Автор: Пользователь скрыл имя, 09 Марта 2012 в 13:50, реферат
Одна из важнейших черт римской правовой системы - дуализм права, существование наряду с законом, составляющим цивильное право, постановлений римских магистратов, так называемое магистратское или преторское право (ius honorarium). Этот дуализм позволял исторически приспособить формальные и консервативные нормы цивильного права к обновляющимся условиям общества другого времени.
Введение………………………………………………………………………3
Эдикты магистратов………………………………………………………….4
Список литературы
Содержание
Введение…………………………………………………………
Эдикты магистратов…………………………………………………
Список литературы……………………………………………………
Введение
Одна из важнейших черт римской правовой системы - дуализм права, существование наряду с законом, составляющим цивильное право, постановлений римских магистратов, так называемое магистратское или преторское право (ius honorarium). Этот дуализм позволял исторически приспособить формальные и консервативные нормы цивильного права к обновляющимся условиям общества другого времени.
Сами римляне придавали эдиктам преторов немалое значение, называя их почетным правом (ius honorarium, от слова honores - почетные должности).
Обобщая соотношение цивильного права и права преторского, Папиниан определял цивильное право как то, которое происходит из законов, плебесцитов, сенатус-консультов, декретов принцепсов, мнений мудрецов, а преторское, которое ввели преторы, - для содействия либо дополнения или исправления в целях общественной пользы.
Юрист Марциан, имея в виду роль преторского права в отношении цивильного, назвал преторское право "живым голосом цивильного права". Это высказывание следует понимать в том смысле, что преторский эдикт быстро откликался на новые запросы жизни и их удовлетворял.
Эдикты магистратов
Магистраты — органы государственной власти, управляющие определенной территорией. Обладали правом принимать определенные акты подзаконной силы: эдикты преторов.
Одной из форм правообразования, специфичной именно для римского права, являются эдикты магистратов.
Термин «эдикт» происходит от слова digo (говорю) и первоначально обозначал устное объявление магистрата по тому или иному вопросу. Правом устанавливать общие правила поведения обладали все римские магистраты, имеющие высшую публичную и военную власть.
Эдикты издавались магистратом при вступлении в должность, в них он излагал программу своей деятельности, обязательную для него на время его службы. Формально эдикт был обязателен только для того магистрата, которым он был издан, и следовательно только на тот год, в течение которого магистрат находился у власти. Однако на практике те пункты эдикта, которые оказывались наиболее удачным выражением интересов господствующего класса, повторялись и в эдикте вновь избранного магистрата.
Особое значение имел так называемый «постоянный эдикт» («вечный эдикт»), издававшийся при вступлении в должность магистратами, ведавшими гражданским судопроизводством (преторами, курульными эдилами, наместниками провинций). Он содержал программу деятельности магистрата на весь его служебный год, правила, которыми тот намеревался руководствоваться. Первоначально магистрат формально не был обязан следовать установленным им самим правилам, но по Корнелиеву закону (67 до н. э.) постоянный эдикт стал обязательным и для самого магистрата. В постоянном эдикте магистрат объявлял, при каких обстоятельствах и с помощью каких процессуальных средств будет даваться судебная защита, и приводил в качестве образцов формулы исков. Указывая, какие материально-правовые притязания он будет признавать, а какие нет, он фактически создавал не только новое процессуальное, но и новое материальное право. Республиканские юристы назвали «постоянный эдикт» годичным законом. Преемник данного магистрата не был связан эдиктом предшественника, однако в своем постоянном эдикте он обычно сохранял те положения предшествующего эдикта, которые прошли проверку практикой, и лишь немногие добавлял от себя. Таким образом, постоянный эдикт был удобным инструментом для развития и совершенствования права, позволяя приводить его в соответствие со сложившимися в обществе новыми отношениями.
Примерно с III века до н.э. в Риме получила довольно заметное развитие торговля с другими итальянскими общинами, позже стали развиваться торговые связи с неитальянским странами. В то же время шел процесс сосредоточения земельной собственности в руках крупных землевладельцев, интересы которых оказывались иногда в противоречии с интересами рабовладельцев-коммерсантов, хотя при этом обе стороны были заинтересованы в сохранении рабовладельческого строя.
