Оценка петровских реформ в отечественной историографиии

У Соловьева реформы  представлены в виде строго последовательного  ряда звеньев, составляющих всесторонне  продуманную и предварительно спланированную программу преобразований, имеющую  в своей основе жесткую систему  четко сформулированных целевых  установок: “В этой системе даже войне  отведено заранее поределенное место  в числе средств реализации общего плана”.

В этом отношении  труд Соловьева испытал влияние  предшествовавшей его написанию  историографии и публицистики. Его  основные идеи могут во многих случаях  быть прослежены до работ непосредственно  послепетровской эпохи.

Задолго до Соловьева  всеобщим стало мнение, что деятельность Петра и ее результаты были порождением  почти сверхчеловеческого разума: осуществлением дьявольского плана или проявлением  высшей мудрости, реформатор традиционно  характеризовался как “антихрист” (раскольниками) или “человек, Богу подобный” (М.В. Ломоносовым).

Но не все историки придерживаются столь лестного для  Петра взгляда на реформы. Точка  зрения относительно очевидной бесплановости  и непоследовательности преобразований Петра разделяется В.О. Ключевским, который подчеркивает, что движущей силой преобразований была война. Ключевский считает, что структура реформ и  их последовательность были всецело  обусловлены потребностями, навязанными  войной, которая, по его мнению, тоже велась довольно бестолково. В противоположность  Соловьеву Ключевский отрицает, что  Петр уже в ранний период своей  жизни ощущал себя призванным преобразовать  Россию; лишь в последнее десятилетие  своего царствования Петр, по мнению Ключевского, стал осознавать что создал что - то новое, одновременно и его внутренняя политика стала утрачивать черты  скоропалительности и незавершенности  решений. Этот взгляд положил начало ряду других точек зрения, более  сосредотачивающихся на различных  нюансах реформ.

В советской историографии  по вопросу планомерности реформ тоже не существовало единого взгляда. Как правило предполагался более  глубокий смысл преобразований, нежели только повышение эффективности  военных действий.

С другой стороны, распространенным было мнение, что ход войны имел решающее влияние на характер и направленность петровских преобразований. Отмечалось и то, что реформы приобретали  все более отчетливый характер планомерности  и последовательности по мере неуклонно  возраставшего перевеса России над  Швецией в Северной Войне.

Для авторов таких  исследований характерным является стремление провести границу между  первой “лихорадочной” фазой войны, когда внутренние реформы имели  хаотичный и незапланированный  характер, и последним десятилетием жизни Петра, когда правительство  располагало достаточным количеством времени для обдумывания более перспективных решений. К этому периоду и относятся самые эффективные и существенные преобразования.

Существует еще  одна тема, вызывающая сильные разногласия - это историческая сущность реформ. В основе понимания этой проблемы лежат либо воззрения, основанные на марксистских взглядах, то есть считающие,

что

политика государственной  власти основана и обусловлена социально - экономической системой, либо позиция, согласно которой реформы - это выражение  единоличной воли монарха. Эта точка  зрения типична для “государственной”  исторической школы в дореволюционной  России.

Первый из этого  множества взглядов - мнение о личном стремлении монарха европеизировать  Россию. Историки, придерживающиеся этой точки зрения считают именно “европеизацию” главной целью Петра.

По мнению Соловьева  встреча с европейской цивилизацией была естественным и неизбежным событием на пути развития русского народа. Но Соловьев рассматривает европеизацию не как  самоцель, а как средство, прежде всего стимулирующее экономическое  развитие страны.

Теория европеизации не встретила, естественно, одобрения  у историков, стремящихся подчеркнуть  преемственность эпохи Петра  по отношению к предшествовавшему  периоду.

Важное место в  спорах о сущности реформ занимает гипотеза о приоритете внешнеполитических целей над внутренними. Гипотеза эта была выдвинута впервые Милюковым  и Ключевским.

