Крещение Новгородских славян

К Йоакимовской летописи вообще и к это­му, наиболее известному ее свидетельству в частности, в науке существует прямо про­тивоположное отношение. Одни исследо­ватели видят в Иоакимовской совершенно адекватный источник и, подчас без каких-либо оговорок, пишут о «восстании» новго­родцев против крещения. С другой сторо­ны, некоторые источниковеды высказывали решительные сомнения в подлинности ис­точника вообще, предлагая видеть в нем пол­ностью или частично творчество самого В. Н. Татищева.

Большинство исследовате­лей, впрочем, признали подлинность сохра­нившегося текста Йоакимовской, идентифи­цируя ее как новгородский памятник конца XVII в. Разделяя этот подход, автор этих строк пришел к выводу об использовании в Иоакимовской летописи наряду с устными преданиями также сказания о крещении Ру­си, созданного в Новгороде примерно в тре­тьей четверти XIII в. Из него почерпнуты сведения об истории Киевской Руси. Имен­но это сказание автор конца XVII столе­тия, скорее всего, принял за летопись Иоа-кима. Возможно, этому поспособствовало удержанное и в поздней переработке перво­го лица «мы» при описании крещения новго­родцев.

Тем не менее, сам факт вмешательства Та­тищева в сохраненный им текст налицо. Свои предположения и домыслы, пусть не слиш­ком многочисленные, он смело вносил в летописное повествование. В этом можно убе­диться, сопоставив черновик «Истории», то есть непосредственную копию летописного текста, с беловой Воронцовской рукописью. Рассматриваемый фрагмент, будучи перепи­сан набело, претерпел следующие измене­ния. Не совсем, видимо, уместные, на его взгляд, в этом контексте «самострелы» Та­тищев заменил древнерусским словом «по­роки», а в речи Добрыни, обращенной к нов­городцам, «помосчь» почему-то стала «поль­зой». Мира новгородские «мужи» теперь просят, «пришедше к Добрыне». Самое зага­дочное добавление — целая фраза после описания «пороков»: «Высший же над жре­цы славян Богомил, сладкоречия ради наре­чен Соловей, вельми претя люду покоритися». Это явно чужеродная вставка в текст, где вождем восстания выведен Угоняй, и именно его захватывает в заложники Путята. Можно догадаться, что Татищев счел уместным поставить во главе восставших жреца. Но откуда он взял его имя (точнее, два имени), мы не можем и догадываться. В любом случае, проблема эта имеет больше отношения к истории исторической науки XVIII в., еще во многом стоявшей между летописью и романом, чем к истории креще­ния Руси.

Итак, вмешательство В. Н. Татищева в текст сравнительно невелико. Но и призна­ние этого факта не делает Иоакимовскую летопись безусловно достоверной. Еще Н. М. Карамзин считал, что вся история кре­щения новгородцев — лишь развернутый до­мысел вокруг присловья туманного проис­хождения. Даже признавая наличие в основе Йоакимовской подлинных преданий, зафик­сированных к тому же впервые еще в XIII в., мы не можем отрицать противоречий и несообразностей имеющегося текста. Есть в нем и явно малодостоверные детали. Откровен­ную нелепость встречаем уже в самом нача­ле: как могли новгородцы поставить свои «самострелы» «на мосту», который только что сами «разметаша»? Или они построили его снова — навстречу Добрыне? Кстати, именно под этим мостом — целым и невреди­мым, проплывал, как мы помним, Перун в С1Ас. Само наличие в Новгороде двух кам­неметов, кстати, вызывает некоторые сомне­ния. Хотя осадная техника славянам была известна уже с конца VI в., но строили ее, как правило, в походах на месте осады, а не хранили в мирное время в городах. Об обо­ронительном использовании камнеметов до того на Руси ничего неизвестно, тем более на севере Руси.

Весьма странным выглядит использование как опоры в крещении Новгорода 300 рос­товцев. В Ростове и его округе новая вера утверждалась с трудом и уже в XI-начале XII вв. Наличие в Новгороде 5000 боеспо­собных горожан в конце X в. тоже можно подвергнуть сомнению. Нет ни письменных, ни археологических подтверждений сущест­вования в Новгороде до крещения церкви Преображения Господня, хотя факт исклю­чить нельзя. Согласно всем источникам, идол в главном Новгородском капище был один — деревянный Перун. Это подтвержда­ется и раскопками на месте капища (Пе-рынь). Здесь же говорится о большом числе идолов, в том числе о каменных. Ни тысяц­кий Угоняй, ни посадник Воробей Стоянович не упоминаются в других источниках. При этом «посадником» в X-XI вв. титуловался княжеский наместник в Новгороде, а иногда и новгородский князь. Совершенно очевид­но, что посадником в описываемое время был Добрыня, а не некий Воробей. Что каса­ется Путяты, то о его существовании можно судить лишь на основании присловья, приво­димого в конце отрывка. Нельзя при этом забывать, что Путятой звали одного из пред­ставителей новгородской по происхожде­нию боярской династии Остромировичей в XI в., и именно отсюда имя могло попасть в фольклор (в том числе в предания и были­ны о Добрыне).

Тем не менее, уже давно некоторые на­ходки Новгородской археологической экс­педиции в слоях конца Х в. сопоставлены с известием Псевдо-Иоакима о крещении «огнем». Мы можем полагать, что автор XIII и затем конца XVII в. опирался на подлин­ную историческую традицию, в основе кото­рой лежали реальные факты. Но, тем более признавая некоторую силу документа за Ио-акимовской, мы должны довериться ее сви­детельству в целом. А оно достаточно од­нозначно. Вспомним, что именно сказано в Иоакимовской летописи о происхождении присловья: «того для люди поносят новго­родцев: Путята крести мечем, а Добрыня ог­нем». Кто же мог «поносить» новгородцев, если бы вся Русь была крещена насильствен­но, «огнем и мечем»? — очевидно, что никто. Представляется, что как раз Иоакимовская летопись является решающим свидетельст­вом против подобных утверждений. Новго­род, где произошли какие-то столкновения, явно стал исключением из общего правила, что и привело к появлению в антиновгород­ских кругах (возможно, в Киеве) «поносно­го» присловья.

