М.М. Сперанский

В 1806г. в жизни Сперанского произошло событие, сыгравшее огромную роль в его последующей судьбе. Часто болевший в тот год В.П. Кочубей решил послать его вместо себя на доклады к государю. Случай завоевать благорасположение Александра Сперанский имел ещё в правление Павла I, когда ему поручено было в дополнение к основной его должности экспедитора генерал-прокурорской канцелярии также управление канцелярией “Комиссии о снабжении резиденции припасами”, которая возглавлялась молодым цесаревичем. Но тогда Михайло был Александром разве что замечен, не более того. На сей раз, дело обстояло по-другому. Непосредственные доклады императору давали ему широкую возможность показать себя. И можно сказать уверенно, что данной возможностью он сумел воспользоваться в полной мере. Сперанский предстал перед Александром I именно таким человеком, в каковом тот нуждался. Свидетельством этому служит дальнейший ход событий. Александр стал регулярно давать Сперанскому личные поручения и брать его с собой в различные поездки. 19 октября 1807 г. его величество уволил Сперанского из министерства внутренних дел, сохранив за ним звание статс-секретаря. Этим он сделал ещё один шаг по пути приближения к себе способного чиновника. Вскоре Александр назначил Сперанского товарищем министерства юстиции и одновременно сделал его главным своим советником в государственных делах.

Сперанский стал приглашаться на обед к императору с императрицей, начиная с 1807 г. Тогда у него было шесть таких приглашений. В следующем же, 1808 г. он приглашался уже двадцать три раза. А в 1809 г. – семьдесят семь раз. В судьбе нашего героя явно наступает новая пора.

Глава 4.  Сперанский и Александр I.

Летом 1809 года Сперанский, вынужденный прежде кочевать по чужим домам, снимая квартиры, смог, наконец, обзавестись собственным домом. За умеренную цену он купил у статского советника Борзова двухэтажный особняк – довольно скромное, обветшалое здание на Сергиевской улице близ Таврического сада. После ремонта, длившегося почти два месяца, дом приобрел сносный вид, и осенью Михайло поселился в нем вместе с десятилетней дочерью и тещей. Елизавета и ее бабушка – расположились в комнатах на первом этаже. Здесь же были устроены гостиная, зала, столовая, комнаты для прислуги и приемный кабинет, весь уставленный шкафами и книгами, призванный одновременно служить и домашней библиотекой. Сам хозяин дома обосновался на втором этаже – в просторной комнате, наполненной рукописями и тишиной. Она стала для него рабочим кабинетом и спальней. Наряду с письменным столом здесь стоял диван, на котором обитатель этой комнаты спал.

Дочь Сперанского вспоминала впоследствии, что рабочий день отца ее в ту пору начинался рано. В шестом, а часто и в пятом часу утра был он уже на ногах: читал, писал, а часов с 7-8 принимал приходивших  по разным делам людей. После приема посетителей вновь читал и писал либо выезжал во дворец. В 3 часа дня Михайло Михайлович выходил на ежедневную часовую прогулку, после чего садился обедать. Обедал он обыкновенно с друзьями, тоже чиновниками: Столыпиным, Магницким, Жерве. Образованные люди всегда охотно откликались на его приглашения – обед в его доме был весьма скуден по составу блюд, но зато чрезвычайно богат по содержанию застольных разговоров.

Часов в 5 вечера Михайло Михайлович снова отдавался работе: писал что-либо или же ехал к государю. Перед тем, как дочь его отходила ко сну, он он приходил к ней поболтать и поиграть – сам же ложился спать поздно.  

              По мере сближения с императором Александром круг деятельности Сперанского всё более расширялся. В конце 1807 г. он был назначен членом “Комитета об усовершенствовании духовных училищ”. В 1808 г., помимо назначения на важную должность товарища министра юстиции, Александр I сделал его членом ещё двух комиссий: составления законов и рассмотрения лифляндских дел. 1809 г. принёс Сперанскому чин тайного советника, должность управляющего комиссией финляндских дел, членство в главном правлении училищ и ряд других должностей и званий.

              1 января 1810 г. Александр I учредил своим манифестом Государственный Совет. Сперанский получил в этом органе, призванном стать “средоточием всех дел высшего управления”, должность государственного секретаря. В течение трёхлетия – с 1809-го по 1811 г. – Сперанский являлся самым влиятельным среди русских сановников лицом – по существу, вторым после императора человеком в Российской империи.

