Бунташный век

Власти  сделали ставку на привлечение зажиточной части горожан, и действительно, «лучшие люди» Пскова уговорили своих сограждан целковать крест государю. Это произошло уже в августе и сопровождалось бурными стычками «лучших» и «молодших» людей. Поп Евсей, староста Гаврила Демидов, Томилка Слепой «говорили про государя речи, уму человеческому невместимые». С большим трудом псковичей удалось привести к присяге, а затем, несмотря на все сделанные до этого заверения, началась расправа над зачинщиками. Они были схвачены «лучшими людьми» и отправлены в Новгород, где их посадили в тюрьму в оковах. 
 
 
 
 

3.Медный бунт 

Если  «соляной бунт» был порожден кризисом налогообложения, то причиной «медного бунта» стал кризис денежной системы. В Московском государстве в ту пору не было собственных золотых  и серебреных рудников, и драгоценные металлы привозили из-за границы. На Денежном дворе из серебреных иоахимсталеров, или, как называли на Руси – «ефимков» чеканили русскую монету: копейки, деньги -полукопейки и полушки-четверти копеек. Затяжная война с Польшей из-за Украины потребовала огромных расходов, в связи, с чем по совету А.Л.Ордин-Нащокина начался выпуск медных денег по цене серебряных. Как и в случае с налогом на соль, результат оказался прямо противоположным задуманному. Несмотря на строгий царский указ, никто не хотел принимать медь, а крестьяне, с которыми расплачивались, медными полтинами и алтынами, «худыми и неровными», прекратили подвоз в города сельскохозяйственных продуктов, что привело к голоду. Полтины и алтыны пришлось изъять из оборота и перечеканить в копейки. Мелкая медная монета поначалу действительно имела хождение наравне с серебряными копейками. Однако правительство не сумело избежать соблазна легким способом пополнить казну и безмерно увеличило выпуск ничем не обеспеченных медных денег, которые чеканились в Москве, Новгороде и Пскове. При этом, выплачивая жалование служилым людям медными деньгами, правительство требовало уплаты налогов («пятой деньги») серебром. Вскоре медные деньги обесценились, за 1 рубль серебром давали 17 рублей медью. И хотя строгий царский указ запрещал поднимать цены, все товары резко подорожали.

Большой размах получило фальшивомонетничество. По Соборному Уложению 1649 г. за подделку монеты преступникам заливали горло  расплавленным металлом, но угроза ужасной казни никого не останавливала, и поток «воровских денег» наводнил государство. Розыск привел к мастерам, работавшим на Денежном дворе, «потому что до того времени, как еще медных денег не было, и в то время жили они не богатым обычаем, а при медных деньгах испоставили себе дворы, каменные и деревянные, и платья себе и женам поделали с боярского обычая, так же и в рядах всякие товары и сосуды серебряные и съестные запасы почали покупать дорогою ценою, не жалея денег». В подделке монеты были замешаны верные головы и целовальники, приставленные к Денежному двору для контроля за чеканкой монеты. Они были из гостей и торговцев, «людей честных и пожиточных». Как писал Г. Котошихин, «возмутил их разум Диавол, что еще несовершенно богати, покупали медь на Москве и в Свейском государстве, и привозили на Денежные дворы с царской медью вместе, и велели делать деньги, и, сделав, свозили с Денежного двора с царскими деньгами вместе, и царские деньги в казну отдавали, а свой к себе отвозили». Как всегда, пострадали рядовые исполнители – их казнили, им отрубали руки и персты и ссылали в дальние города. Богачи откупились от наказания, давая «посулы большие боярину, царскому тестю, Илье Даниловичу Милославскому, да думному дворянину Матюшкину, за которым была прежнего царя Царицына родня сестра, да дьяком, а в городах посулы ж воеводам и приказным людям; и они, для тех посулов, тем вором помогали и из бед избавливали».

