Российский  государственный  педагогический университет  имени А.И. Герцена

А.М. Решетов

СЕРГЕЙ  ВАСИЛЬЕВИЧ ИВАНОВ: 
ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЖИЗНИ 
И НАУЧНОГО ТВОРЧЕСТВА ВЫДАЮЩЕГОСЯ 
ЭТНОГРАФА И ИСКУССТВОВЕДА

Знаменитые  универсанты: Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета. Т. II. СПб.: Издательство СПбГУ, 2003. 
 
 
 
 
 
 
 

   Выполнила: магистрантка 2 курса ДПИ

   Ладукай Анастасия Хадасиевна 

   Преподаватель: Булгакова Т.Д. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

   Сибиреведение по праву можно назвать российской национальной наукой. Отечественные учёные внесли основополагающий вклад в изучение Сибирской историко-этнографической области. Одни их них занимались исследованием хозяйства, быта, культуры, социальной организации преимущественно одного народа: ездили к различным его группам, изучали не просто язык, а знали его диалекты, собрали и привезли в музеи ценные этнографические коллекции, создали глубокие, основанные на оригинальном полевом, прежде всего ими самими собранном материале, труды по этнографии, фольклору и языку этого народа. К таким учёным, например, относятся выдающиеся специалисты по эвенкам Г.М. Василевич, по селькупам Е.Д. Прокофьева, по корякам В.В. Антропова, по нганасанам А.А. Попов, по чукчам И.С. Вдовин и ещё многие. Другие занимались своей, избранной ими темой на широком сибирском материале всю свою жизнь в науке. Ярким представителем второй группы учёных является С.В. Иванов, который посвятил себя изучению изобразительного творчества, в первую очередь орнамента народов Сибири. Имя этого выдающегося учёного прочно и вполне заслуженно заняло одно из первых мест в плеяде имён самых известных сибиреведов, а его научное наследие составило весомый вклад в российское и мировое сибиреведение.

   Сергей  Васильевич Иванов родился 29 мая (10 июня) 1895 г. в Петербурге¹. В своей автобиографии, написанной 28 июля 1925 г., он с подчёркнутой откровенностью писал: «Я родился в Петербурге, в семье небогатых мещан. Отца не знал, так как был внебрачным сыном». Как представляется по многочисленным рассказам его разным лицам, своё генеалогическое древо он воссоздавал в дальнейшем довольно самостоятельно и произвольно. Его дед по матери воспитывался в детском приюте имени какой-то императрицы, где ему дали самую простую фамилию Ивáнов. Таким образом, он носил фамилию матери. Отец и после рождения сына не оформил брак с фактической женой, а когда позднее, по прошествии какого-то времени он решил это сделать, она с гордостью отказала ему, и тогда он покончил жизнь самоубийством. При крещении он получил отчество своего дяди и крёстного отца (родственника по линии отца) – им был регент Казанского собора Василий Фатеев… Итак, в результате оказывается, что у него и фамилия и отчество были чужими, своё – только имя. Мать его зарабатывала шитьём – она была белошвейкой, без особого труда содержала себя и своего единственного сына. Однако временами Сергей Васильевич проговаривался и признавал своё родство со знаменитыми фамилиями Ипполитовых-Ивановых и Ивановых-Радкевичей, среди которых были известные композиторы, дирижёры и художники. Как мне кажется, довольно рано, но уже в советское время он понял целесообразность иметь простенькую биографию одинокого безродного ребёнка, который в царской России уж наверняка-то подвергался социальной дискриминации. Однако фактическое положение семьи не было тяжёлым и безысходным. Мать создала условия для получения сыном начального образования на дому, после чего отдала его в гимназию, и он в дальнейшем обучался в частной гимназии Штернберга. Как в дальнейшем он писал в автобиографии, с четвёртого класса он оставил занятия в гимназии сначала по болезни, а затем, «несколько лет не учился вовсе за неимением средств». Вместе с тем по собственному признанию, с восемнадцатилетнего возраста он начал заниматься изучением искусства, поступив в художественные классы живописного рисования художника Я. Гольдблатта. После начала мировой войны материальное положение семьи ухудшилось и С.В. Иванов в 1914 г. вынужден был искать место; сначала устроился служащим в строительный отдел одного предприятия, потом поступил работать на фабрику изготовления ценных государственных бумаг. Зарабатывал прилично, мог содержать мать, купил хорошую мебель – он любил красивые вещи, продолжал своё образование на вечерних курсах для взрослых, где прошёл курс гимназии. Хорошо продвигались занятия и живописью. Петроградский мещанин С.В. Иванов являлся к исполнению воинской повинности при призыве 1916 г. и был зачислен в ратники ополчения 2-го разряда, а затем получил освобождение от службы как кормилец семьи. Таким образом, солдатской службой он не был обременён, однако после революции угроза быть призванным возросла. Как рассказывал Сергей Васильевич, однажды ночью пришёл военный патруль и потребовал предъявить документы. Он нервно стал искать справку об освобождении от службы и, в конце концов, с трудом, перепуганный и вспотевший, нашёл и предъявил её, солдат посмотрел, вернул документ, козырнул и сказал: «Всё в порядке, товарищ!» Напряжение спало: ведь за отсутствие нужного документа грозил расстрел.

