Древнескандинавская литература

Однако, видится, что отсутствие авторства саг  обусловлено не только этим. Не стоит  забывать, что обращение к человеку, к его переживаниям, миру чувств произойдёт  ещё не скоро. Для  людей той эпохи отдельно взятая личность была не так важна. Центральное  место саги занимают отношения, распри, но отнюдь не переживания героя, например. В «сагах о королях», «сагах о  епископах» тоже важны скорее деяния, но не сама личность. Всё это видно  даже в самых поздних сагах, хотя ,казалось бы, должна уже была сказаться  христианизация Скандинавии. В сагах  никогда не встречается прямых характеристик. Тот или иной человек описывается  через его отношение к другим людям или наоборот. Отдельный  человек никогда не ведёт монологов, не остаётся один на один с собой, не анализирует своих переживаний, не рассказывает о них. Конечно, некоторые  исключения присутствуют, ведь саги писались не под копирку. Но эти редкие переживания  изображаются так, словно автор регистрирует их на ряду  с остальными фактами. Переживания в таких случаях  описывались лишь тогда, когда нельзя было объяснить что – то  другим способом. Изображение переживаний  в сагах – всегда побочный продукт  изображения чего – то другого. Кроме того, трудно уследить в сагах передачу романических чувств, слов, эквивалентных слову «любовь» в его романическом значении не было. Таким образом, границы человеческой личности в сагах чрезвычайно узки. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Поступки  героев

      Ореолом иногда даже романтического героизма овеяна вся история Древней Скандинавии. Бесстрашие, храбрость, готовность стоического принятие смерти – вот  те ассоциации, которые связанны у современного человека с образом викинга. Естественно,  определяющую роль в создании этого образа сыграли саги, именно так характеризующие своих героев в нашем восприятии. Действительно, в сагах с завидным постоянством возникают сцены хладнокровного принятия смерти. Большинство исследователей объясняют это  влиянием представления о Судьбе. Причём тут  эти мнение расходятся. Часть учёных предполагают, что это влияние языческого мировоззрения. Действительно, культ героя, героической смерти в бою скорее всего основан на верованиях скандинавов. Только такие войны попадут в рай – Вальхаллу, на вечный пир к верховному богу Одину. Другая точка зрения – что стоическое принятие смерти, в частности в сагах об исландцах, отголосок уже зародившегося христианства. И с этой точки зрения это можно трактовать как мученическую смерть. Последнее видится излишне преувеличенно, однако не все соглашаются и с первой позицией. Так, Стеблин – Каменский говорит о том, что подобные  проявления героизма не могут объясняться ни одной из точек зрения, по его мнению, это лежит в глубинах психологии древних скандинавов и лежит вне догм религии. Однако это мнение им не подкрепляется и потому может оставаться только мнением. Если это поступок, лежащий вне религиозных представлений, то какие глубинные причины побуждают героев саг? Некоторый свет пытается пролить А.Я. Гуревич в ходе исследования «Песни об Атли». Содержание саги целиком приводить нет смысла, гораздо важнее оказывается то, что Гуннар, один из героев саги, принимает приглашение Атли, хотя совершенно точно знает, что это будет стоить ему жизни. Вот как сам Гуревич объясняет мотивацию героя: «Не сознание неизбежности происходящего и не понимание целесообразности поездки (о политических или иных объективных мотивах поведения героя песни вообще ничего не говорят, ведь история сведена в них к воле и поступкам отдельных лиц) движут Гуннаром. Он решительно отверг единственно возможный и ясно высказанный в песни предлог для поездки — обогащение, т. е. отвергнута всякая рациональность принятия приглашения Атли. Он и сам не может не видеть ловушки, да и все другие указывают на явную опасность поездки, но Гуннар принимает решение, «как должно владыке». Разогретый выпитой брагой, он в бурном высокомерном возбуждении (af móði stórum) демонстрирует пренебрежение несомненной опасностью. Гуннар не принимает неизбежной судьбы — он скорее самовольно бросает ей вызов, провоцирует ее! Немотивированное разумно, импульсивное решение, пренебрегающее угрозой смерти, отказ проявить рассудительность и желание утвердить свою волю — точнее, экстатическое, ни с чем не считающееся своеволие, — вот что имеет здесь место. Показательно, что Гуннар оставляет дома дружину и не надевает даже кольчуги (на что сетует, встречая его, сестра).» . Нельзя сказать, что что-то проясняется в результате  высказанного Гуревичем, но становится понятно, что вызов судьбе  не укладывается с религиозными догмами, значит причина действительно не в них. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение

      В результате нашего небольшого  исследования становится ясно, что  данная отрасль литературоведения  нуждается в глубоком переосмыслении. Более того, углубляясь в эту  тему, вполне может оказаться,  что исследование саг с литературной  точки зрения не имеет смысла.  Культурное значение саг может  заключаться скорее не в литературном  аспекте, а в аспекте культурно-исторической  психологии. Ведь, хотим мы этого  или нет, но мы люди совершенно  другой эпохи,  со своими нравственными  ориентирами и со своим мировоззрением, отражённым в нашем языке, что  сильно ограничивает даже умозрительную  попытку понимания саг.

Список литературы

1. Блохин Е.К. Образ конунга в древнесеверной литературе: к вопросу о поиске мировоззренческих стереотипов. http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2006/11/30/0000296794/Blohin.pdf
2. Гуревич А. Я. «Эдда» и сага. М.: Наука, 1979
3. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. - Л., 1971
4. Исландские саги / Под ред. М. И. Стеблин-Каменского. - М., 1956