условиях тяжелейшей борьбы с татаро-монгольским  игом самодержавие было безоговорочно  принято русским народом, поскольку не только ликвидировало иноземную власть, но и внутренние междоусобицы. "Рабство политическое не казалось в этих условиях чрезмерной платой за национальную безопасность и единство.

  Вся система  государственных и общественных институтов была, по Карамзину, "излиянием монаршей власти", монархический стержень пронизывал всю политическую систему сверху донизу. При этом самодержавная власть была предпочтительнее власти аристократии. Аристократия, приобретающая самодовлеющее значение, могла стать опасной для государственности, например, в удельный период или в период Смуты XVII века. Самодержавие "встраивало" аристократию в систему государственной иерархии, жестко подчиняло ее интересам монархической государственности.

  Исключительную роль в данной системе, по Карамзину, играла православная церковь. Она являлась "совестью" самодержавной системы, задающей нравственные координаты для монарха и народа в стабильные времена, и, в особенности, когда происходили их "случайные уклонения от добродетели". Карамзин подчеркивал, что власть духовная действовала в тесном союзе с властью гражданской и давала ей религиозное оправдание. Оправдание самодержавной власти мистическими мотивами было несвойственно для Карамзина, вероятно, в силу того, что он прошел солидную школу рационального мышления, и апеллировал в своих теоретических построениях, при объяснении роли и значения православия и православной церкви, к таким категориям как "нравственность", "нравственное оправдание" и т.д.

  Самодержавная система политической власти, по Карамзину, зиждилась также на общепризнанных народом традициях, обычаях и привычках, того, что он обозначал как "древние навыки" и, шире, "дух народный", "привязанность к нашему особенному".

  Карамзин  категорически отказывался отождествлять "истинное самодержавие" с деспотизмом, тиранией и произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм самодержавия было обусловлено делом случая и быстро ликвидировалось инерцией традиции "мудрого" и "добродетельного" монархического правления. Эта традиция была столь мощной и эффективной, что даже в случаях резкого ослабления или даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (во время Смуты), приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия.

  В силу всего  вышеперечисленного, самодержавие явилось "палладиумом России", главной  причиной ее могущества и процветания. С точки зрения Карамзина основные принципы монархического правления  должны были сохраняться и впредь, лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства, которые вели бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русским народом.

  В наиболее концентрированной и отчетливой степени взгляды на такие составляющие консервативной идеологии как православие и самодержавие, были развиты М.Л. Магницким. 7 ноября 1823 г. Магницкий отправил Александру "записку о народном воспитании", которое является с нашей точки зрения одной из этапных вех в истории русского консерватизма александровской эпохи. Начиналось это "собственноручное всеподданнейшее письмо" в характерной для Магницкого манере: "сей плод моего усердия к церкви и Царю, в обыкновенном служебном порядке не вмещающийся, куда понесу. Государь, ежели не к ногам Вашим?"6

  В этой записке  Магницкий предлагал царю проект создания целостной системы "народного  воспитания", которой, по его словам, покуда еще нет ни в одном из существующих христианских государств: "самоважнейшая часть управления как бы брошена везде на произвол исполнителей и ежели получила некоторое устройство, то как бы случайно и от обстоятельств". Напротив же, "люди злонамеренные" (в их число Магницкий относил Талейрана, Наполеона и Вейсгаупта), целенаправленно "занялись составлением полной системы народного воспитания". Это привело к тому, что "большая часть лучших учителей", которые должны учить наследника престола "заражены опаснейшими началами неверия идей возмутительных". Мало того: "Нет книги, по которой бы безопасно можно было учить его истории всеобщей и Российской. Нет курса прав, который можно было преподать царевичу Российскому в истинном его смысле. Нет истории систем философских, которая бы не развратила мыслей".