              Воздействие Сперанского на ход государственных дел было в рассматриваемый период почти всеобъемлющим. Оно распространялось на русскую администрацию и суд, финансы и законотворчество, сферу просвещения и культуры, внутреннюю политику и взаимоотношения России с другими государствами. Сперанский определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Когда Александр I поддавшись уговорам своей сестры великой княгини Екатерины, решил в начале 1810 г. назначить на пост министра народного просвещения Н.М. Карамзина, Сперанский отговорил своего императора от данного назначения и предложил сделать историка сначала куратором Московского университета. Александр согласился, однако Николай Михайлович от кураторства отказался.

              В июле 1809 г. император ехал с Каменного острова в Петергоф, карета опрокинулась, и он серьёзно повредил себе ногу. Несколько недель ему пришлось провести в одной из комнат Петергофского дворца. Этим своеобразным отпуском Александра I и воспользовался Сперанский для того, что бы побудить его осуществить реформу чинопроизводства. Во время визитов к государю был выработан окончательный текст указа Сенату о новых правилах производства в чины по гражданской службе.           6 августа 1809 г. указ был опубликован. Согласно ему, чин коллежского асессора могли получить только те чиновники, которые имели на руках свидетельство об успешном окончании курса обучения в одном из российских университетов или выдержали экзамены по специальной программе, включавшей проверку знаний русского языка и одного из иностранных, усвоения естественного права, римского, гражданского и уголовного права, всеобщей и русской истории, государственной экономии, арифметики, геометрии, физики, географии и статистики России.

В конце 1808 г. Александр I поручил Сперанскому составить общий план преобразования общественно-политического строя России.

По причине ли особенной застойности русской общественной жизни иль под впечатлением незабвенных реформаторских деяний Петра Великого укоренилась в характере русской знати привычка смотреть на всякую реформу как на революцию. Любых реформ в обществе русские вельможи и в том даже случае, если ничегошеньки не знали  конкретного о содержании и смысле их, боялись, боялись так, как боятся обыкновенного стука в дверь, каждого шороха у своего жилища мелкие казнокрады. Когда на место “Негласного комитета” встал Сперанский и облечённый доверием государя приступил к разработке проектов коренных преобразований, прежняя боязнь реформ превратилась у них прямо-таки в панический страх.

Негативную реакцию неизбежно вызвали к себе и те преобразования, которые Сперанский осуществлял в области финансов. Повышение размеров податей и пошлин, обложение налогом дворянства значительно расширяли круг его недоброжелателей. К концу 1810 г. атмосфера всеобщего недовольства окутала всю государственную деятельность нашего реформатора. В каждой брошенной им фразе, в каждом шаге его усматривали злой умысел, скрытое намерение причинить вред.

Разработка Сперанским проектов социально-политических преобразований совершалась в тайне от общества, и это ещё более усугубляло его положение. Отсутствие сколь-нибудь определённых сведений о предполагаемых реформах не давало передовой части общества – людям, заинтересованным в перемене к лучшему, - возможности выступить активно в поддержку реформ и защиту реформатора, и это облегчало задачу его противников. В обстановке искусственно созданной вокруг реформ таинственности слух, сплетня, интрига становились острым оружием в борьбе с неугодным реформатором.

В свете всего этого вполне понятным становится тот факт, что реформы Сперанского, дававшие простор всему талантливому и образованному в русском обществе и подрывавшие позиции бездарностей и невежд, были восприняты последними, составляющими основную массу чиновничества, в качестве покушения на самые устои государства, а сам реформатор стал изображаться человеком, поставившим своей целью подрыв самодержавной власти.

Сперанский просит Александра I отстранить его от должности госсекретаря и управления финляндскими делами и сохранить за ним лишь один пост директора комиссии законов.

Столкнувшись при осуществлении плана государственных преобразований с яростным сопротивлением, открытой враждебностью со стороны аристократов и чиновников, Сперанский, таким образом, не нашёл для их преодоления иного средства, как обратиться за поддержкой к своему патрону –императору Александру.

Просьбу своего госсека об отставке Александр не удовлетворил. Сперанский продолжал работать над проектами гос. реформ с той же энергией, что и прежде.

Дальнейшее течение дел и времени приносило Сперанскому всё новых и новых недоброжелателей. К лету 1811 г. холодная атмосфера недоброжелателей вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему охладели даже те, кого он считал своими приятелями, кто часто посещал его дом.

Глава 5.  Падение и повторное восхождение.

              Сила врагов Сперанского – людей, составлявших против него настоящий заговор, заключалась так же в их хладнокровном расчёте. Так было, в частности, с поступившим к Александру I известием о том, что Сперанский принадлежит к тайному союзу иллюминатов и является главой этого якобы революционного масонства в России.