   Уже в военные годы начались большие  трудности, которые многократно возросли с началом революции и гражданской войны. Особенно трудно было с теплом в квартирах и питанием. В годы послереволюционной разрухи Сергей Васильевич на почве голода и холода перенёс тяжелое лёгочное заболевание; будучи отправлен в бессрочный неоплачиваемый отпуск, в конце концов, потерял работу. Знакомый врач добродушно и откровенно посоветовал: «Вам, батенька, отсюда надо тикать, иначе, батенька, Вы здесь подохнете». Действительно, время было трудное, надежды на улучшение условий жизни никакой, надо было сделать какой-то выбор. В конце 1919 г. С.В. Иванов самостоятельно принимает смелое решение: он покидает Петроград и направляется в село Кичма Уржумского уезда Вятской губернии, где получил место учителя рисования и товарища председателя школьного совета в школе 2-й ступени. Очевидно, он жил там вполне обеспеченно: ведь он ещё хорошо подрабатывал в качестве театрального декоратора, режиссёра и актёра народного дома – местного театра, занимая эти должности с 15 декабря 1919 г. по 1 октября 1921 г. В 1921 г. уездный отдел народного образования откомандировал молодого учителя в Петроград для получения высшего образования и поступления в университет – тогда это было в порядке вещей.

