Григорий Николаевич Потанин

На рассвете настоятель пришел к путешественникам и принес книгу с красными страницами, на которых богомольцы вписывали  свои пожертвования. Он просил Потанина подписать по-русски свое имя и жертвуемую сумму.

Гору О-мей-шань считали священной потому, что  здесь солнце, восходя из-за облаков, иногда сопровождается ложными солнцами, которые буддисты принимали за явление  Будды в ореоле славы.

Потанин полагал, что эта гора, прежде чем сделаться священной для буддистов, уже была местом поклонения у местных жителей с первобытными верованиями. «Явления Будды» путешественники не видели, но утром после ночлега наблюдали оригинальную картину. Над вершиной горы небо было чистое, а ниже вся местность была скрыта в сплошном море облаков, так что вершина казалась островом среди молочного моря. Потанин отметил, что ни одна буддийская святыня не оставила в его памяти такого впечатления, как гора О-мей-шань с ее кумирнями, посвященными главным образом культу женского божества, богини Гуань-инь.

По возвращении  Потанина и Рабданова в Ячжоу  экспедиция продолжала путь по прямой сухопутной дороге на запад в г. Да-цзян-лу на окраине Тибета. На этом пути были пройдены два высоких перевала, на которых еще лежал снег (в конце марта); их северные склоны были лесисты, и землю под деревьями покрывали огромные папоротники, вайи которых имели больше метра в длину. Южные склоны были безлесны. На горах уже цвели примулы, фиалки, в долинах — персики. За вторым перевалом дорога пошла вверх по долине реки Тун-хэ и потом по долине ее притока. Дно долин было занято кустами. Некоторые из них цвели; но по мере подъема вверх число цветущих убывало, и у г. Да-цзян-лу даже почки у деревьев и кустов не распустились; здесь весна едва начиналась.

Экспедиция  остановилась на постоялом дворе  в верхнем предместье города, населенном преимущественно тибетцами. Постоялый  двор также содержал тибетец; в нем  было несколько комнат, и, к удивлению  путешественников, оконные рамы не были заклеены бумагой, как повсюду в Китае, а в них были вставлены стекла. На одном стекле было вырезано русскими буквами: «княжна Юсупова».

В Да-цзян-лу экспедиция прожила три месяца. Потанин собирался  совершить из этого пограничного города поездку налегке в глубь  Тибета, в города Литан и Батан. Но этому помешала болезнь его жены; у нее начались сердечные припадки, через некоторое время с нею случился первый удар, после которого она на некоторый период лишилась речи. Поэтому Потанин отправил в глубь Тибета своего сотрудника Кошкарова, а сам, оставшись с женой, собирал в окрестностях растения, посетил соседний монастырь и усадьбу тибетского князя, находившуюся в той же долине выше города.

Тибетский князь, повелитель княжества Чжала, был  хорошим сельским хозяином; его усадьба была окружена скирдами удобрений; он был также охотником, имел тридцать собак, много китайских болонок и двух европейских лягавых. Около его усадьбы вытекали горячие минеральные ключи, отлагавшие известковый туф; температура воды была недалека от точки кипения, колеблясь между 82 и 87° Ц. Одна группа ключей находилась так близко к усадьбе, что вода из них была проведена по канаве во внутренние комнаты для их обогревания.

Жена Потанина медленно поправлялась; оставаясь дома, она рисовала масляными красками цветы, которые приносил Григорий Николаевич, или выходила с палитрой на берег бурной речки и рисовала виды местности.

Из-за болезни  жены Потанин решил закончить  экспедицию и итти назад, в Пекин. Он разделил караван; жену, Кошкарова  и багаж отправил прямой дорогой через Ячжоу в Цзагутин, а сам с Рабдановым, двумя монголами и носильщиками для вещей пошел туда же пешком по горам окраины Тибета.

