Февральская революция и судьба IV Государственной Думы

Мейерберг решается сказать, что едва ли есть в  мире  страна,  которой

Московия могла  бы позавидовать как в доброкачественности  воздуха,  так  и  в

плодородии полей. О почве Московского государства, замечает  Олеарий,  можно сказать  вообще, что она производит больше  хлеба  и  корма  для  скота,  чем столько потребляет страна.(5, с. 161)

    Описание Герберштейна дает нам возможность сравнить количество почвы и

зависящее  от  этого  развитие  земледелия  в   разных   краях   Московского

государства. По  его  словам,  почва  собственно  в  Московской  области  не

отличается особенным  плодородием;  хлеб  и  обыкновенные  овощи  Московская область  производит  в  достаточном  количестве,  но  ей  недостает  хороших садовых плодов.(1, с. 180) Почва Владимирской и Нижегородской областей  была плодороднее.

    По описанию Флетчера, плодородные места между Вологдой и Москвою далее

на юг, до крымской границы, между Рязанью  и  Новгородом,  между  Москвою  и Смоленском.

Главным продуктом  такой  преимущественно  землевладельческой  страны,

какой было Московское государство, составлял, разумеется, хлеб.

     С землевладением тесно связывалось скотоводство; оно доставляло важные

продукты для  заграничной торговли – кожа и  сало; оно  особенно  развито,  по

словам Флетчера, в областях Смоленской, Ярославской, Углицкой,  Вологодской, Городецкой.(5, с.  164)

Герберштейн  почти  во  всех  областях  Московского государства указывает на добывание мехов, меда, воска и рыбы. Однако иногда проявляется недостаток хлеба: пермяки, по  свидетельству Флетчера, иногда пекли себе хлеб из корня и  коры  соснового  дерева.(5,  с.164)

   По словам Иовия,  природа  за  недостаток  драгоценных  металлов  щедро

вознаградила  Московию редкими мехами, высоко ценившимися  за границей.

Лес доставлял  и  строевой  материал  –  необыкновенно  высокие  сосны,

превосходный  дуб и клен,  но  самыми  главными  после  мехов  произведениями Московской земли, которые доставлял лес, были мед и воск. По словам Иовия  и Компензе,  вся  страна  изобиловала  плодовитыми  пчелами,   которые   клали отличный мед не в искусственных крестьянских ульях,  а  в  дуплах  деревьев, без всякого присмотра.

Солеварение  преимущественно  развито  было   в   северных   областях.

Герберштейн оставил  краткое известие о способе добывания  здесь соли.

Герберштейн указывает  на добывание железа в Серпухове, а при  Флетчере

много добывали его в Карелии, Каргополе и  Устюге.

    У Флетчера и других иностранцев имеются прямые указания  на  скудность населения по обширным окраинам государства, и мы видим, как близко к  центру подходили эти окраины.

Земли по Днепру,  говорит  Компензе,  очень  мало населены по причине частых набегов татар.(5, с. 168)

Поссевин говорит, ссылаясь на очевидцев, что край  к  северу  от Москвы до Волги вообще имеет сравнительно более густое  население  благодаря тому, что  сюда не доходят татарские набеги.(5, с. 169)

    Английский посол Рондольф и другие англичане, неоднократно ездившие по

Северной Двине, говорят, что здесь по берегам  только этой  реки встречались

значительные  селения; вообще большая часть этого  края, по  их  словам,  была вовсе  необитаема, покрыта лесами, среди  которых  попадались луга  и пашни.

Герберштейн полагал, что на огромных пространствах от  Перми  до  Иртыша,  в землях тюменских татар, не более 10000 жителей. И войны, и нападения степных  кочевников, без сомнения,  сильно  мешали умножению населения, особенно по окраинам  государства.  Но  была  и  другая

причина – колонизация.

      Флетчер говорит также, что   для  удержания  жителей   Перми,  Печоры  и

Сибири в повиновении  царь  поселил  в  этих  областях  столько  же  русских,

сколько там  туземцев.

