Контрольная работа по "Истории и праву зарубежных стран"

Контрольная работа

по истории  и праву зарубежных стран

студента 4 группы 2 курса

заочного  отделения

института (филиала) МГЮА в г. Кирове 
 
 
 
 
 
 
 

Вариант V 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       Казус 1

      В XVI веке обвинили Анну Фишер в том, что она – колдунья. Какие улики считались достаточным доказательством колдовства и какое наказание грозило Анне Фишер по уголовно-судебному уложению Германии 1532 («Каролине»)? 

      Для решения данного казуса сначала  необходимо дать краткую характеристику «Каролине».

      Крупнейшим  памятником германского общеимперского права стала «Уголовная конституция Карла V», по латинскому названию – «Каролина» (1532). Создание этого, практически первого в европейском праве специального уголовно-процессуального кодекса было связано с имперской судебной реформой, попытками изжить застарелые феодальные обычаи и унифицировать правоприменение хотя бы в тех делах, в которых имперская власть была наиболее заинтересована – уголовных.

      Унификация  уголовного и уголовно-процессуального  права началась сразу же вслед  за созданием в империи имперских судов. Основой будущей «Каролины» стал «Домовой судебный устав» Бамбергского епископства (1507), переработанный и дополненный одним из видных имперских администраторов (хотя и неюристом) Иоганом фон Шварценбергом. О необходимости составить имперский свод уголовных законов неоднократно высказывался рейхстаг. Подготовленный текст был утвержден и опубликован от имени рейхстага 27 июля 1532 г.¹

      Уголовное уложение подразделялось на 2 книги. В  первой (103 ст.) определялся общий  порядок судопроизводства, возбуждения уголовных обвинений и, главное, жестко устанавливались основания, по которым можно было начинать конкретные, признанные правом обвинения. Во второй (76 ст.) по строго логической системе классификации преступлений – от важнейших к наименее тяжким – указывались полагающиеся наказания. Попутно были отмечены возможные обстоятельства отягчения, смягчения или вовсе исключения уголовной ответственности.

      Уложение  сделало не во всем последовательную попытку ввести уголовную репрессию в рамки жесткой (насколько было возможно по времени) законности: в случае каких-либо непредусмотренных прямо в законах преступлений или обстоятельств судьи не могли прибегать к столь привычной средневековью аналогии, но обязаны были запросить вышестоящие суды или юридические консультационные учреждения. Среди них одно из первых мест отводилось университетам. Нормы уложения полностью отошли от древней системы казусного изложения, заменив его на традиционный для церковной литературы прием заповеди, иногда изложенной позитивно («Изобличенный... в том-то, должен быть подвергнут...»), либо катехизисно («Если кто-либо учинит...»). Характерное свойство уложения, особенно его общих принципов, правил оценки доказательств составили заимствования из римского права – не классического, а созданного школой глоссаторов. Но основы оценки преступлений, сама система преступлений в наибольшей мере восходила к традиции собственного германского земского права и королевского законодательства.²

      Соотношение преступлений и наказаний определялось традиционно в зависимости от важности совершенного деяния для сохранения «королевского мира». Наиболее опасными представлялись прямые и злостные нарушения «королевского мира»: а) посягательства на церковь и религиозный порядок, включая и преступления против нравственности или семейных устоев (богохульство, колдовство, кощунство); б) измена; в) нарушения общественного порядка (поджоги, разбои, бунт, бродяжничество); г) тяжкие, злостные, повторные посягательства на личность или имущество, в которых был очевиден неисправимый характер преступника. К менее опасным преступлениям относились посягательства на личность или имущество незначительные либо неумышленные. Особую группу образовали преступления против правосудия.

      Злостным  и особо опасным преступление считалось в зависимости от своей направленности, но также и от размера причиненного или возможного ущерба. Так, за измену (ст. СХХIV) предписывалось увеличить наказание, если она «могла причинить великий ущерб и соблазн... касаясь страны, города, собственного господина, одного из супругов или близких родственников». Доведение преступления такого рода до полного завершения (уложение выделило особо покушение на преступление) не было важным: критерий состоял в обнаруженном злом умысле. И покушение равно наказывалось с самим действием. Уложение едва ли не впервые (после римского права) детально квалифицировало разные виды пособничества, различив: а) помощь до совершения преступления – подготовкой, оружием, снаряжением; б) прямое соучастие и в) укрывательство.

