Томас Гоббс и его «Левиафан»

Прогрессивное значение учения Гоббса о государстве  состоит в усмотрении им государства  как человеческого, а не божественного  установления. Благо народа и забота о мире - основной закон государства  и основа “естественного права”. Государство  на место законов природы выдвигает  законы общества, ограничивает естественные права гражданским правом, которое  есть не что иное как перенесенное на государство естественное право. Но так как естественные права  ничем не ограничены, не могут быть ограниченными и гражданские  законы. Этим Гоббс основывает необходимость  сильной государственной власти и недопустимость ее разделения. Разделение власти только ослабляет власть.

В учении о государстве Гоббс различал три формы государственного правления: демократию, аристократию и монархию. Наиболее приемлемой формой государственного правления он считал монархию, власть короля, ограниченную законами. Однако и различение форм правления не имеет  решающего значения, ибо “народ правит во всяком государстве”. Основное для Гоббса было признание государства  абсолютным сувереном. Возвеличивая мощное государство, он выступил одним из первых теоретиков диктатуры буржуазии, задачу которой видел в прекращении  гражданской войны, развернувшейся в Англии. Несмотря на свою непоследовательность и компромиссный характер, учение Гоббса о государстве оказало  заметное влияние на последующее  развитие общественно-политической мысли  Европы ХУП- ХУШ вв.

Гоббс  является таким философом, которого трудно причислить к какому-либо направлению. Он был эмпириком, как Локк, Беркли и Юм, но в отличие от них он был приверженцем математического  метода не только в чистой математике, но и в ее приложениях к другим отраслям знания. На его общее воззрение  Галилей оказал большее влияние, чем Бэкон. Континентальная философия  начиная от Декарта и до Канта  многие свои концепции о Природе человеческого познания взяла из математики, но она считала, что математику можно познать независимо от опыта. Это, таким Образом, вело, как и в платонизме, к умалению той роли, которую Играет мысль. С другой стороны, на английский эмпиризм математика Оказала мало влияния, и он имел склонность к ложной концепции научного метода. У Гоббса не было ни одного из этих недостатков. Вплоть до нашего времени нельзя найти ни одного философа, который, будучи эмпириком, все же отдавал бы должное математике. В этом отношении достоинства Гоббса огромны. Однако у него были и серьезные недостатки, которые не дают возможности с полным правом относить его к числу самых выдающихся мыслителей. Он нетерпелив тонкостям и слишком склонен разрубать гордиев узел. Его решения проблем логичны, но сопровождаются сознательным упущением неудобных фактов. Он энергичен, но груб; он лучше владеет алебардой, чем рапирой. Несмотря на это, его теория государства заслуживает тщательного рассмотрения, тем более что она более современна, чем любая предыдущая теория, даже теория Макиавелли.

Отец  Гоббса был викарием вспыльчивым  и необразованным; он и работу потерял  из-за ссоры у дверей храма с  соседним викарием. После этого Гоббс  был взят на воспитание дядей. Он приобрел хорошее Знание классиков и в  четырнадцатилетнем возрасте перевел  латинскими ямбами "Медею" Еврипида. (Позже он справедливо хвастался, что, хотя он воздерживается от цитирования  классических поэтов и ораторов, это  происходит не от недостатка знакомства с их работами.) В пятнадцать лет  он поступил в Оксфордский университет, где его Обучали схоластической логике и философии Аристотеля. Они  оставались пугалами и в дальнейшей его жизни, и он утверждал, что  мало получил от пребывания в университете; действительно, он постоянно критикует  в своих работах университеты в целом. В 1610 году, когда ему было двадцать два года, он стал наставником  лорда Гардвика (впоследствии второго графа Девонширского), с которым Проделал большое путешествие. Именно в это время он начал изучать груды Галилея и Кеплера, оказавшие на него глубокое влияние. Его ученик стал его покровителем и оставался им вплоть до своей смерти в 1628 году. Благодаря ему Гоббс познакомился с Беном Джонсоном, Бэконом, лордом Гербертом Чарберси и многими другими выдающимися людьми. После смерти графа Девонширского, у которого остался  маленький сын, Гоббс жил некоторое время в Париже, где начал изучать Евклида, а затем он стал наставником сына своего прежнего ученика. С ним он путешествовал по Италии, где посетил в 1636 году Галилея. В 1637 году он возвратился в Англию.

Гоббс долгое время придерживался в  высшей степени роялистских  политических взглядов, выраженных им в "Левиафане". Когда в 1628 году парламент составил Декларацию прав, он опубликовал перевод Фукидида с явно выраженным намерением показать зло демократии. Но когда в 1640 году собрался Долгий парламент и отправил Лода и Страффорда в Тауэр, Гоббс испугался и бежал во Францию. Его книга "О гражданине", написанная в 1641 году (хотя и не увидевшая свет до 1647 года), содержала, в сущности, ту же самую теорию, что и "Левиафан". Его взгляды вызваны фактически не самой гражданской войной, а ее предвидением; однако, естественно, что его убеждения укрепились, когда оправдались страхи.