Путешественники шли по глубоким долинам горных рек  бассейна реки Тун-хэ. Склоны долин  местами представляли хвойные леса, местами — густые заросли кустарников, а в верховьях долин — альпийские луга. На дне долин встречались китайские деревни, а на склонах видны были тибетские, которые располагались уступами, одни дома выше других, и казалось, что плоские крыши нижних домов служили террасами для вышележащих. У каждой тибетской деревни возвышалась башня, которая была в два- три раза выше домов, также многоэтажных, и, очевидно, являлась сторожевой. В больших деревнях было несколько башен.

У тибетских  домов нижние этажи были каменные, а самый верхний — деревянный, в виде надстроек по трем сторонам плоской крыши.

В одной из деревень Потанину отвели такой верхний этаж, который хозяином дома был превращен  в пчельник, — на плоской крыше  стояли колоды с пчелами. Не зная этого, путешественники уселись на колоды и подверглись нападению пчел, которые забирались в рукава под белье и жалили. В комнаты мезонина принесли можжевельник и устроили дымокур, чтобы выгнать пчел хотя бы из комнат. Но их налетело очень много на растения, принесенные путешественниками, а от дыма они очумели и, перестав летать, ползали всюду, кружились и заползали на людей. Пришлось переселиться в другой этаж.

Через реки местами  приходилось переходить по висячим  мостам на канатах. На этих мостах поперечные доски были положены далеко одна от другой, и носильщики не рисковали итти по ним друг за другом, так как при этом мост начинал раскачиваться; они переходили мост по одному.

В разных местах над гребнями гор высились снеговые вершины, а на перевалах из одной  долины в другую дорога поднималась выше границы леса. Характерным растением этой местности была облепиха, которая в некоторых долинах представляла деревья по десяти метров высотой со стволом в пять метров в окружности при основании. Верхушки этих деревьев были плоские и напоминали итальянские пинии. Со скал, стеснявших дно долин, часто свешивались цветущие ветви кустов роз и сирени, и каскады белых цветов чередовались с сиреневыми. У верхнего предела леса рододендр образовывал сплошные заросли. Внизу встречались персики и грецкие орехи, посевы кукурузы и риса, а в их верховьях —только посевы ячменя и гречихи.

В верховьях  реки Сяо-цзинь-хэ, которая вместе с  рекой Да-цзинь-хэ образует реку Тун-хэ, стало холоднее.

Тибетское население  этой местности известно под названием чжарун. Наряд женщин был оригинален и состоял из белой юбки, курмы из домашнего черного сукна и из плаща чуври того же сукна. Чуври, сложенный, как плед, вдвое, был наброшен на плечи сгибом кверху и спереди, под горлом углы его были схвачены булавкой или серебряной скобкой с коралловой вставкой. Чуври и курма по краям были обшиты красной каймой. Ноги были обуты в сапоги, обшитые красной и желтой материей. Волосы были заплетены в одну косу, намотанную вокруг темени; на косу были надеты три серебряных кольца, — так, что одно приходилось над лбом, а два над висками. В уши были продеты большие серебряные кольца, на руках они носили медные и серебряные браслеты.

Плоские крыши  домов, которые наблюдались южнее, у чжарунов уже не встречались; здесь  крыши были двускатные, и это доказывало, что зимой выпадает и долго лежит снег. В верховьях некоторых боковых долин видны были снеговые вершины; склоны гор были покрыты еловым лесом вверху, лиственным и кустами внизу; береза, ива, облепиха и дуб с колючими листьями составляли эти леса нижней части склонов.

Из верховья реки Сяо-цзинь-хэ путешественники  поднялись на перевал Хун-цяо  выше границы кустов и ночевали под  навесом скалы среди альпийских лугов, а на следующий день прошли этот перевал по лугам с цветущими  альпийцами среди гольцов с многочисленными пятнами снега (в конце июля). Конец подъема был выложен плитами сланца в виде лестницы.

За перевалом  Потанин и Рабданов спустились до густого елового леса, где ночевали вместе с своими носильщиками в шалаше, похожем на самоедский чум из жердей, покрытом еловой хвоей и землей. По соседству был большой сарай для сушки корней лекарственного ревеня, сбором которых в этой местности занимались китайцы. Весь потолок сарая был увешан корнями ревеня, а на полу были разведены костры; в сарае было тесно от мужчин и женщин, сушивших собранный ими ревень, и душно от густого дыма. Поэтому путешественники предпочли ночевать в чуме на голой земле.

