О пребывании в концлагерях во время Второй мировой войны

Для нее было удовольствием  переписываться с женами комендантов  других лагерей и давать им подробные  инструкции, как превратить человеческую кожу в экзотические переплеты книг, абажуры, перчатки или скатерти для  стола.

Существует много мнений по поводу освобождения Бухенвальда, некоторые  считают, что в лагере не было восстания, а другие наоборот.

Международный День освобождения узников фашизма отмечается 11 апреля потому, что именно в этот день в 1945 году узники Бухенвальда, узнав о  подходе союзных войск, успешно  осуществили вооруженное восстание, обезоружили и захватили в  плен более 800 эсэсовцев и солдат охраны, взяли в свои руки руководство  лагерем и только через двое суток  дождались прихода американских солдат. На траурном митинге, посвященном  памяти умерщвленных товарищей, 19 апреля 1945 года узники Бухенвальда всех национальностей  дали клятву, которая была известна тогда всему миру, но теперь, к  сожалению, позабыта: "...мы прекратим  борьбу только тогда, когда последний  фашистский преступник предстанет перед  судом народов. Уничтожение фашизма  со всеми его корнями - наша задача".

ВЫВОД? (Начинается со слов……. Таким образом…….)

4. Женские концлагеря. На примере лагеря Равенсбрюк.

Концлагерь Равенсбрюк строился, начиная с ноября 1938 года, силами СС и заключенных, переведенных из Заксенхаузена, в прусской деревне Равенсбрюк, около Макленбургского климатического курорта Фюрстенберг. Это был единственный большой концлагерь на германской территории, который был определен как так называемый “охраняемый лагерь заключения для женщин”.

Равенсбрюк был женским  лагерем на тридцать тысяч человек, но ближе к концу войны тут  содержалось сорок пять тысяч  узниц. В основном это были польки и русские, около 15 процентов евреек. За всю историю лагеря через него прошли женщины 20 государств. Формальных рекомендаций и предписаний насчет издевательств над узницами не было, как и запретов. Были надсмотрщицы человечные и были те, что изобретали зверские способы насилия и пыток  над узниками. Даже перед персоналом фашистских концлагерей был выбор  между добром и злом. Местные жители фактически не пересекались с жизнью в концентрационном лагере и часто  не подозревали о масштабах происходящего.

У поступающих женщин отнимали все, их раздевали, обривали наголо, мыли, присваивали номера и, выдав им робу, распределяли по баракам. Пришедшие  люди превращались в нумерованный скот. Они становились живыми мертвецами. Достаточно небольшое деревянное помещение  барака, после войны вмещавшее  две - три семьи беженцев, до этого  содержало около трех сот человек, которые жили на 3-х этажных нарах. К концу войны в бараках  жили до тысячи человек, спавшие иногда по восемь на одной полке. На каждый барак было несколько умывальников и туалетов, неспособных вместить даже малой части узников. Пол  барака был усеян человеческими  экскрементами.

Перед поселением в лагеря отбирались наиболее способные к  работе, остальных сразу уничтожали. Оставшиеся в живых трудились  в пошивочных мастерских, на строительстве, что-то делали для армии в компании "Simens".

Со временем в лагере построили  крематорий для сжигания трупов и  в конце войны - газовую камеру. До этого по необходимости расстреливали. Пепел из крематория ссыпали в  залив, а также отправляли в качестве удобрения на близлежащие поля.

Рабочий день заключенных  был не менее 12 часов. Много времени  уходило на переклички и подготовку ко сну. Сон был кратким и зачастую всю ночь узники страдали от насекомых-паразитов. Боролись с ними полным бритьем волос  и ежедневным тщательным осмотром друг друга. Но помогало это слабо. Кормили  настолько скудно, что как писал  Виктор Франкл, организм сначала сжигал собственный жир, а потом и  протеин, то есть переваривал собственное  тело. Оставались только кожа и кости. Кусок хлеба и жидкая похлебка из гнилых овощей единожды в день - вот  весь рацион. Неясно, как можно просто выжить при таком питании, не то, что работать.

Самое тяжелое в лагере, насколько можно судить по свидетельствам, - это всесильное стремление нацистов к унижению узников, постоянное унижение. В них вытравлялось все человеческое, зачастую выжить могли только те, кто  так или иначе шел против совести, против каких бы то ни было нравственных норм. Важным элементом унижения людей  были нумерация с полным отказом  от имен, круговая порука и скотские условия жизни. Номера пришивались  на одежду вместе со специальным значком, указывающим национальность. За цифрами  руководство лагеря не видело ничего. Жизнь человека равнялась росчерку пера.

Особенностью этого лагеря был специальный барак, так называемый "лазарет". В этом заведении  проводились эксперименты над людьми. Немцы испытывали новые лекарства, предварительно инфицировав или  калеча узников. Выживали немногие, да и те потом всю жизнь страдали от увечий и перенесенных болезней.