Простой народ был возмущен безнаказанностью бояр. 25 июля 1662 г. на Лубянке были обнаружены листы с обвинениями в адрес  князя И.Д.Милославского, несколько членов Боярской думы и богатого гостя Василия Шорина. Их обвиняли в тайных сношениях с Польшей, что не имело под собой никакого основания. Но недовольным людям нужен был повод. Показательно, что объектом всеобщей ненависти стали те же самые люди, которых обвиняли в злоупотреблениях во время «соляного бунта», и точно так же, как 14 лет тому назад, толпа напала и разгромила дом гостя Шорина, собиравшего пятую деньгу во всем государстве. Несколько тысяч человек отправились к царю Алексею Михайловичу, находившемуся в своем загородном дворце в селе Коломенском. Царь был вынужден выйти к народу, и перед церковью разыгралась сцена, являвшаяся нарушением всех правил придворного этикета. Простолюдины окружили царя, держали его за пуговицы, спрашивали: «Чему верить?», а когда Алексей Михайлович дал слово расследовать дело, один из толпы бил с царем всея Руси по рукам. Толпа отправилась восвояси, но этому дню не суждено было кончиться мирно.

Навстречу из Москвы валила еще одна многотысячная толпа, настроенная гораздо воинственнее. Мелкие торговцы, мясники, хлебники, пирожники, деревенские люди вновь окружили царя Алексея Михайловича и на сей раз уже не спросили, а требовали выдать ей изменников на расправу, угрожая: «будет он добром им тех бояр не отдаст, и они у него учнут имать сами, по своему обычаю». Однако в Коломенском уже появились стрельцы и солдаты, отправленные боярами на выручку. Поэтому, когда Алексею Михайловичу стали угрожать, он возвысил голос и велел стольникам, стряпчим, жильцам и стрельцам рубить мятежников. Безоружную толпу загнали в реку, более семи тысяч человек были перебиты и захвачены. Г. Котошихин описывает кровавый финал медного бунта, «И того ж дни около того села повесили со 150 человек, а достальным всем был указ, пытали и жгли, и по сыску за вину отсекали руки и ноги и у рук и у ног пальцы, а иных, бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне признаки, разжегши железо накрасно, а поставлено на том железе «буки» то есть, бунтовщик, чтоб был до веку признатен; и чиня им наказания, разослали всех в дальние городы, в Казань, и в Астрахань, и на Терки, и в Сибирь, на вечное житье …а иным пущим вором того ж дни, в ночи, учинен указ, завязав руки назад посадя в большие суды, потопили в Москве реке». Розыск в связи с «медным бунтом» не имел прецедентов. Всех грамотных москвичей заставили дать образцы своего почерка, чтобы сличить их с «воровскими листами», послужившими сигналом для возмущения. Впрочем, зачинщиков так и не нашли.

«Медный бунт» был выступлением городских низов. В нем приняли участие ремесленники, мясники, пирожники, крестьяне пригородных сел.

Из гостей и торговых людей «к тем ворам  не пристал ни один человек, еще на тех воров и помогали, и от царя им было похваление». Несмотря на беспощадное  подавление бунта, он не прошел бесследно. В1663 г. по царскому указу медного дела дворы в Новгороде и Пскове были закрыты, а в Москве была возобновлена чеканка серебряной монеты. Жалования всяких чинов служилым людям опять стали выплачивать серебряными деньгами. Медные деньги изъяли из обращения, частным лицам было велено их переплавить на котлы или приносить в казну, где за каждый сданный платили 10, а позже еще меньше – 2 деньги серебром. По замечанию В.О.Ключевского, «Казна поступила как настоящий банкрот, заплатила кредиторам по 5 копеек или даже по 1 копейки за рубль». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

4.Стрелецкий бунт 

Стрелецкий  бунт 1682 г., или «Хованщина», как его  часто именуют по имени главных  участников движения князей Хованских, было сложным и запутанным явлением. С одной стороны, в этих событиях нашла выражение борьба боярских группировок – «партий», по выражению одного из современников. С другой стороны, это движение было разновидностью городских восстаний, на которые был так богат «бунташный» 17в.