Далее дорога шла  вниз по долине большой реки, впадающей  справа в реку Сун-фан-хэ того же бассейна реки Ян-цзе; здесь опять стали попадаться селения тибетцев-чжарунов с башнями и пашни с бобами, ячменем и коноплей.

Склоны были покрыты лесом, в верховьях боковых  долин виднелись острые снеговые вершины, через притоки были перекинуты висячие мосты. Дорога местами поднималась  высоко на склон, огибая теснины на дне долин. Миновали монастырь Шат-дуб-лин  и г. Цзатоло и 6 августа прибыли в г. Цза-гу-тин, где уже застали часть каравана с багажом и больной Александрой Викторовной, которую Кошкаров привез по прямой дороге через Ячжоу.

Состояние больной  не улучшилось, и экспедиция продолжала итти на северо-восток, чтобы перевалить через горы Цзин-линь-шаня и выйти на колесную дорогу в Пекин. Больную несли в носилках; через несколько дней повторился удар, и у нее отнялись руки, ноги и язык. Это случилось около г. Джар-хуа на реке Хей-шуй цзянь, еще в бассейне Голубой реки, к югу от гор, и пришлось изменить маршрут, чтобы доставить больную по более удобному и скорому пути в один из городов, где были европейские врачи в миссиях. Наняли лодку и поплыли вниз по реке. В ближайшем г. Бао-нин-фу оказалась английская миссия, из которой две миссионерки собирались ехать в Шанхай: одна — чтобы выйти замуж за миссионера, а другая — чтобы вернуться по болезни в Европу. Они согласились присоединиться к экспедиции и ухаживать за больной. На лодке рассчитывали спуститься до г. Чун-цын-фу, где были врачи и госпиталь, но через несколько дней, 19 сентября 1893 г., Александра Викторовна тихо скончалась.

По рекам  экспедиция с телом умершей спустилась в г. Ханькоу, где русская колония  предлагала устроить на своей счет похороны и поставить памятник. Но Потанин боялся огорчить старую мать Александры Викторовны, похоронив ее дочь далеко от родной земли. Тогда русская колония взялась доставить гроб с покойной через Пекин и Калган в Кяхту, где и состоялись похороны 23 января 1894 г. на кладбище собора, у самой границы с Монголией.

Потанин из Ханькоу  проехал через Тянь-цзин в Пекин. Потеря жены, сопровождавшей его во всех экспедициях в Центральную  Азию и бывшей его верным другом и помощницей, подействовала на Потанина настолько тяжело, что он не был  в состоянии вести какие-нибудь наблюдения и поэтому распустил членов экспедиции (кроме Березовского, продолжавшего свои сборы на окраине Тибета) и уехал из Китая, а после похорон жены вернулся в Петербург.

Об этом незаконченном  путешествии он составил только небольшой  отчет, напечатанный через шесть лет, а занимался в последующие годы главным образом обработкой материалов восточных легенд о сыне неба и сопоставлением их со славянским эпосом.