      Уложение сохранило почти все применявшиеся в земском праве наказания: 1) смертную казнь – отсечение головы (например, наказание разбойников ст. СХХVI), повешение, утопление, колесование, четвертование (например, наказание измены ст. СХХIV), сожжение (например, наказание поджигателей, ст. СХХV), погребение заживо; 2) членовредительство – урезание языка, отсечение руки и др. (например, наказание сводничества и пособничества, ст. СХХIII); 3) болезненные – порка розгами; 4) изгнание из государства (например, наказание тех, кто учинит народный бунт, ст. СХХVII); 5) ошельмование – выставление у позорного столба в железном ошейнике (например, ст. СХХIII); 6) штрафы (например, совершение наиболее ничтожной (мелкой) кражи, совершенная тайно, ст. СLVII.). Если преступление по каким-то обстоятельствам было особенно злостным, то наказание могло особо квалифицироваться: назначаться определенный вид смертной казни либо предписывалось «волочить преступника к месту казни, терзая его клещами». В применении смертной казни основания черпались не только в религиозных канонах, но и в фольклорных представлениях о судьбах душ: женщин – злостных преступниц полагалось топить в реке.³

      Выбор наказания оставался вполне на усмотрение судьи. Здесь влияло не только свойство преступления, но и качество самого преступника. Так, в случае кражи полагалось «в еще большей степени учитывать звание и положение лица, которое совершило кражу». Безусловно смягчало ответственность совершение преступления по неловкости, по легкомыслию, в малолетстве (до 14 лет), в состоянии «прямой голодной нужды». Освобождали даже от ответственности за убийство состояние крайней необходимости и, с оговорками, необходимой обороны себя. Нередко назначение наказания было множественным: по нескольку видов разом за одно преступление.

      Судебный  процесс по уголовным делам был  регламентирован жестким формальным образом. Почти для всех преступлений перечислялись точные указания на улики  или сведения, по которым можно  было начинать дело. Не всегда они были правовыми (например, можно было начать следствие, узнав, что подозреваемый – «отчаянный и легкомысленный человек с дурной славой»), но всегда точно в уложении определенными. Уголовное дело могло начаться либо (1) по жалобе истца против конкретного человека, либо (2) судом в инквизиционном порядке по «сведениям» или по подозрению. За недоказанное при следствии обвинение частное лицо ждало наказание. Возбуждение дела ex officio судьей, только будучи заведомо незаконным, могло караться.

      Разбор  дела подразделялся на несколько  стадий. На первой – следствии – доказывались вначале факт преступления (о доказывании преступления, ст. LXII), затем виновность конкретного лица. На второй стадии – собственно суд – выносился приговор, который мог быть и обвинительным, и оправдательным. При неполной доказанности обвинения была практика вынесения приговора об «оставлении в подозрении». Основным видом доказательства считались показания свидетелей – двух-трех (о предоставлении и заслушивании свидетелей, ст. LХХ). При их совпадении допускалось выносить приговор, даже если сам обвиняемый не сознавался. В большинстве других случаев, при косвенных доказательствах (одном свидетеле, порванной одежде преступника, его дурной славе и т. п.) можно было начинать следствие, но нельзя было вынести обвинительный приговор. В этих случаях обвинение нуждалось в допросе обвиняемого под пыткой (ст. XXII, XXIX, XXX) – как для получения сведений о преступлении, так и для сознания и раскаяния. По недостаточным уликам пытку предписывалось не применять, равно как и в случае незначительных преступлений. Показания, полученные под пыткой, должны были быть повторены и содержать только проверяемые факты. Самой процедуры или регламентации судебной пытки, уложение не содержало. В отличие от церковного инквизиционного процесса, где от обвиняемого требовалось только подтверждение сказанного судьей и раскаяние, уложение предписывало суду позволять обвиняемому рассказывать самому о случившемся.

      Уложение 1532 г. в ряде статей стремилось также  изжить особо застарелые феодальные обычаи (конфисковывать имущество, ставшее поводом для преступления, правило «что с возу упало, то пропало» и т. п.). Однако в целом оно стало для германских государств более юридическим образцом, чем жестко применявшемся законом. Уже с XVII в. в отдельных германских государствах появляются своды собственного земского права (в Пруссии – Landrecht 1620 г.), ставшие реальной основой юстиции.⁴

      Теперь  обратимся непосредственно к  решению казуса.