С самого начала существования  лагерей проводились так называемые чистки или селекции. Все, кто терял  возможность к работе или даже плохо выглядел, становился потенциальным  претендентом на уничтожение. В Равенсбрюке  были постоянные чистки. За некоторое  время до капитуляции Германии число  уничтожаемых там людей взросло  в сотни раз. Видимо, чувствуя свой конец, немцы стремились уничтожить как можно больше узников.

К моменту освобождения узниц  войсками союзников в лагере осталось около 5000 человек, остальных или  убили, или увезли в другие лагеря. В апреле 1945 года узницы были распущены. Пришедшие позже советские войска поначалу использовали помещения лагеря для расселения беженцев. Впоследствии это место стало пунктом дислокации советской военной части.

Виктор Франкл так завершил одну из своих статей на эту тему: "Если мы спросим себя о самом  главном опыте, который дали нам  концентрационные лагеря, эта жизнь  в бездне, то из всего пережитого нами можно выделить такую квинтэссенцию: мы узнали человека, как, может быть, не знало его ни одно из предшествующих поколений. Что же такое человек? Это существо, постоянно принимающее  решения, что оно такое. Это существо, которое изобрело газовые камеры, но это и существо, которое шло  в эти газовые камеры с гордо  поднятой головой и с молитвой на устах".

Вывод!!!!!!!

5. Дети в концентрационных лагерях

Европа до сих пор содрогается, вспоминая об ужасах последней войны. Тяжкие испытания, выпавшие на долю взрослых, прошедших застенки концлагерей, не обошли стороной и детей. Самые страшные их детские воспоминания связаны  с 1941-1943 годами, когда фашисты бесчинствовали на оккупированных территориях: расстреливали  мирное население, сжигали в собственных  домах и сараях, сгоняли на принудительные работы. Детей увозили вместе с  родителями - кого в концентрационные лагеря, кого на принудительные работы в Прибалтику, Польшу, Германию или  Австрию. И еще долгие годы после  войны люди, по чужой недоброй воле ставшие заложниками колючей  проволоки, скрывали прошлое, боясь  не то что говорить, но даже думать о  том, что с ними произошло. Ведь многих ждало обвинение в измене родине и очередной этап, теперь уже в  сталинские лагеря. Дети-узники не были исключением, на них тоже распространялся  позор измены.

У них не было детства, но и в зрелые годы прошлое не отпускало  их. Пережитые в раннем возрасте унижения, страх, бремя непосильного труда и обретенные вследствие этого  болезни не могли обеспечить им полноценной жизни.

Фашисты пригнали в концлагеря тысячи детей. Оторванные от родителей, испытывая все ужасы концлагерей, большинство из них погибло в  газовых камерах. Это были еврейские  дети, дети расстрелянных партизан, дети убитых советских партийных  и государственных работников.

Детский труд нещадно эксплуатировали  на военных объектах третьего рейха, на секретных заводах и полигонах, их использовали для проведения бесчеловечных  медицинских экспериментов, брали  кровь на нужды Восточного фронта.

Первые дети попали в лагерь уже в нюне 1939 года. Это были дети цыган, которые вместе с матерями прибыли транспортом из австрийской  земли Бургенланд, среди них - двух- и трехлетние. С детьми в лагерь бросали и еврейских матерей. После начала второй мировой войны  матери с детьми прибывали из стран, подвергшихся фашистской оккупации, - сначала из Польши, Австрии и Чехословакии, потом - из Голландии, Бельгии, Франции  и Югославии. Часто мать умирала, и ребенок оставался один. Чтобы  избавиться от лишенных матерей детей, их транспортом отсылали в Бернбург или Освенцим. Там их уничтожали в газовых камерах.

Для лагерного начальства дети были ненужным балластом. О них  имелись особые предписания. Никто  из них не смел, покидать блок; появляться на Лагерштрассе они могли лишь в  сопровождении блоковых или штубовых. Лагерное начальство полагало, что  детям достаточно свежего воздуха, пока они стоят на утренних и вечерних аппелях. Им не разрешалось иметь  игрушек, они должны были тихо сидеть в углу в дневном помещении. Запрещалось  чему-либо обучать детей. Если надзирательница  видела плачущего ребенка, она била его и запирала на несколько часов  в темную кладовку. Если при этом была мать, то надзирательница избивала и ее, грубо крича: «Лучше следи за своим ублюдком!».

Плакать детям запрещалось, а смеяться они разучились. Для  детей не было ни одежды, ни обуви. Одежда заключенных была для них слишком  велика, но ее не разрешалось переделывать. Дети в этой одежде выглядели особенно жалкими. Не по размеру огромные деревянные башмаки они постоянно теряли, за что также следовало наказание.