В Париже его приветствовали многие ведущие  математики и представители науки. Он был одним из тех, кто видел "Метафизические размышления" Декарта  до выхода их в свет и написал  против них возражения, которые были опубликованы Декартом с ответами на них. Вскоре вокруг Гоббса образовалась большая группа английских эмигрантов-роялистов, с которыми он общался. Некоторое  время, а именно с 1646 по 1648 год, он обучал математике будущего короля Карла II. Однако опубликование им "Левиафана" в 1651 году вызвало недовольство им. Его рационализм оскорбил большинство  эмигрантов, а его резкие нападки  на католическую церковь оскорбили  французское правительство. Поэтому  Гоббс тайно бежал в Лондон, где подчинился Кромвелю и воздерживался  от всякой политической деятельности.

Однако  он не оставался праздным ни в этот, ни в какой-либо другой период своей  долгой жизни. У него была полемика с епископом Брэмхоллом по вопросу о свободе воли; сам он был убежденным детерминистом. Переоценивая свои способности как геометра, он вообразил, что открыл квадратуру круга; по этому вопросу он очень самонадеянно начал дискутировать с Уоллесом, профессором геометрии в Оксфорде. И, естественно, профессор успешно его высмеял.

При Реставрации Гоббсу покровительствовали  наименее искренние из друзей короля и сам король, который не только держал портрет Гоббса на стене, но и наградил его пенсией в 100 фунтов стерлингов в год, которую, однако, его величество забывал выплачивать. Лорда-Канцлера Кларендона оскорбляла благосклонность, оказываемая человеку, подозреваемому в атеизме; такого же мнения был и парламент. После чумы и большого пожара, когда суеверные страхи народа возросли, палата общин назначила комитет, чтобы исследовать атеистические работы, особо упомянув работы Гоббса. Начиная с этого времени он не мог добиться разрешения печатать в Англии что-либо по дискуссионным вопросам. Даже свою историю Долгого парламента, которую он называл "Бегемот" (хотя она излагала самую ортодоксальную доктрину), пришлось напечатать за границей (1668). А собрание его сочинений появилось в 1688 Году в Амстердаме. В старости его слава была значительно шире за границей, чем в Англии. Для того чтобы заполнить свой досуг, в возрасте 84 лет он написал латинскими стихами автобиографию, а в 87 лет опубликовал перевод Гомера. Я не мог установить, чтобы он написал какую-нибудь большую книгу после 87-летнего возраста.

Основные положения «Левиафана»

Обратимся теперь к доктринам "Левиафана", на которых в основном и покоится слава Гоббса.

Уже в самом начале книги он провозглашает  свой радикальный материализм. Жизнь, говорит он, есть не что иное, как  движение членов тела, и поэтому  автоматы имеют искусственную жизнь. Государство, которое он называет Левиафаном, - это создание искусства и фактически является искусственным человеком. Это больше, чем простая аналогия, и она разрабатывается в деталях. Верховная власть - это искусственная  душа. Договоры и соглашения, при  помощи которых первоначально был  создан Левиафан, заняли место божьего  повеления, когда тот сказал: "Да будет человек".

О человеке

Первая  часть связана с человеком  как индивидуумом и с такой  общей философией, какую Гоббс  считал необходимой. Ощущения возникают  под действием объектов; цвета, звуки  и т. д. не имеются в предметах. Качества в предметах, которые соответствуют  нашим ощущениям, - это движения. Устанавливается первый закон движения и непосредственно применяется  к психологии: воображение - это ослабленное  ощущение и оба являются движениями. Воображение спящего - это сны; религии  язычников произошли из неумения отличать сны от бодрствования. (Опрометчивый читатель может применить тот  же самый аргумент к христианской религии, но Гоббс слишком осторожен, чтобы сделать это самому (12).) Вера в то, что сны являются пророчеством, - это такое же заблуждение, как  вера в колдовство и духов.

Последовательность  наших мыслей не произвольна, а управляется  законами - иногда законами ассоциации, иногда законами, зависящими от цели нашего мышления (это важно как применение детерминизма к психологии).

Гоббс, как и следовало ожидать, является убежденным номиналистом. Нет ничего общего, говорит он, кроме имен, и  без слов мы не могли бы воспринимать никаких общих идей. Вне языка  не было бы ни истины, ни лжи, так как "истина" и "ложь" - свойства речи.

Он  рассматривает геометрию как  единственную подлинную науку, созданную  до сих пор. Разум является по своей  природе исчислением и должен начинать с определений. Но в определениях необходимо избегать внутренне противоречивых понятий, что обычно не делают в философии. Например, "бестелесная субстанция" - это бессмыслица. Когда возражали против этого, утверждая, что бестелесная субстанция - Бог, Гоббс отвечал на эти возражения; во-первых, что Бог не есть объект философии, во-вторых, что многие философы думали, что Бог - телесен. Все ошибки в общих предложениях, говорит он, происходят от абсурдности (то есть от внутренних противоречии); он приводит как пример абсурдности идею свободы воли, и сыра, с примесью хлеба. (Известно, что, согласно католической элементы хлеба могут быть присущими субстанции, которая не является хлебом.)