Толчком к стрелецкому бунту послужила  смерть царя Федора Алексеевича весной 1682г. Царь был бездетным, и претендентами  на трон являлись два его младших  брата – шестнадцатилетний Иван и десятилетний Петр. Царевичи родились от разных браков и за ними родственные кланы, за Иваном – Милославские, за Петром – Нарышкины. Право старшинства было на стороне Ивана, но он был болезненным, полуслепым и слабоумным, тогда как Петр уже в раннем возрасте проявлял необычайную живость и способности. Предстояло решить, кому перейдет трон. Обстановка была накалена до предела, и бояре, собравшиеся во дворце для выборов нового царя, надели под платья панцири, опасаясь, что дело дойдет до поножовщины. Прения в Боярской думе ничего не дали. Обычай требовал передачи вопроса на разрешение «всех чинов людьми Московского государства». Под этим подразумевался Земский собор, однако этот институт уже имел номинальное значение. Собор 1682 г. можно назвать этим именем только с большой натяжкой. Он был созван на скорую руку, буквально за несколько часов без всяких выборов. Всех чинов людей, собравшихся на Красной площади, спросили, кому из двух царей быть на царстве. Большинство закричало: «Петру Алексеевичу!». За больного Ивана раздались лишь единичные голоса. Так, …1682 г. на царство был избран Петр, будущий император Петр Великий.

Мать  царя – Наталья Кирилловна Нарышкина  и ее окружение с первых же часов  правления пришлось столкнуться  с новой силой, вмешавшейся в  события. Речь идет о московских стрельцах, которые имели веское основание  быть недовольными своим положением. Полковники стрелецких полков смотрели на своих подчиненных как на крепостных, задерживали в свою пользу стрелецкое жалование и корм, отягощали их поборами и работой. Неурядица в верхах дала стрельцам повод заявить о своих претензиях. Уже в день избрания Петра в одном из полков отказались присягать новому царю, а через несколько дней выборные от шестнадцати стрелецких и одного солдатского полка подали челобитную с требованием положить конец злоупотреблениям начальных людей. Правительство уступило. Начальникам полков приказали вернуть стрельцам жалование, а двух полковников, особенно прославившихся своим лихоимством, - Семена Карандеева и Семена Грибоедова наказали на площади кнутом. Грибоедову перед наказанием зачитали «сказку» о его войнах, типичных для стрелецкой верхушки: «Били на тебя челом великому государю пятидесятники, десятники и рядовые стрельцы твоего приказа: ты чинил им налоги, обиды и всякие тесноты; для взяток и работ бил их жестокими боями… неволею заставлял их шить себе цветные платья, бархатные шапки, желтые сапоги; из жалования вычитал у них деньги и хлеб…».

Однако  уступка не привела к успокоению, тем более что стрельцы умело  направлялись враждебной боярской группировкой. Многие из старинных родов были недовольны незнатными Нарышкиными, выдвинувшимися из дворянской среды лишь благодаря браку Алексея Михайловича с красавицей Натальей. Особенно возмутило знать быстрое возвышение братьев царицы, молодых, не имевших и никаких заслуг людей: И.К. Нарышкин в 23 года был пожалован боярским чином. Недовольные сплотились вокруг Милославских, а их лидером стала царевна Софья Алексеевна, родная сестра Ивана и сводная сестра царевича Петра.

Следует сказать, что царевна представляла собой уникальную фигуру в русской  истории 17 в. Обычно царские дочери с рождения пребывали в своего рода золотой клетке, да еще наглухо закрытых от посторонних глаз. Они жили затворницами во дворцовых палатах, а если и случалось им выходить в церковь, то во время выхода по обе стороны от них несли суконные полы, чтобы отгородить их от народа, и в храме их места были закрыты тафтой – все во избежании «сглаза». Дочери царя были обречены на безбрачие, так как, по словам Г. Котошихина, «государства своего за князей и за бояр замуж их выдавать не повелось, потому что князи и бояре их есть холопи и в челобитье своем пишутца холопи, и то поставлено в вечный позор, ежели за раба выдать госпожа; а иных государств за королевичей и за князей давати не повелось, для того что не одной веры, и веры своей отмените не учинят, ставят своей вере в поругание, да и для того что иных государств языка и политики не знают, и от того б им было в стыд».

