ФЕДЕРАЛЬНОЕ
АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
Государственное
образовательное
учреждение высшего
профессионального
образования
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ГОРНЫЙ ИНСТИТУТ
имени
Г.В. ПЛЕХАНОВА (технический
университет)
РЕФЕРАТ
По
дисциплине – ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
Тема: «Церковный
раскол»
Автор: студент
гр.
БА-10-1
/____________/ /Чиркова
Е. Ю./
(шифр) (подпись) (Ф.И.О.)
ПРОВЕРИЛ:
профессор
/_______________/ /Афанасьев
В. Г./
(подпись) (Ф.И.О.)
Дата:
«_____»______________ 2010 г.
ОЦЕНКА:
______________
г. Санкт-Петербург
2010 г.
содержание
Введение 3
Предпосылки
раскола 4
Москва
– третий Рим 5
Затмение
вселенской идеи 6
Патриарх
Никон 6
Идея
вселенской церкви 7
Новшества 7
Начало
раскола 9
Церковная
реформа. 9
Содействие
Никона расколу 9
Признания
первых старообрядцев 10
Недовольство
самих православных 11
Реакция.
Соловецкое сидение 12
Содействие
раскола западному влиянию 13
Заключение 15
Список
используемой литературы 16
введение
Русским
церковным расколом называется отделение
значительной части русского православного
общества от господствующей русской православной
церкви. Это разделение началось в царствование
Алексея Михайловича вследствие церковных
новшеств патриарха Никона и продолжается
доселе.
Внешние
бедствия, постигшие Русь и Византию,
уединили русскую церковь, ослабив
ее духовное общение с церквами
православного Востока. Это помутило
в русском церковном обществе
мысль о вселенской церкви, подставив
под нее мысль о церкви русской,
как единственной православной,
заменившей собою церковь вселенскую.
Тогда авторитет вселенского
христианского сознания был подменен
авторитетом местной национальной
церковной старины. Замкнутая
жизнь содействовала накоплению
в русской церковной практике
местных особенностей, а преувеличенная
оценка местной церковной старины
сообщила этим особенностям значение
неприкосновенной святыни. Житейские
соблазны и религиозные опасности,
принесенные западным влиянием,
насторожили внимание русского
церковного общества, а в его
руководителях пробудили потребность
собираться с силами для предстоявшей
борьбы, осмотреться и прибраться,
подкрепиться содействием других
православных обществ и для
того теснее сойтись с ними.
Так в лучших русских умах
около половины XVII в. оживилась
замиравшая мысль о вселенской
церкви, обнаружившаяся у патриарха
Никона нетерпеливой и порывистой
деятельностью, направленной к
обрядовому сближению русской церкви
с восточными церквями. Как самая эта идея,
так и обстоятельства ее пробуждения и
особенно способы ее осуществления вызвали
в русском церковном обществе страшную
тревогу. Мысль о вселенской церкви выводила
это общество из его спокойного религиозного
самодовольства, из национально-церковного
самомнения. Порывистое и раздраженное
гонение привычных обрядов оскорбляло
национальное самолюбие, не давало встревоженной
совести одуматься и переломить свои привычки
и предрассудки, а наблюдение, что латинское
влияние дало первый толчок этим преобразовательным
порывам, наполнило умы паническим ужасом
при догадке, что этой ломкой родной старины
двигает скрытая злокозненная рука из
Рима.
Предпосылки
раскола
До патриарха
Никона русское церковное общество было
единым церковным стадом с единым высшим
пастырем; но в нем в разное время и из
разных источников возникли и утвердились
некоторые местные церковные мнения, обычаи
и обряды, отличные от принятых в церкви
греческой, от которой Русь приняла христианство.