Убежденность в  ее непогрешимости привела Ключевского  к выводу, что реформы имеют  различную степень важности: он считал военную реформу начальным этапом преобразовательной деятельности Петра, а реорганизацию финансовой системы - конечной его целью. Остальные же реформы являлись либо следствием преобразований в военном деле, либо предпосылками  для достижения упомянутой конечной цели. Самостоятельное значение Ключевский придавал лишь экономической политике.

Последняя точка  зрения на эту проблему - “идеалистическая”. Наиболее ярко она сформулирована Богословским - реформы он характеризует как  практическую реализацию воспринятых  монархом принципов государственности. Но тут возникает вопрос о “принципах государственности” в понимании  царя. Богословский считает, что идеалом  Петра Первого было абсолютистское государство, так называемое “регулярное  государство”, которое своим всеобъемлющим  бдительным попечением (полицейской  деятельностью) стремилось регулировать все стороны общественной и частной  жизни в соответствии с принципами разума и на пользу “общего блага”.

Богословский особенно выделяет идеологический аспект европеизации. Он, как и Соловьев, видит во введении принципа разумности, рационализма радикальный  разрыв с прошлым. Его понимание  реформаторской деятельности Петра, которое  можно назвать “просвещенный  абсолютизм”, нашло множество приверженцев среди западных историков, которые  склонны подчеркивать, что Петр не являлся выдающимся теоретиком, и  что преобразователь во время  своего зарубежного путешествия  принимал во внимание прежде всего  практические результаты современной  ему политической науки.

Некоторые из приверженцев этой точки зрения утверждают, что  петровская государственная практика отнюдь не была типичной для своего времени, как это доказывает Богословский. В России при Петре Великом  попытки воплотить в жизнь  политические идеи эпохи были гораздо  более последовательными и далекоидущими, чем на Западе.

По мнению таких  историков русский абсолютизм во всем, что касается его роли и  воздействия на жизнь русского общества занимал совершенно иную позицию, чем  абсолютизм большинства стран Европы. В то время, как в Европе правительственную  и административную структуру государства  определял общественный строй, в  России имел место обратный случай - здесь государство и проводимая им политика формировали социальную структуру.

В этой связи нужно  отметить и то, что в дискуссии  о сущности русского абсолютизма, завязавшейся в советской историографии, нашлись  сторонники той точки зрения, что  государственная власть в России занимала значительно более сильную  позицию по отношению к обществу, чем европейские режимы. Но эта  точка зрения в советской историографии  доминирующей не являлась. Советские  историки, которые стремились дать петровскому государству и его  политике свою характеристику, как  правило уделяли особое внимание экономическим и социальным преобразованиям; при этом отношения классов служили  отправной точкой. Единственное в  чем здесь были расхождения - это  в понимании характера классовой  борьбы и соотношения противоборствующих сил в этот период.

Первым, кто попытался  определить сущность реформ Петра с  марксистских позиций был Покровский. Он характеризует эту эпоху как  раннюю фазу зарождения капитализма, когда  торговый капитал начинает создавать  новую экономическую основу русского общества.

Как следствие перемещения  экономической инициативы к купцам, власть перешла от дворянства к буржуазии (т.е. к этим самым купцам). Наступила  так называемая “весна капитализма”. Купцам необходим был эффективный  государственный аппарат, который  мог бы служить их целям как  в России так и за рубежом.

Именно по этому, по мнению Покровского, административные реформы Петра, войны и экономическая  политика в целом, объединяются интересами торгового капитала.

Некоторые историки, придавая торговому капиталу большое  значение, связывают его с интересами дворянства. И хотя тезис о доминирующей роли торгового капитала был отвергнут  в советской историографии, можно  говорить о том, что мнение относительно классовой основы государства оставалось в советской историографии с  середины 30-х до середины 60-х годов  господствующим. В этот период общепризнанной была точка зрения, согласно которой  петровское государство считалось  “национальным государством помещиков” или “диктатурой дворянства”. Его  политика выражала прежде всего интересы феодалов - крепостников, хотя внимание уделялось и интересам набирающей силу буржуазии.