При Федоре Алексеевиче строгий надзор за шестью его сестрами был смягчен, но если пятеро царевен воспользовались  относительной свободой только для того, чтобы нарядиться в польское платье и завести любовников, то у Софьи были далеко идущие политические планы. Как писал Н.И.Костомаров, царевна Софья, «хотя также вела далеко не постную жизнь, но отличалась от других замечательным умом и способностями. Она более своих сестер приблизилась к Федору и почти не отходила от него, когда он страдал своими недугами; таким образом, она приучила бояр, являвшихся к царю, к своему присутствию, сама привыкла прислушиваться к разговорам о государственных делах и, вероятно, до известной степени уже участвовала в них при своем передовом уме. Ей было тогда 25лет. Иностранцам она казалась вовсе не красиво и отличалась тучностью; но последняя на Руси считалась красотою в женщине».

По образному  сравнению одного из современников, весть о стрелецких волнениях стала для царевны Софьи столь же радостной, как для Ноя масличная ветвь, принесенная голубицею в ковчег. Воспользовавшись недовольством стрельцов можно было вырвать власть у Нарышкиных, но Софье и Милославским следовало торопиться, так как противная сторона принимала меры для своего усиления. В Москву срочно был вызван боярин А.С.Матвеев, некогда один из ближайших сотрудников царя Алексея Михайловича, сосланный на Мезень по проискам Милославских. От него Милославским нечего было ждать пощады. Порицал вернувшийся из ссылки боярин и уступки стрельцам: «Они таковы, что если им хоть немного попустить узду, то они дойдут до крайнего бесчинства…».

15 мая  -  роковая дата, в этот день в 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий, и этот же день в 1682 г. в Москве ознаменовался чередой кровавых расправ, Сторонники Милославских распространили среди стрельцов слухи, будто Нарышкины извели царевича Ивана. Примерно по той же схеме развивались события 17 мая 1606 г., когда приспешники Шуйского подняли по набату народ слухом о том, что поляки убили царя Дмитрия – Лжедмитрия I и, воспользовавшись восстанием, возвели на престол Василия Шуйского. В мае 1682 г. стрельцы и простой народ бросились в Кремль. Царица вместе с патриархом и боярами вывела Ивана и Петра на Красное крыльцо. Толпа, убедившись, что царевич жив, стихла и начала поддаваться на переговоры. Однако в этот решающий момент, как говорили современники, все дело решило неразумное поведение князя М.Ю.Долгорукова, помощника своего отца по Стрелецкому приказу и одного из самых ненавистных стрельцам бояр. Князь начал угрожать стрельцам и вывел толпу из себя. Стрельцы сбросили с крыльца боярина Матвеева и изрубили его на куски, убили брата царицы Афанасия Нарышкина, бояр Г. Г. Ромоданского и И. М. Языкова, думного дьяка Лариона Иванова и многих других. Тела убитых волокли через Спасские ворота на Красную площадь, перед ними шли стрельцы и издевательски провозглашали: «Вот боярин Артемон Сергеевич! Вот боярин князь Ромоданский, вот думный едет, дайте дорогу!». Стрельцы расправились и с начальником Стрелецкого приказа князем Юрием Долгоруким, усмирителем восстания Стеньки Разина. Когда восьмидесятилетнему старику сообщили об убийстве его сына Михаила, он имел неосторожность сказать по адресу стрельцов: «Щуку-то они съели, да зубы остались, недолго им побунтовать, скоро будут висеть на зубцах по стенам Белого  и Земляного города». Один из княжеских холопов сообщил об этих словах стрельцам, те стащили старика с постели, рассекли на части, бросили тело в навозную кучу и положили соленую щуку. На следующий день стрельцы потребовали выдать им И.К.Нарышкина, грозя в противном случае перебить всех бояр. Царевна Софья резко сказала царице Наталье: «Брату твоему не отбыть от стрельцов; не погибать же нам всем за него!». Молодого боярина исповедали, приобщили и соборовали перед неизбежной смертью, после чего вывели к мятежной толпе. Нарышкина жестоко пытали, затем вытащили на Красную площадь и рассекли на части. Царского лекаря Даниила фон Гадена под пытками заставили признаться в том, что он вместе с Нарышкиными якобы отравил царя Федора Алексеевича.