Последние годы жизни 

Это было последнее  большое путешествие Г. Н. Потанина. Остальные годы своей жизни он провёл в Иркутске, Красноярске, а с 1907 г. в Томске, совершая летом небольшие поездки по Забайкалью, на Алтай и в Киргизскую степь для сбора народных легенд, сказок и поверий, чтобы пополнить свои труды о восточном эпосе. Он принимал деятельное участие в научной и общественной жизни этих городов, часто был инициатором учреждения учёных и других обществ, школ и музеев, хлопотал об открытии в Красноярске и Томске отделов Географического общества, составлял докладные записки, ездил в Петербург двигать дела. В Красноярске отдел был открыт, а в Томске вместо него по инициативе Г. Н. Потанина было учреждено Общество изучения Сибири, в котором он скромно занял место только товарища председателя, чтобы не портить репутацию Общества, так как власти все ещё считали его неблагонадёжным; так, когда в 1905 г. Томский технологический институт избрал Г. Н. Потанина своим почётным членом, министерство отказалось утвердить его, В новом Обществе он был главным деятелем и собрал средства для экспедиции двух профессоров университета в Монголию с целью изучения русской торговли. Г. Н. Потанин был также инициатором открытия в Томске первых в Сибири Высших женских курсов и одним из учредителей общества изыскания средств для них, организовал музей наглядных пособий для городских школ, литературно-художественный кружок и всё своё время делил между общественными, просветительными и научными предприятиями, удивляя всех своей энергией и инициативой, несмотря на преклонный возраст и ослабевшее зрение. В 1915 году ему было присвоено звание почётного гражданина Омска.

В июле 1917 года прекрасно знавший казахский  язык Потанин участвовал в Первом Всекиргизском сьезде в Оренбурге  делегатом от Семипалатинской области  и был избран делегатом на Всероссийское  учредительное собрание. На этом сьезде оформилась известная казахская антибольшевистская политическая партия «Алаш».

Потанин не принял Революции. С 28 апреля 1918 г. он активно  включился в антибольшевистскую деятельность. В это время он уже  был дряхлым стариком, поэтому уступил главенство Гаттенбергеру. Избран членом Сибирской Областной думы от Чрезвычайного Сибирского съезда. Во время Гражданской войны жил преимущественно в Томске на квартире Тихонравовой.

Вокруг Потанина шла ожесточенная борьба. Каждый тянул  его в свою сторону. Его, как председателя Областного Совета, вынудили подписать акт, сводившийся к признанию советов, правда, с рядом оговорок. Это послужило поводом к выходу Потанина из Областного Совета. Он чувствовал, что не сможет выполнить принятой на себя роли. Энергичная молодежь брала верх.

Вышедши из Областного Совета, Потанин продолжал чутко  прислушиваться к происходящему, благословлял на действия одних, давал советы другим. Временным Сибирским правительством 5 июля 1918 года Потанину было присвоено  звание Почетного гражданина Сибири. Авторитет Потанина был настолько велик, что сначала Временное Сибирское правительство летом 1918 г., а затем Сибревком в декабре 1919 г. назначали ему персональные пенсии.

Григорий Николаевич скончался в клинике Томского университета и был похоронен на Преображенском кладбище.

В 1956 г. его прах по просьбе Академии наук СССР был  перенесен в Университетскую  рощу. В 1958 г. на могиле Потанина был  установлен памятник работы скульптора С.И. Данилина. На рубеже 50-60-х годов  на карте Томска появилась улица Потанина.

Однако настоящее  обретение духовного и научного наследия Потанина только начинается. К 160-летию со дня рождения великого сибиряка в 1990 г. в Томске появился еще  один памятник Потанину – деревянная скульптура, выполненная Л.А. Усовым. Она была установлена в Театральном сквере. 29 июня того же года на доме по ул. Белинского, 80 была открыта мемориальная доска, посвященная Потанину. «Здесь, в доме Ф.К. Зобнина, в 1919 году жил Григорий Николаевич Потанин» – гласит текст доски. В 1990 и 1995 гг. в Томском государственном университете проходили «Потанинские чтения». Появились переиздания трудов Потанина по областничеству, публикуются архивные материалы.

 Заслуги  Григория Николаевича Потанина  как исследователя природы и  населения Азии очень велики. Его трудами, как и трудами Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова, создана та основная канва географического лика внутренней Азии, на которой позднейшие исследователи разных специальностей начали вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины. До путешествий Потанина, Певцова и Пржевальского этой основной канвы, необходимой для дальнейшей работы, ещё не было, а были только обрывки её, часто не вязавшиеся друг с другом, несмотря на усилия таких мастеров, как Риттер, Гумбольдт, Рихтгофен, кропотливо собиравших материал из китайской географии и сказаний путешественников.