Если осиротевшее маленькое  существо привязывалось к какой-нибудь узнице, она считала себя его лагерной матерью - заботилась о нем, воспитывала  его и защищала. Их отношения были не менее сердечные, чем между  родными матерью и ребенком. И  если ребенка посылали на смерть в  газовую камеру, то отчаяние его  лагерной матери, сохранившей ему  жизнь своими жертвами и лишениями, не знало границ. Ведь многих женщин и матерей поддерживало именно сознание, что они должны заботиться о ребенке. И когда их лишали ребенка - лишали смысла жизни.

Все женщины блока чувствовали  себя ответственными за детей. Днем, когда  родные и лагерные матери были на работе, за детьми присматривали дежурные. А дети охотно помогали им. Как велика была радость ребенка, когда ему  позволяли «помочь» принести хлеб! Игрушки детям были запрещены. Но как мало нужно ребенку для  игры! Его игрушками были пуговицы, камешки, пустые спичечные коробки, цветные ниточки, катушки из-под  ниток. Оструганный кусок дерева был особенно дорог. Но все игрушки  нужно было прятать, ребенок мог  играть лишь тайком, иначе надзирательница  отбирала даже эти примитивные игрушки.

В своих играх дети подражают  миру взрослых. Сегодня они играют в «дочки-матери», в «детский сад», в «школу». Дети войны тоже играли, но в их играх было то, что они  видели в окружавшем их страшном мире взрослых: селекция для газовых камер  или стояние на аппеле, смерть. Как  только их предупреждали, что идет надзирательница, они прятали игрушки в карманы  и убегали в свой угол.

Детей школьного возраста тайно обучали чтению, письму и  арифметике. Учебников, конечно, не было, но узницы и тут находили выход. Из картона или оберточной бумага, которая  выбрасывалась при выдаче посылок, вырезали буквы и цифры, сшивали  тетради. Лишенные всякого общения  с внешним миром, дети не имели  представления о самых простых  вещах. При обучении нужно было проявлять  большое терпение. По вырезанным картинкам  из иллюстрированных журналов, которые  изредка попадали в лагерь с вновь  прибывшими и отбирались у них  при поступлении, объясняли им, что  такое трамвай, город, горы или море. Дети были понятливы и учились  с большим интересом.

Рассказ о праздновании дней рождения в семье звучал для них  как сказка. Они не знали, как выглядит обычный дом, комната или кухня. Они не знали иной посуды, кроме  коричневых жестяных мисок, а ярко разрисованной  чашке дивились бы как чуду.

Дети не знали животных. В лагерях они, правда, знакомились  с кровожадными собаками. Большая  лошадь, которая вывозила очистки  и потому часто стояла перед кухней, казалась им огромным чудовищем. Вшей и крыс они боялись. Птиц, пролетавших  над лагерем, провожали внимательным взглядом. А когда детям рассказывали сказки и там встречались звери, то приходилось их подробно описывать. Дети не знали и фруктов. Они вертели  в ручонках круглые розоватые  плоды, не зная, что с ними делать. Наконец угощавшая разрезала  яблоки и сунула каждому по кусочку  в рот. Они осторожно стали  жевать, потом их глазёнки засияли  от необычного лакомства. Из цветов они  видели только несколько анютиных глазок.

Особенно страдали дети более  старшего возраста, которые еще помнили  прежнюю жизнь на родине. У взрослых были определенные политические убеждения, они верили в победу социализма. Но какую моральную опору взрослые могли предложить этим детям? Если они  понимали, что война скоро кончится и власть фашизма рухнет, то взрослые были рады, что у них тоже появлялась надежда, которая могла их поддержать. Ведь сильнее всего они тосковали по родине.

С самой большой заботой  относились к старшим девочкам. Уже  с двенадцати лет их посылали работать на производство. От непосильного труда  большинство из них заболевали туберкулезом и многие умирали. Товарищи пытались устроить этих девочек на более легкую работу, но это не всегда удавалось. Если видели, что девочка слишком  слаба для работы на производстве, то говорили об этом с коммунистками, которые в управлении лагеря вели списки заключенных, и они уменьшали  ее возраст.

Мальчиков еще до исполнения им двенадцати лет безжалостно отрывали от матерей и посылали на работу в мужской лагерь.

Для партизанских детей были созданы специальные концентрационные лагеря. Менее чем за месяц в  эти лагеря из смешанных лагерей  было переселено 10 тыс. детей в возрасте от нескольких дней до 14 лет. В результате и без того измученные дети остались совершенно одни, без матерей и  близких, в лагерях, где их ожидала  неизбежная смерть.                        Переселением детей занималась социальная служба усташского правительства, а также Красный Крест, который использовался, как прикрытие с целью успокоить матерей и общественность. Но обман скоро обнаружился, и матери стали отказываться отдавать детей, предпочитая умереть вместе с ними. Тогда усташи стали отнимать детей силой.