      В соответствии со ст. XX «Каролины» без  достоверных доказательств никто  не должен быть подвергнут допросу под пыткой, т.е. «Никто не должен подвергаться допросу, доколе не будут получены улики и не будет доказано то преступление, допрос о котором желают произвести. Если бы даже из-за мучений преступление было признано, сему не должно придавать веры или осуждать кого-либо на этом основании. Если же где-либо иные власти или судьи нарушат сие, то они должны и повинны будут учинить надлежащее возмещение за бесчестье, страдания, судебные издержки тому, кто вопреки праву, без предъявления доказательств, был подвергнут пытке. В таком случае никакой представитель власти или судья, никакая присяга не должны помогать укрывать или защищать от того, чтобы подвергнутый пытке и по праву получить возмещение за свои издержки, бесчестье, страдания и убытки. Исключаются, однако, все насильственные действия.»

      Достаточные уликами колдовства в соответствии со ст. XLIV «Каролины» считаются следующее:

      «Если кто-либо вызывается обучить других людей колдовству или угрожает кого-нибудь околдовать и учинит над тем, кому он угрожал, что-либо подобное, а также если кто-либо нарочито общается с колдунами или колдуньями или пользуется подозрительными вещами или колдовскими словами и действиями и о нем идет по этому поводу дурная слава, то сие составляет доброкачественное доказательство колдовства и достаточный повод для применения допроса под пыткой».

      Если  допрашиваемая Анна Фишер сознается в колдовстве, то надлежит применить ст. LIII «Каролины», которая гласит следующее:

      «Если кто-либо сознается в колдовстве, то надлежит так же, как указано выше, допросить о причинах и обстоятельствах преступления и сверх того о том, когда и каким образом, при помощи каких слов и действий было учинено колдовство. Если допрашиваемый покажет тогда, что он закопал или спрятал какую-либо вещь, употребляемую при таком колдовстве, то должно произвести розыск для ее обнаружения. Если же кто-либо производит подобное колдовство путем заклинаний или действий над другими вещами, то надлежит также исследовать. не заколдованы ли эти вещи. Он должен быть также допрошен о том, у кого он научился подобному колдовству, и каким образом он этого достиг, и не пользовался ли он своим колдовством против многих лиц, и против кого именно, и какой вред произошел от этого.»

      Если  в процессе суда будет доказано применение колдовства, то последует следующее наказание в соответствии со ст. СIХ:

      «Если кто-либо путем колдовства причинит людям вред или ущерб, то он должен быть подвергнут смертной казни, и сия казнь должна быть произведена путем сожжения. Если же кто-либо занимается колдовством, но не причинил этим никому вреда, то он должен быть соответственно обстоятельствам дела наказан иначе, причем судьи должны воспользоваться указаниями я советами (законоведов), как указано ниже сего об изыскании указаний.»

      Таким образом, Анне Фишер грозит сожжение на костре при условии доказанности применения ею колдовства.

       Казус 2

      В ХIХ веке французские коммерсанты Жан-Рено и Поль Лангранж заключили договор купли-продажи. Рено обязался поставить Лангранжу через три месяца большую партию товара по согласованной цене. Лангранж обязался оплатить товар по его получению. Однако в установленный срок Рено не передал товар покупателю, ссылаясь на пошатнувшееся финансовое положение последнего и в сомнениях его платежеспособности. Лангранж обратился в суд. Он указал, что неисполнение продавцом данного договора причинило ему большой ущерб и способствовало его банкротству. Он требовал возмещение ущерба.

      Какое решение мог принять суд на основании ГК Франции 1804 г.? 

      Доктрина  ГК была сугубо индивидуалистической. Частной сделке, отвечающей воле сторон, в нем был также придан почти абсолютный характер. Ничто и почти никак не могло ограничивать частных лиц. Поэтому главное место среди обязательств уделялось договорным (о второй группе – внедоговорных – говорилось лишь примерно в 20 статьях). Как правило, субъектом договора мог быть собственник, имевший все права распоряжения вещами. Другим случаям (например, рабочему найму, сложным коммерческим сделкам) почти не уделялось внимания.

      Одним из краеугольных принципов договорного  права закреплялась свобода договора. Под этим подразумевалось, что (1) никто не может быть принужден к заключению соглашения, не соответствующего его намерениям, и что (2) содержание соглашения определяется только по воле заключивших его сторон. Ничто не могло быть основанием для одностороннего отказа от сделки: ни допущенные при ее заключении обман, ошибки (если только все это не превосходило определенную меру выгодности и нормальности и не грозило вообще уничтожить коммерческий оборот). Никакое вмешательство в сделку частных лиц не допускалось, если только она не противоречила закону, добрым нравам и общественному порядку. В истолковании последствий сделок и их выполнимости признавалась большая роль судьи.