   С осени 1921 г. С.В. Иванов – студент литературно-художественного отделения факультета общественных наук (ФОН) Петроградского университета по музейному циклу. В 1922–1924 гг. он состоял на государственной стипендии. В эти годы, видимо, им завершено художественное образование в классах художника Я. Гольдблатта: любовь к рисованию прошла через всю долгую жизнь С.В. Иванова. Он любил рисовать не с натуры, а по воображению и замыслу. Однако в студенческие годы Сергей Иванов прежде всего с интересом посещал лекции, учился с большим воодушевлением, много читал, в полной мере использовал широкие возможности университетского образования. И хотя, начиная с первых лет 20-х гг., оно перманентно переживало различные преобразования, это никак не сказывалось на учёбе Сергея. Его художественная натура находила здесь полное удовлетворение. В те годы на факультете одной из основных фигур был проф. Борис Леонидович Богаевский (1882–1942)². Выходец из дворянской семьи, он после окончания 10-ой петербургской гимназии поступил на первый курс классического отделения историко-филологического факультета столичного университета. Блестяще окончив его в 1907 г. с дипломом 1-ой степени, он был оставлен для приготовления к профессорскому званию. Сразу после окончания университета будущий профессор отправился за границу, в течение двух с половиной лет он посещал музеи и лекции ведущих антиковедов Германии, Италии и Греции. В 1916 г. в Петрограде вышел в свет первый том его монографии «Земледельческая религия Афин», которую 14 мая того же года Б.Л. Богаевский в публичном собрании родного факультета защитил в качестве магистерской диссертации. В июне 1916 г. он приступает к работе в качестве приват-доцента Пермского университета, но уже летом 1919 г. оказывается в Томске, где в июне 1920 г. занял должность профессора по кафедре античного мира этнолого-лингвистического отделения ФОН местного университета. В 1922 г. ФОН был закрыт, и многие профессора-гуманитары, в том числе и Б.Л. Богаевский покинули Томск и вернулись в Петроград. Начиная с 1922/1923 учебного года Борис Леонидович становится профессором и заведующим кафедры истории материальной культуры ФОН Петроградского, в дальнейшем Ленинградского университета. Именно здесь состоялось знакомство студента Сергея Иванова и профессора Б.Л. Богаевского. Широта и глубина познаний преподавателя увлекают юношу: он посещает его лекции по истории, искусству и религии античного мира, регулярно получает у него консультации по интересующим его молодой ум вопросам и даже по приглашению профессора начинает бывать у него дома, где продолжались беседы. Б.Л. Богаевского интересовала духовная жизнь доисторического человека, и этот интерес передался и его подопечному Сергею Иванову. Как известно, ФОН образовался в результате слияния историко-филологического факультета и факультета восточных языков. На последнем в 1919 г. по приглашению декана Н.Я. Марра начал читать лекции по этнографии Л.Я. Штернберг (1861—1927)³. Нельзя исключать, что эти лекции продолжались и после образования ФОН'а. Лев Яковлевич Штернберг – знаковая фигура в отечественной этнографии. Уроженец города Житомира, он один год учился в местном раввинском училище, а затем в гимназии, которую закончил в 1881 г., и в том же году был зачислен в число студентов естественного отделения физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. В декабре по его желанию состоялся его переход на юридический факультет. В столице молодой Штернберг сблизился с народниками, принимал участие в их собраниях и студенческих волнениях, что вскоре было замечено полицией. В ноябре 1882 г. по распоряжению Попечителя Санкт-Петербургского округа он был удалён из университета, но ему было разрешено продолжить образование в других университетах. Так Лев Штернберг становится студентом юридического факультета Новороссийского университета в г. Одессе. В 1885 г. он принимал участие в Екатеринославле в съезде «Народной воли», но вскоре был арестован, не успев закончить университет. В ноябре 1888 г. суд приговорил его к высылке на о. Сахалин, где он пребывал до мая 1897 г. Там он, живя среди туземных народов, занимался этнографией, особо его внимание привлекли гиляки (нивхи), о которых в 1893 г. в московском журнале «Этнографическое обозрение» была опубликована статья. Осенью 1901 г. Лев Яковлевич был приглашён директором Музея антропологии и этнографии (МАЭ) Императорской Академии наук акад. В.В. Радловым⁴ на работу в Музей на должность старшего хранителя, а с 1903 г. он становится одним из секретарей Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии, во главе которого также стоял В.В. Радлов. Работая в МАЭ, Л.Я. Штернберг с 1904 г. начинает преподавательско-просветительную деятельность, которая в 1918 г. приводит к организации Географического института, где он возглавил этнографическое отделение. По отзывам слушателей, Л.Я. Штернберг читал лекции довольно сухо: у него был ящичек с карточками, на которые он заносил выписки. Перебирая карточки, он читал лекции, подправляя при этом челюсть. И, тем не менее, одержимого жаждой знаний молодого студента Сергея Иванова, увлекли лекции профессора Штернберга, и под его влиянием и руководством уже в 1923 г. он начал систематически и целенаправленно собирать материалы по изобразительному искусству первобытных народов, в том числе и по орнаменту. Среди своих университетских профессоров Сергей Иванов особо выделял В.Г. Богораза (1865–1936)⁵, и неслучайно впоследствии он посвятил его памяти специальную статью. Биография Владимира Германовича Богораза во многом напоминает биографию Л.Я. Штернберга. Закончив в 1880 г. гимназию в г. Таганроге, он поступает на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, но вскоре переводится на юридический факультет. За участие в сходке 14 ноября 1882 г. он также был удалён из университета. В Одессе он продолжает участвовать в движении народников, в связи с чем, как и Л.Я. Штернберг, он также был арестован, осуждён, но сослан на северо-восток Сибири, где провёл почти десять лет (1889–1898). Уже в ссылке он начал изучать язык и культуру чукчей. В 1898 г. в Санкт-Петербурге вышла его монография, посвящённая преимущественно проблемам чукотской мифологии и шаманизму. В конце XIX – начале XX в. он принимал участие в знаменитых Сибиряковской и Джезуновской экспедициях. С 1921 г. В.Г. Богораз по приглашению Л.Я. Штернберга занимает место профессора этнографического отделения Географического института, а также работает в МАЭ. Он, как и Л.Я. Штернберг, читал лекции на ФОН'е и пользовался большой популярностью у студентов. В.Г. Богораз читал лекции свободно, интересно, живо, увлечённо, не пользуясь никакими конспектами или карточками, может быть, перед занятием он набрасывал план предполагаемой лекции: на эту мысль наводит логичность построения лекции, точный подбор материала, которым он владел в совершенстве. Под влиянием В.Г. Богораза Сергей Иванов увлёкся проблемами аниматизма. Согласно этой концепции все предметы окружающего мира, в том числе неживой природы, на самом деле оживотворены. Интерес к этой тематике он потом сохранял на протяжении всей жизни. А теперь он по всем интересующим, захватывающим его вопросам готовил доклады и выступал с ними на семинарах. В 1923 г. из числа студентов Географического института и ФОН'а был организован исследовательский этнографический кружок, которым руководили профессора В.Г. Богораз и Л.Я. Штернберг. Как утверждалось в § 1 Устава кружка, его целью являлось «изучение, главным образом, СССР в этнографическом отношении и приобретение членами кружка практических навыков для работы в этой области». Организация этого кружка стала активным стимулом для привлечения студентов, интересующихся этнографией, к исследовательской работе⁶. Естественно, что Сергей Иванов был одним из самых деятельных участников его, поскольку диапазон его интересов в этнографии был необыкновенно широк.