              В конце сентября 1811 г. Армфельд и Балашов осуществили одну из самых хитроумных своих акций против Сперанского. Через посредство статс-секретаря Госсовета Магницкого интриганы обратились к реформатору с просьбой о встрече. Михайло Михайлович ответил согласием, и встреча состоялась. На ней Армфельд с Балашовым предложили своему противнику учредить объединённый с ними секретный комитет для управления всеми гос. делами. Сперанский сразу же отказался от участия в таком мероприятии, сказав при этом: “Упаси Боже, вы не знаете государя, он увидит тут прикосновение к своим правам и нам всем может быть худо”. О предложении шведского барона и русского министра он сообщил Магницкому, и тот дал совет немедленно рассказать обо всём государю. Но Сперанский заявил, что не сделает этого, так как подобный поступок был бы “подлою интригою с его стороны”. Иначе поступили Армфельд и Балашов. Естественно, что инициатором предложения создать секретный комитет был выставлен Сперанский.

              К началу 1812 г. русский госсекретарь завершил в основном разработку стратегии подготовки России к войне с Францией. Александр же в это время всё еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь приходилось убеждать своего императора в том, что ход событий неминуемо влечёт обе страны к военному столкновению друг с другом.

Предостережения Сперанского о неизбежности войны с Францией, его настойчивые призывы готовиться к этой войне, конкретные и разумные советы о том, как это делать, не давали Александру I ни малейших оснований для сомнений в преданности его России. Напротив того, поведение госсекретаря говорило скорее о его искреннем желании блага своей стране. Мысль императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое задавали ей внушения интриганов – противников реформатора. Не помышляя об измене Сперанского отечеству, Александр всё более склонялся к мнению об измене госсекретаря ему, российскому самодержцу. Как-то – было это в самом начале 1812 г. – Александр в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому императору. Михайло Михайлович обрисовал всё то сложное положение, в каковом окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав Государственную думу, предоставить вести войну ей. Спустя несколько дней после упомянутого разговора Я. де Санглену  довелось слышать, как возмущался Александр этим вполне разумным советом Сперанского: “Что же я такое? – Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывается под самодержавие, которое я обязан вполне передать наследникам моим”.

              К концу 1811 г. Александр стал, видимо, понимать, что степень информированности Сперанского далеко выходит за пределы, допускаемые его должностью госсекретаря. Сперанский обнаруживал в своих записках к императору и личных с ним беседах столь обширную осведомлённость о разных обстоятельствах внутренней и внешней политической жизни России, что невольно внушал ему сомнение в том, кто же действительно правит империей – он, российский государь, или вознесённый им на вершину власти и допущенный в царский дворец выскочка-попович? Это появившееся в душе Александра подозрение, что в лице Сперанского радом с ним, законным государем-самодержцем, появился госсекретарь-самодержец, с течением времени неизбежно получало всё новую пищу. Сперанский всё более брал на себя подготовку к ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обеспечением этой войны. Он старался следить за малейшими переменами на международной арене и в развитии русско-французских отношений. Через своих людей в министерстве иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к секретным документам, даже к тем из них, знакомство с которыми составляло исключительную прерогативу государя.

              При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в управлении Российской империей неизбежно возросла бы до огромной степени. Сам Михайло Михайлович, во всяком случае, к этой своей высокой роли, пожалуй, сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом, стремившимся покорить его отечество, да ещё над каким врагом – гениальным Наполеоном! – бать спасителем отечества, что для него могло быть славнее этой роли. А у кого слава, у того и влияние. Но всё это понимал и Александр. Высказанное ему Сперанским в начале 1812 г. предложение собрать Государственную думу и поручить вести  войну ей, прежде всего, конечно, ущемляло личное самолюбие его величества. Но вместе с тем реакция его на данное предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санглена, показывает, что в нём появилось явное опасение того, как бы царственную его персону совсем не отстранили в ходе войны от власти.

              Как бы то ни было в декабре 1811 г. в отношении Александра к Сперанскому наметился явный перелом.

              1 января 1812 г. Сперанский получил от императора очередную награду – Александрийскую ленту. Но в сложившейся к тому времени ситуации, награждение это не было признаком государева благоявления, а являлось скорее плохим предзнаменованием. Александр имел обыкновение награждать тех, кого собирался отправить в отставку. По инерции Сперанский продолжал работать с прежней интенсивностью. Но император уже не звал его к себе как прежде, по любому случаю, а постепенно и вовсе перестал звать. События неумолимо шли к окончанию развязки.