Таковы были двуперстное крестное знамение,
образ написания имени Исус,
служение литургии на семи, а не на пяти
просфорах, хождение посолонь,
т.е. по солнцу (от левой руки к правой,
обратившись лицом к алтарю), в некоторых
священнодействиях, например, при крещении
вокруг купели или при венчании вокруг
аналоя, особое чтение некоторых мест
символа веры ("царствию его несть
конца", "и в духа святого, истинного
и животворящего"), двоение возгласа
аллилуия. Некоторые из этих обрядов
и особенностей были признаны русской
церковной иерархией на церковном соборе
1551 г. и таким образом получили законодательное
утверждение со стороны высшей церковной
власти. Со второй половины XVI в., когда
в Москве началось книгопечатание, эти
обряды и разночтения стали проникать
из рукописных богослужебных книг в печатные
их издания и через них распространялись
по всей России. Таким образом, печатный
станок придал новую цену этим местным
обрядовым и текстуальным разностям и
расширил их употребление. Некоторые из
таких разностей внесли в свои издания
справщики церковных книг, напечатанных
при патриархе Иосифе в 1642-11652 гг. Так как
вообще текст русских богослужебных книг
был неисправен, то преемник Иосифа патриарх
Никон с самого начала своего управления
русскою церковью ревностно принялся
за устранение этих неисправностей. В
1654 г. он провел на церковном соборе постановление
переиздать церковные книги, исправив
их по славянским пергаментным и древним
греческим книгам. С православного Востока
и из разных углов России в Москву навезли
горы древних рукописных книг греческих
и церковно-славянских; исправленные по
ним новые издания разосланы были по русским
церквам с приказанием отобрать и истребить
неисправные книги, старопечатные и старописьменные.
Ужаснулись православные русские люди,
заглянувши в эти новоисправленные книги
и не нашедши в них ни двуперстия, ни Исуса,
ни других освященных временем обрядов
и начертаний: они усмотрели в этих новых
изданиях новую веру, по которой не спасались
древние святые отцы, и прокляли эти книги,
как еретические, продолжая совершать
служение и молиться по старым книгам.
Московский церковный собор 1666-1667 гг.,
на котором присутствовали два восточных
патриарха, положил на непокорных клятву
(анафему) за противление церковной власти
и отлучил их от православной церкви, а
отлученные перестали признавать отлучившую
их иерархию своей церковной властью.
С тех пор и раскололось русское церковное
общество, и этот раскол продолжается
до настоящего времени.
Отчего
же произошел раскол? По объяснению
старообрядцев, от того, что Никон,
исправляя богослужебные книги,
самовольно отменил двуперстие
и другие церковные обряды, составляющие
святоотеческое древлеправославное
предание, без которого невозможно спастись,
и, когда верные древнему благочестию
люди встали за это предание, русская иерархия
отлучила их от своей испорченной церкви.
Но в таком объяснении не все ясно. А каким
образом двуперстие или хождение посолонь
сделалось для старообрядцев святоотеческим
преданием, без которого невозможно спастись?
Каким образом простой церковный обычай,
богослужебный обряд или текст мог приобрести
такую важность, стать неприкосновенной
святыней, догматом? Православные дают
более глубокое объяснение. Раскол произошел
от невежества раскольников, от узкого
понимания ими христианской религии, от
того, что они не умели отличить в ней существенное
от внешнего, содержание от обряда. Но
и этот ответ не разрешает всего вопроса.
Положим, известные обряды, освященные
преданием, местной стариной, могли получить
неподобающее им значение догматов; но
ведь и авторитет церковной иерархии освящен
стариной, и притом не местной, а вселенской,
и его признание необходимо для спасения:
святые отцы не спасались и без него, как
без двуперстия. Каким образом старообрядцы
решились пожертвовать одним церковным
установлением для другого, отважились
спасаться без руководства законной иерархии,
ими отвергнутой?
Объясняя
происхождение раскола, у нас часто с особенным
ударением и некоторым пренебрежением
указывают на слепую привязанность старообрядцев
к обрядам и текстам, к букве писания, как
к чему-то очень неважному в деле религии.
Но ведь религиозный текст и обряд, как
и всякий обряд и текст с практическим,
житейским действием, кроме специально
богословского имеет еще общее психологическое
значение.
Москва
– третий Рим
До XV в.
русская церковь была послушной
дочерью Византии, своей митрополии.
Оттуда она принимала своих
митрополитов и епископов, церковные
законы, весь чин церковной жизни.
Но с XV в. Авторитет греков начал колебаться.
Великие князья московские, почувствовав
свое национальное значение, поспешили
внести это чувство и в церковные отношения,
не хотели и в церковных делах зависеть
от посторонней власти, ни от императора,
ни от патриарха цареградского. Они завели
обычай назначать и посвящать всероссийских
митрополитов у себя дома, в Москве, и только
из русского духовенства. Древняя Русь
высоко ставила церковный авторитет и
Святыни греческого Востока, но грек и
плут всегда считались у нас синонимами:
"Был он льстив, потому что был он грек",
- говорит наша летопись XII в. об одном епископе-греке.
Такой взгляд составился очень рано и
просто. Насаждать христианство в далекой
и варварской митрополии константинопольского
патриархата присылались в большинстве
далеко не лучшие люди из греческой иерархии.