Общественные отношения значительно усложнились и вследствие этого старые нормы цивильного права перестали удовлетворять запросам жизни. Новые потребности стали получать удовлетворение, в частности, при помощи эдиктов магистратов, в особенности преторского эдикта. Он появился в 367 году до н.э., с момента возникновения должности цивильного претора (praetor urbanus). Должность претора, как известно, появилась в результате борьбы патрициев и плебеев, сразу после принятия Лициниевых законов (386 г.д.н.э), которыми была реформирована высшая государственная власть. Патрицианские семейства, под предлогом того, что только они знают законы и право, настояли на том, что бы отделить от двух уже существовавших консульских должностей должность третьего консула, который с течением времени получил название претора. Изначально это была патрицианская магистратура, но с 356 г.до н.э доступ к ней получили и плебеи.
Строго говоря, основной функцией претора было не столько разрешение частных споров, сколько применение публичного права для целей поддержания общественного порядка. Для этого претору предоставлялась высшая публичная власть равная консульской, поэтому практически ничем ни ограничивающаяся, за исключением обязанности соблюдать действующие законы. Поэтому его административные полномочия (imperium) были обширны, практически бесконтрольны. Формально претор, конечно должен был соблюдать законы. Но небольшое число законов, краткость их положений фактически его никак не связывали. Позднее, в классический период полномочия претора ограничивались суждениями юристов, т.е. юридическими интерпретациями. Так, Ульпиан высказывается: «Осуществляющий юрисдикцию не должен вершить суд ни по своим делам, ни по делам своей жены или своих детей, ни своих вольноотпущенников или лиц, которые находятся при нем» Однако, достаточно быстро стало очевидным, что поддерживать гражданский мир и единение членов общины игнорируя при этом возникающие между членами общины имущественные конфликты практически невозможно. А раз так, то частным проявлением административной власти претора стала считаться ius dicere (дословно «говорение права»), то есть его право применять нормы действующих обычаев и законов для поддержания общественного согласия в целом и разрешения имущественных споров между гражданами в частности. Ульпиан: «Полномочия того, кто объявляет право обширнейшие: ибо он может предоставить владение наследственным имуществом и ввести во владение, назначить опекуна над несовершеннолетним, не имеющим опекуна, дать тяжущимся судей»Однако, ius dicere никогда не считалось основной обязанностью претора. Более того, на практике в результате политической борьбы между патрициями и плебеями, сформировался публичный обычай, в силу которого участие претора в судебных делах ограничивалось исключительно «говорением права», то есть высказыванием каких либо общих условий касающихся рассмотрения имущественных споров между членами общины. Но самостоятельно, конкретные дела и споры претор никогда, как правило, не разрешал. В силу этого публичного обычая он как бы делегировал часть своего imperium и ius dicere конкретным судьям, которые рассматривали споры между отдельными лицами.
Отсюда берет свое начало деление римского частного процесса на две стадии ius iure, то есть производство у самого претора, и iudicia, то есть рассмотрение дела назначенным претором судьей. Причем все доказательства по делу оценивал исключительно судья. В таком распределении юрисдикции римская civitas видела гарантию от злоупотреблений претора своей должностью. Однако, назначаемый претором для рассмотрения конкретного судебного дела судья как правило не обладал юридическими познаниями и опытом рассмотрения дел, ведь назначался он разово. Поэтому одновременно с наделением его полномочиями требовалась установить для него некие общие правила, хотя бы самого общего характера, руководствуясь которыми он мог бы рассматривать отведенное ему дело.
Проще всего это было делать путем преторского эдикта. Претор издавал два вида эдиктов: эдикты по конкретным делам (edicta repentina) и эдикт содержащий общие нормы, то есть действующий в течении всего времени, что претор находится в должности – еdictum perpetuum. Эдикты могли издавать не только преторы. Гай указывает: «Эдикты суть постановления и предписания тех сановников, которые имеют право их издавать. Право же издавать эдикты предоставляется должностным лицам римского народа; самое важное значение, однако в этом отношении, имеют эдикты двух преторов - городского и иностранного, юрисдикция которых в провинциях принадлежит их наместникам. То же самое относится к эдиктам курульных Эдилов, юрисдикцию которых в провинциях римского народа имеют квесторы. В императорские же провинции квесторов вообще не назначают, а потому в этих провинциях такой эдикт не обнародуется».
По сути, еdictum perpetuum представлял собой перечень случаев и наиболее типичных в практике спорных ситуаций, применительно к которым претор давал обещание, что в таких то их них, он, претор, будет своей властью давать защиту путем иска, в таких то будет давать защиту
путем интердиктов, а в таких-то никакой судебной защиты давать вообще не будет. Ввиду той огромной роли, которую преторский эдикт играл в развитии римского права, для иллюстрации приведем примеры наиболее характерных формулировок, содержащихся в дигестах Юстиниана.