Мы не можем судить о конкретных обсто­ятельствах появления текста новгородского первоисточника Иоакимовской летописи в XIII в. Но ясна одна из его тенденций — подчеркнуть некоторую, говоря библейским языком, «жестоковыйность» своих сограж­дан, выпятить их противостояние христиа­низации не только своего города, но и Руси в целом. Потому новгородские князья Олег и Владимир противопоставляются киевским Аскольду и Ярополку как воинствующие язычники. Потому же какие-то беспорядки, сопровождавшие крещение в Новгороде и не замеченные ни киевским, ни официальным местным летописанием, превращаются в гроз­ное восстание, едва не стоившее первым хри­стианам жизни. «Поносная» приговорка, сочиненная недоброжелателями Новгорода, увенчала этот своеобразный памфлет про­тив сограждан, составленный явно в пику утвердившейся во владычных летописях концепции крещения. Когда в XIX и особенно в XX в. наступила пора новых переоценок, текст древнего полемиста вновь оказался востребован. Однако ему придали прямо противоположный смысл. Псевдо-Иоаким показывал свой город печальным исключе­нием — некоторые историки нового времени попытались превратить его интерпретацию событий в типичный для всей Руси пример.

Новгородская икона XV в.  Крещение Господне

Заключение

Значительным событием в ранней истории большинства европейских народов стало их приобщение к миру христианских ценностей. У славян христианство пробивало себе дорогу довольно медленно.

Разрушение привычного жизненного уклада в период постоянных миграций в первом тысячелетии нашей эры создавало предпосылки для усвоения более универсальных верований. Христианство на Руси распространялось как длительная работа по внедрению религии, где добровольно, где насильственно в течение нескольких веков.

Историческое значение Крещения Руси заключается в приобщении славяно-финского мира к ценностям христианства, создание условий для сотрудничества Руси с другими христианскими государствами.

Русcкая церковь стала силой, объединяющей разные земли Руси, культурную и политическую общность.

Крещение Руси - это не кратковременное действие, а длительный процесс постепенной христианизации восточных славян. Крещение Руси создало новые формы внутренней жизни и новые формы взаимодействия о окружающим миром.

Гумилев сказал: "Военно-политические следствия выбора веры были очень велики. Сделанный выбор не только дал Владимиру сильного союзника - Византию, но и примирил его с населением собственной столицы. Некоторое сопротивлении крещению оказывали на первых порах, предпочитая язычество, Новгород и Чернигов Но язычники Новгорода были сломлены военной силой, а через некоторое время Чернигов вместе со Смоленском также приняли христианство. Теперь перед киевским князем оставались лишь внешнеполитические проблемы. Принятие христианских норм морали не было психологическим насилием для новообращенных, которые привыкли к элементарному противопоставлению добра и зла.

Добро и мудрость христианства в 988 году сразилось с Перуном и стремлением к наживе - действительным богом рахдонитов. Крещение дало нашим предкам высшую свободу - свободу выбора между Добром и Злом, а победа православия подарила Руси тысячелетнюю историю".

Список используемой литературы

1.                 Русанова И. П., Тимощук Б. А. Язы­ческие святилища восточных славян. М., 1993.

2.                 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Шахма­тов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. Пг., 1916; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-исто­рическое значение. М.-Л., 1947; Тихомиров М. Н. Начало русской историографии // Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979.

3.                 Начальная летопись. М., 1999. С. 98-99.

4.                 Начальная летопись. С. 136.

5.                 Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 3. М., 2000. С. 159-160. Перевод данного фраг­мента см.: Начальная летопись. С. 59-60.

6.                 ПСРЛ. Т. 3. С. 128.

7.                 Бобров А. Г. Из истории летописания первой половины XV века // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 46. СПб., 1993. С. 7-11; Клосс Б. М. Второе предисловие к изданию 2000 г. // ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. М., 2000. С. XI XIII.

8.                 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М., 2000. Стб. 11. Прим. 67.

9.                 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М., 2000. Стб. 105-106. Фрагмент, заключенный в скобки, восстановлен по списку Царского — позднейшей редакции С1Л. В обоих сохранившихся списках старшего извода он пропущен, явно по небрежности еще их протографа.

10.             ПСРЛ. Т. 27. М., 1962. С. 314.

11.             ПСРЛ. Т. 22. СПб., 1911. С. 367.

12.             См. например: Толочко П. П. Древняя Русь. Киев, 1987. С. 73, где не указывается даже источник сведений.

13.             Ср. наиболее сдержанный вариант такой оценки: Моргайло В. М. Работа В. Н. Татищева над тек­стом Иоакимовской летописи // Археографический ежегодник. М., 1963.

14.             Тихомиров М. Н. О русских источниках «Истории Российской» // Татищев В. Н. Указ. соч. Ч. 1. С. 50-53; Азбелев С. Н. Новгородские летописи XVII в. Новгород, 1960. С. 47-50.

15.             Алексеев С. В. Источники Иоакимовской летописи // Историческое обозрение. Вып. 3. М., 2002.

16.             Татищев В. Н. История Российская. Ч. 1. М., 1994. С. 112-113, 398 (приведен текст по черновой рукописи Б).

2