А потом греческая иерархия в XV в. страшно
уронила себя в глазах Руси, приняв флорентийскую
унию 1439 г., согласившись на союз православной
церкви с католической, устроенный на
соборе во Флоренции. Несколько лет спустя
Царьград был завоеван турками. Уже и прежде
на Руси привыкли посматривать на греков
свысока и подозрительно. Теперь в падении
цареградских стен перед безбожными агарянами
увидели на Руси знак окончательного падения
греческого православия. Вот как самоуверенно
объясняет связь мировых событий своего
времени русский митрополит Филипп I. В
1471 г. он пишет замутившимся против Москвы
новгородцам: "И о том, дети, подумайте:
Царьград непоколебимо стоял, пока в нем,
как солнце, сияло благочестие, а как скоро
покинул он истину да соединился с латиной,
так и попал в руки поганых". Как пал
древний первый Рим от ересей и гордости,
так теперь пал и второй Рим - Царьград
от непостоянства и безбожных сыроядцев.
Эти события произвели на Русь огромное
впечатление. Москва сбрасывала с себя
агарянское иго почти в то самое время,
когда Византия надевала его на свою шею.
Если другие царства падали за измену
православию, то Москва будет непоколебимо
стоять, оставаясь верна ему. Она - третий
и последний Рим, последнее и единственное
в мире убежище правой веры, истинного
благочестия. Отечество тогда получило
в глазах древнерусских мыслителей новое
высокое значение. Русский инок Филофей
писал великому князю Василию, отцу Грозного:
" Два Рима пали, третий - Москва стоит,
а четвертому не бывать. Соборная церковь
наша в твоем державном царстве одна теперь
паче солнца сияет благочестием во всей
поднебесной; на всей земле один ты - христианский
царь". К тому же люди, приезжавшие с
разоренного православного Востока на
Русь просить милостыни или приюта, укрепляли
в русских это национальное убеждение.
В царствование Федора Ивановича приехал
в Москву за милостыней цареградский патриарх
Иеремия, который в 1589 г. посвятил московского
митрополита Иова в сан всероссийского
патриарха, чем окончательно закрепил
давно совершившееся иерархическое обособление
русской церкви от константинопольского
патриархата.
Затмение
вселенской идеи
Все эти
явления и впечатления очень
своеобразно настроили русское
церковное общество. К началу XVII
в. оно прониклось религиозной
самоуверенностью; но эта самоуверенность
воспитана была не религиозными,
а политическими успехами православной
Руси и политическими несчастьями
православного Востока. Основным
мотивом этой самоуверенности
была мысль, что православная
Русь осталась в мире единственной
обладательницей и хранительницей
христианской истины, чистого православия.
Из этой мысли посредством
некоторой перестановки понятий
национальное самомнение вывело
убеждение, что христианство, которым
обладает Русь, со всеми его
местными особенностями и даже
с туземной степенью его понимания
есть единственное в мире истинное
христианство, что другого чистого
православия, кроме русского, нет
и не будет. Помощью обрядов, текстов и
правил религиозная мысль углубляется
в тайны вероучения, постепенно уясняя
их себе и направляя религиозную жизнь.
Эти обряды, тексты и правила, однако, не
составляют сущности вероучения; но по
свойству религиозного понимания и воспитания
они в каждом церковном обществе тесно
срастаются с вероучением, становятся
для каждого общества формами религиозного
миросозерцания и настроения, трудно отделяемыми
от содержания.
Признав
саму себя вселенскою церковью, русское
церковное общество не могло допустить
проверки своих верований и обрядов со
стороны. Тогда на место вселенского сознания
мерилом христианской истины стала национальная
церковная старина. Русским церковным
обществом было признано за правило, что
подобает молиться и веровать, как молились
и веровали отцы и деды. С минуты такого
признания все усилия русской религиозной
мысли должны были направиться не к тому,
чтобы углубляться в тайны христианского
вероучения, а единственно к тому, чтобы
сберечь свой наличный местный запас религиозного
понимания со всеми местными обрядами
и оградить его от изменения и нечистого
прикосновения со стороны.
В
1648 г., когда молодой царь Алексей
собирался жениться, в Москве
вдруг пошли толки, что скоро
настанет конец древнему благочестию
и будут введены новые иноземные
обычаи. При таком настроении
попытка исправить церковные
обряды и текст богослужебных
книг легко могла показаться
церковному обществу посягательством
на самую веру. Случилось так,
что за это исправление принялся
иерарх, который по самому характеру
своему способен был довести
это настроение до крайней степени
напряжения, Патриарх Никон, посвященный
в этот сан в 1652 г.