      У Герберштейна встречаем любопытные слова, бросающие некоторый свет  и на результаты колонизации: описывая Белозерскую  область,  он  говорит,  что туземцы имеют свой язык, но теперь почти все говорят по-русски.(1, с. 188)

      Медленно, но безостановочно шло   заселение  пустынных  пространств  на северо-востоке; поселенцам надо было выдержать упорную  борьбу  с  природой, но, по  крайней  мере,  здесь  не  предстояло  такой  же  борьбы  с  людьми. Колонизация южных и юго-восточных степей представляла большие затруднения  и шла еще медленнее.

      Герберштейн   упоминает   о   монахах   и   пустынниках,   приносивших

христианство  к диким, но не отличившимся особенной  воинственностью  северным народам.

Конечно же, в  каждом народе есть нечто «Свое», одному лишь ему присущее. Но как бы то ни было, природа страны налагает на народ свой глубокий отпечаток.

     Герберштейн первый дает довольно точное определение  главного  народа,

живущего  в  северо-восточной  Европе  за  Польшей,  и   довольно   подробно обозначает пределы занимаемой им области. Русскими, говорит  он,  называются вообще все народы, говорящие по-славянски и исповедующие  христианскую  веру по обряду греческому. Они так размножились, что вытеснили все живущие  между ними чужие племена или распространили между ними  свои  обычаи.(1,  с.  211) 
 

                       ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ В РОССИИ 

 Далеко от  столицы, с первых шагов на  почве  Московского  государства,

наблюдательный  иностранец начинал уже чувствовать  вокруг  себя,  на  людях, которых  он  встречал,  могущественно  действовавшее  обаяние  этой  власти. Поэтому иностранец, приезжавший в Москву, и без особенной  наблюдательности, только присматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходило  и  говорилось вокруг него, мог понять значение и размеры власти московского  государя.

    По описанию иностранцев,  этот  государь  стоит  неизмеримо  высоко  над  всеми подданными и властью своею над ними превосходит всех монархов на свете.  Эта власть одинаково простирается как на духовных,  так  и  на  светских  людей.

    Иностранцы дивятся благоговейной покорности, с которой  подданные  относятся к  московскому  государю.  Слушая  рассказы   московских   послов,   венский архиепископ приходил в умиление  от  такого  послушания  подданных  государю «яко Богу».

      «Что  касается  величины  русского  двора,  то  должно  заметить,  что

государь, правящий сим государством, есть монарх  неограниченный  над  всеми своими народами; что он делает все по своему усмотрению,  может  располагать имуществом и жизнью своих подданных, с низшими до самых высших, и,  наконец, что всего удивительнее, что власть его простирается даже на  дела  духовные, устроение и изменение богослужения по своей воле», – пишет К.  де  Бруин.(6,с. 115)

      Ясно и скоро, даже  не  изучая  обычаев,  поняли  иностранцы  значение

московских вельмож, их характер и отношение  к  государю.  Поссевин  делится отсутствием   всякого   аристократического   гонора   в   этих    вельможах, рассказывая, как большие послы московские,  приехав  на  Кивярову  гору  для заключения мира с Польшей, привезли с собой товары  и  бесцеремонно  открыли лавки для торговли с польскими купцами.(6, с. 118)

      Неудивительно, что люди, привыкшие   к  другим  порядкам,  побывав  при московском дворе, уносили с собой тяжелое воспоминание о стране,  в  которой все рабствует, кроме ее властелина.(6, с. 119)

« Жаловать мы своих  холопов вольны, да и казнить их вольны же - говорил Иван Грозный. (1,стр. 15)Много доброго, полезного, разумного, справедливого было сделано за первые 13 лет его царствования.

      О составе двора государева  иностранцы  в  XVI  веке  сообщает  немного

подробностей. Иовию  русские послы говорили,  что  двор  государя  составляют важнейшие  князья  и  военные  сановники.(6,  с.  121.)  Подле царя   всегда находится окольничий, принадлежавший к  числу  высших  советников  государя, тот окольничий,  по  словам  Герберштейна,  занимал  должность  претора  или судьи, назначенного от государя.(1, с. 129.) Из других придворных  сановников в конце  XVI  века  упоминаются:  конюший  боярин,  смотревший  за  царскими лошадьми,  –  первый  сановник  при  дворе;   потом   дворецкий,   казначей, контролер, кравчий, главный постельничий и три фурьера.