В результате проводимого  в этом направлении анализа политической идеологии и социальной позиции  государства, утвердилось мнение, что  сущность идеи “общего блага” демагогична, ей прикрывались интересы правящего  класса. Хотя это положение разделяет  большинство историков, есть и исключения. Например, Сыромятников, в своей  книге о петровском государстве  и его идеологии, полностью присоединяются к данной Богословским характеристике государства Петра как типично  абсолютистского государства той  эпохи. Новым в полемике о российском самодержавии стала его интерпретация  классового фундамента этого государства, которая базировалась на марксистских определениях предпосылок Европейского Абсолютизма. Сыромятников считает, что неограниченные полномочия Петра основывались на реальной ситуации, а именно: противоборствующие классы (дворянство и буржуазия) достигли в этот период такого равенства экономических и политических сил, которое позволило государственной власти добиться известной независимости по отношению к обоим классам, стать своего рода посредником между ними.

Благодаря временному состоянию равновесия в борьбе классов, государственная власть стала относительно автономным фактором исторического  развития, и получила возможность  извлекать выгоду из усиливающихся  противоречий между дворянством  и буржуазией.

То, что государство  стояло таким образом в известном  смысле над классовой борьбой, ни в коем случае не означало, что оно  было полностью беспристрастно. Углубленное  исследование экономической и социальной политики Петра Великого привело  Сыромятникова к выводу, что преобразовательная деятельность царя имела в целом  антифеодальную направленность, “проявившуюся, например, в мероприятиях, проведенных  в интересах крепнущей буржуазии, а также в стремлении ограничить крепостное право”.

Эта характеристика реформ, данная Сыромятниковым, не нашла  значительного отклика у советских  историков. Вообще советская историография  не приняла и критиковала его  выводы (но не фактологию) за то, что  они были очень близки к отвергнутым  ранее положениям Покровского.

К тому же многие историки не разделяют мнение о равновесии сил в петровский период, не все  признают едва народившуюся в 18 веке буржуазию  реальным экономическим и политическим фактором, способным противостоять  поместному дворянству.

Подтвердилось это  и в ходе дискуссий, шедших в отечественной  историографии в 70-х годах, в результате которых было достигнуто относительно полное единство мнений относительно неприменимости тезиса о “нейтральности”  власти и равновесии классов применительно  к специфическим российским условиям.

Тем не менее, некоторые  историки, в целом не соглашаясь с мнением Сыромятникова, разделяют  его взгляд на петровское единовластие, как относительно независимое от классовых сил. Они обосновывают независимость самодержавия тезисом  о равновесии в новом варианте. В то время, как Сыромятников оперирует  исключительно категорией социального  равновесия двух различных классов - дворянства и буржуазии, Федосов  и Троицкий рассматривают в качестве источника самостоятельности политической надстройки противоречивость интересов  внутри правящего класса. И, если Петр Первый смог провести в жизнь столь  обширный комплекс реформ вопреки интересам  отдельных социальных групп населения, то объяснялось это накалом той  самой “внутриклассовой борьбы”, где  с одной стороны выступала  старая аристократия, а с другой - новое, бюрократизированное дворянство.

В то же время, нарождающаяся  буржуазия, поддерживаемая реформаторской политикой правительства, заявила  о себе, хоть и не столь весомо, выступая в союзе с последней  из названных противоборствующих сторон - дворянством.

Еще одна спорная  точка зрения была выдвинута А.Я. Аврехом, зачинателем дебатов о  сущности российского абсолютизма. По его мнению абсолютизм возник и  окончательно укрепился при Петре  Первом. Его становление и невиданно  прочное положение в России стало  возможным благодаря

относительно низкому  уровню классовой борьбы в сочетании  с застоем в социально - экономическом  развитии страны.

Абсолютизм следовало  бы рассматривать как форму феодального  государства, но отличительной чертой России было стремление проводить вопреки  явной слабости буржуазии именно буржуазную политику, и развиваться  в направлении буржуазной монархии.