«Если будет заявлено, что при участии собравшихся людей кому либо злоумышленно причинен какой ни будь ущерб, или если будет заявлено, что захвачено чье либо имущество, то против того, кто будет назван совершившем это, я дам иск. Если будет заявлено что это совершил раб, то я дам нокзальный иск против господина раба».
«О ком скажут, что по его злому умыслу была осквернена гробница, против того я дам иск, что бы он в таком размере был присужден к уплате в пользу того, к кому это имеет отношение, насколько сумма покажется справедливой в связи с этим делом. Если же ни будет никого, кого бы касалось это дело, или он откажется от предъявления иска, то всякому, кто захочет предъявить иск по этому поводу, я дам иск ценой в 100. Если этот
иск захотят предъявить многие, то я дам иск тому из них, у кого окажется наиболее справедливое основание».
«Если будут утверждать, что по злому умыслу того, кого велено освободить, после смерти господина и до принятия наследства в отношении имущества, которое принадлежало тому, кто распорядится его освободить, было сделано так, что бы из этого имущества наследнику что либо не досталось, то против него в течении года дается иск в двойном размере».
«Против того, на кого будет указано, что благодаря его злому умыслу при смуте был причинен какой либо ущерб, я дам иск в двойном размере в тот год, в который впервые будет возможность судится по этому поводу, а по прошествии года – в однократном».
«Против того, на кого укажут, что он при пожаре, обрушении здания, кораблекрушении, взятии приступом плота, корябля что-либо злоумышленно захватил, забрал или причин в этих случаях какой либо иной ущерб, я дам иск в четырехкратном размере в тот год, в который впервые по этому поводу будет возможность судиться, а по прошествии года – в однократном размере» и др. Совокупность таких формулировок и
есть преторский эдикт.
«Против того, кто обитает в доме, из которого что-либо вылито или выброшено в то место, по которому обычно ходят люди или в котором они
обычно находятся, я дам иск в двойном размере причиненного ущерба. Если утверждают, что от этого удара погиб свободный человек, то я дам иск о пятидесяти золотых. Если потерпевший остался жив и будут утверждать, что ему причинено повреждение, то я дам иск на сумму, на которую судье будет казаться справедливым осудить того, к кому предъявлен иск. Если утверждают, что ущерб причинил раб без ведома своего хозяина, то к тому прибавлю: «или выдать его».
«Против того, кто был освобожден из-под отцовской власти, или был лишен наследства, или кто воздержался от принятия наследства лица, если с указанным выше лицом был заключен договор во время его нахождения во власти, причем безразлично, заключил ли он договор по своей воле или по приказу того, в чьей власти он был, - я дам, по исследовании дела иск в размере, в каком это лицо может дать удовлетворение».
«В отношении того, что внесено на хранение не вследствие народного волнения, пожара, разрушения, кораблекрушения, я дам иск в однократном размере (стоимости невозвращенного), а в отношении тех вещей, которые внесены на хранение при вышеуказанных обстоятельствах, против лица принявшего на хранение в двойном размере, а против наследника лица, принявшего вещь на хранение, - в однократном размере, если что либо произошло по злому умыслу умершего, и в двойном размере, если что либо произошло по злому умыслу самого наследника».
Преторский эдикт всегда связывал судью в двух отношениях. Во-первых, он связывал судью предметом иска. Так, в эдикте отображалось санкционированное преторской властью требование истца, по которому претор дает иск (предмет иска), в силу чего судья имеет возможность либо удовлетворить этот иск, либо отказать в нем, третьего не дано. Во-вторых, считалось, что судья должен принять во внимание те обстоятельства, которые будучи отраженными в эдикте являются основаниями выдачи претором иска. Скажем, если претор включил в формулировку эдикта фразу «злой умысел», судья должен выяснить был ли злой умысел, ведь в противном случае исчезает право ни иск.
При написания эдикта претор руководствовался не столько законами, сколько собственными суждениями о праве, о справедливом и несправедливом. Каждый новый вступающий в должность претор, мог переписать эдикт предшественника, однако в практику преторской магистратуры вошло обыкновение этого не делать. Переписывались только явно несуразные формулировки прежнего претора, разумные же и целесообразные, каких было большинство, переписывались из эдикта в эдикт. С течением времени формулировки эдикта уточнялись, шлифовалась используемая претором юридическая техника.