      Иностранцы описывают  довольно  в  резких  чертах  власть  московского

государя и  его отношение к окружающим.

      «Царь имеет не только полнейшее право издавать и отменять законы, заключать и нарушать союзы и мирные договоры, назначать и удалять чиновников, уменьшать и увеличивать налоги, но располагает вполне жизнью и смертью своих подданных и их имуществом. Власть не позволяет своим подданным ни путешествовать, ни вступать в брак с чужеземцами, ни заниматься науками и искусствами, запрещается спорить о вере или обращаться с речами к народу в церкви» - так говорил Рейтенфельс (5,стр.54)

                                      

                                             РУССКОЕ ВОЙСКО. 

      Главное учреждение, которое ведало (до второй половины XVI века) делами, относившимися к войску, был Разряд, или  Разрядный  приказ.  Здесь хранились списки всех служивых людей; в эти списки вносились  имена  всех  дворян  или детей боярских, достигших определенного возраста.  О  сборе  служивых  людей имеется известие от конца XVI века.

    Начальники  четвертей  в  случае  войны посылали повестки к областным правителям и дьякам, чтобы все  дети  боярские к известному дню собирались на какую-то границу, туда-то. Там отбирали их имена писцы,  назначенные  Разрядом.  Не  явившиеся  в срок, подвергались штрафу и строгому наказанию.(5, с. 107)

    Герберштейн говорит, что на  это  время  прерывался  обычный  ход  замещения очередных должностей,  и  все  служивые  люди  должны  были  идти  в  поход. Служивым людям редко дается покой, говорит тот же иностранец.(1, с. 139)

     О числе войска имеем различные показания. Те из иностранных писателей,

которые  не  были  сами  в  России,  сообщают  огромные   цифры.   Кампезне, перечисляя  княжества,  составлявшие  собственное   московское   государство говорит, что в одном московском княжестве считается до 30000 бояр и  дворян, служивших  всадниками  и  всегда  готовых  к  войне.  Так  как   приведенные показания заимствованы прямо или непосредственно из  рассказов  русских,  то эти, без сомнения, преувеличенные цифры легко объясняются понятным  желанием рассказчиков выставить в выгодном свете военные силы своего отчества.

    В Москве караулы держали стрельцы.  Кроме  них,  Невиль  упоминает  об отряде,  который  составлялся  из  московских  горожан  и  в  мирное   время употреблялся для той же цели.(5, с.  114)  Стрельцы  имели характер  пешего войска, остальная пехота собиралась только в военное время.

     У Мейерберга находим неопределенные известия о солдатах:  он  говорит,

что в случае нужды царь мог  собрать  какое  угодно  число пеших ратников, которые сбегаются на звук барабана в  надежде  поживиться  во  время  похода богатою  добычей;  в  отличие  от  стрельцов,  их  называют  солдатами;  они распределяются на полки, под командой иностранных офицеров.(5,  с.  112.)  На

хорошее жалование  привлекало иностранцев на русскую  службу. Рейтарские  и  солдатские  полки  набирались  из  охочих  людей,   без поместных или мало поместных дворян, из детей боярских, а также из  крестьян

по  всему   государству.   Ими   командовали   преимущественно   иностранцы.

Рейтенфельс уверяет, что  эти  полки  могли  равняться  с  лучшими  войсками Европы.(5, с. 112)

     Петрей оставил описание  осмотра,  который  производился  собравшимися

соратниками перед  выступлением в поход: воеводы собираются вместе и  садятся в избе у окон или в шатрах и вызывают к себе один полк за  другим.  При  них стоит дьяк со списком в руках, по которому  он  вызывает  по  имени  каждого ратника; ратник должен выступить вперед и показаться воеводам. Если  какого- то ратника не оказалось на месте, дьяк ставил  в  списке  против  его  имени отметку  для  дальнейших  распоряжений.  Неявка  не  службу   преследовалась строго. Смотр повторялся и во время похода каждую неделю.(5, с. 116)