В этом отрывке у Гоббса проявляется  старомодный рационализм. Кеплер пришел к общему высказыванию: "Планеты  вращаются вокруг Солнца, по эллипсам", - но и другие взгляды, как, например, взгляд Птолемея, не являются логически  абсурдными. Гоббс, вопреки своему восхищению Кеплером и Галилеем, не понял пользы индукции для овладения общими законами.

В противоположность Платону Гоббс  считал, что разум не является врожденным, а развит трудолюбием.

Затем он переходит к рассмотрению страстей. "Усилие" может быть определено как малое начало движения, когда  усилие направлено в сторону чего-нибудь - это желание, когда же оно идет в противоположную сторону от чего-нибудь - это отвращение. Любовь - то же самое, что и желание, а  ненависть - то же, что и отвращение. Мы называем вещь "хорошей", когда  она является объектом желания, и  плохой, когда она является объектом отвращения. (Нужно заметить, что  эти определения не дают объективных  оснований "хорошему" и "плохому"; и когда желания людей расходятся, то не имеется теоретического метода, чтобы урегулировать их расхождения.) Определения различных страстей большей частью основаны на сталкивающихся концепциях жизни. Например, смех - это  внезапный триумф. Страх перед  невидимой силой, если он допущен  публично, - это религия, если не допущен - суеверие. Таким образом, решение  относительно того, что является религией и что суеверием, остается на усмотрение законодателя. Счастье включает в  себя постоянный прогресс; оно состоит  в преуспевании, а не в том, что  успех уже достигнут; нет такой  вещи, как постоянное счастье, за исключением, конечно, небесного блаженства, которое  превосходит наше понимание.

Воля - это не что иное, как окончательное  желание или отвращение, оставшееся в результате обдумывания. Иными  словами, воля не есть нечто отличное от желания и отвращения, а просто сильнейшая сторона в случае противоречия между ними. Очевидно, что это  связано с отрицанием свободы  воли у Гоббса.

В отличие от большинства защитников деспотического правительства, Гоббс  считает, что все люди равны от природы. Но в естественном состоянии, до того как появляется какая-либо власть, каждый человек хочет не только сохранить  свою собственную свободу, но и- приобрести господство над другими; оба этих желания диктуются инстинктом самосохранения. Из их противоречий возникает война всех против всех, что делает жизнь "беспросветной, звериной и короткой". В естественном состоянии нет собственности, нет справедливости или несправедливости, есть только война, а "сила и коварство являются на войне двумя кардинальными добродетелями".

О государстве

Вторая  часть книги рассказывает о том, как люди избегают этих бед, объединившись  в общины с подчинением каждой из них центральной власти. Все  это представлено как результат  действия общественного договора. Предполагается, что ряд людей собрались и  согласились выбрать правителя  или верховный орган, который  будет пользоваться правами власти над ними и положит конец всеобщей войне. Я не думаю, чтобы этот "завет" (как его обычно называет Гоббс) мыслился как определенное историческое событие; полагание такового вовсе не является существенным для аргумента. Это  объясняющий миф, употребленный  для объяснения того, почему человек  подчиняется и должен подчиняться  ограничениям личной свободы, пришедшим  вслед за подчинением власти. Целью  обуздания, которое люди возложили  на себя, говорит Гоббс, является самосохранение от всеобщей войны, проистекающей из нашей любви к свободе для  себя и к господству над другими.

Гоббс рассматривает также вопрос о  том, почему невозможно сотрудничество, подобное тому, которое есть у муравьев и пчел. Пчелы, находясь в одном  и том же улье, не конкурируют  между собой, у них нет желания  достичь почета, и они не используют разум для того, чтобы критиковать  правительство. Их соглашение естественно, но завет людей может быть только искусственным. Договор должен даровать власть одному человеку или собранию лиц, так как иначе он не сможет принуждать к повиновению. "Завет  без содействия меча суть лишь слова". (Президент Вильсон, к несчастью, это забыл.) Договор происходит не между гражданами и правящей властью, как впоследствии было у Локка  и Руссо, - это договор, заключенный  гражданами между собой о том, чтобы повиноваться такой правящей власти, которую изберет большинство. Избранием этой власти их политические полномочия заканчиваются. Меньшинство  связано так же крепко повиновением государству, как и большинство, так как договор обязывает  повиноваться правительству, избранному большинством. Когда правительство  избрано, граждане теряют все права, за исключением тех, которые сочтет целесообразным предоставить им правительство. Отрицается право восстания, потому что правитель не связан никаким  договором, тогда как его подданные  связаны.