   С 1923 г. Сергей Иванов начинает приобретать практику музейной работы в МАЭ и Этнографическом отделе Русского музея (ЭО РМ), исполняя для них также различные живописные и графические работы. В эти же годы он с большим увлечением одновременно вёл клубную работу в Ленпролеткульте, где возглавлял драмкружок и сам участвовал в нём. Сергей был на редкость одарённой художественной натурой. И если со временем увлечение драматическим кружком, созданием декораций пройдёт, то писание живописных миниатюр, сольное или в четыре руки романтическое музицирование на фортепьяно останется с ним навсегда. Как и увлечённость наукой.

   Наука, музыка и живопись – вот три страсти, которые владели им всю жизнь, но наука рано начала главенствовать в этой триаде, забирая основное время. К 15 декабря 1924 г. студент С.В. Иванов получил зачёты по 22-м предметам, в т. ч. по первобытному искусству, этнологии, археологи, по 4-м семинариям, 2-м просеминариям и по 7-ми необязательным предметам. 23 марта 1925 г. ему было выдано свидетельство об окончании университета за подписями ректора ЛГУ проф. Н. Державина, декана ФОН проф. М. Серебрякова и председателя отделения археологии и истории искусств проф. А. Преснякова.

   Сразу же по окончании университета талантливый  учёный был приглашён проф. Л.Я. Штернбергом на свою кафедру этнографического отделения географического факультета ЛГУ (в 1925 г. Географический институт был преобразован в географический факультет). С.В. Иванов с 1925-1926 учебного года начал вести занятия со студентами в качестве младшего ассистента по курсу первобытного искусства, который читался проф. Л.Я. Штернбергом. Эта тема была одной из основных в кругу научных интересов маститого учёного. Ведь Лев Яковлевич собирал материал по этой теме всю свою жизнь в науке и обращал внимание начинающих этнографов на необходимость тщательно собирать и фиксировать соответствующие данные. Так, в одном из писем-инструкций он писал в феврале 1912 г., рекомендуя приобретать у народов Сибири для Музея «… 2) Всевозможные фигуры из мамонтовой кости, дерева и пр[очее], выделываемые чукчами и коряками. Лучше всего, чтобы эти предметы были сделаны не на заказ, а приготовлены ранее, чем больше таких предметов будет собрано, тем лучше… 3) Всякого рода орнаментированную резьбу по кости у разных народов… При приобретении этой резьбы подробно и многократно выясните у разных лиц, как называется а) каждый вид орнамента, б) каждая фигура орнамента, например, кружочек, крестик, зигзаг, точки и т. п., и выясните значение этих терминов, то есть что значит в переводе тот или другой термин…»⁷ С.В. Иванов высоко ценил вклад Л.Я. Штернберга в разработку методики и изучения проблем первобытного искусства. После его кончины Сергей Васильевич, в специальном мемориальном сборнике, посвятил статью памяти учителя⁸. В 1927/1928 учебном году состоялся перевод С.В. Иванова в старшие ассистенты. С 1927 г. он уже вёл самостоятельный семинарий по первобытному искусству, по изучению искусства окраинных народов СССР. Предполагалось создать специальный Научно-исследовательский институт по этнографии, но не удалось для этого получить специальные штаты. И тогда Л.Я. Штернберг и В.Г. Богораз в целях создания более благоприятных условий для творческого роста кадров молодых этнографов организовали в 1925 г. при этнографическом отделении кружок ассистентов, в котором принимали участие недавние университетские выпускники и студенты старших курсов. В этом кружке С.В. Иванов и другие молодые ассистенты делали доклады и обменивались мнениями по основным проблемам этнографии. В 1925–1927 гг. особое внимание уделялось обсуждению проблем первобытного мышления, психологии первобытного человека, диффузии культур и др.⁹ С.В. Иванов принимал живейшее участие в этих дискуссиях – ведь это была его тематика. Успешная преподавательская и исследовательская деятельность Сергея Васильевича была отмечена руководством факультета, что выразилось в избрании его на должность доцента. В 1930/1931 учебном году он прочитал спецкурс по истории искусства народов Севера в Ленинградском Государственном педагогическом институте им. А.И. Герцена. После ликвидации этнографического отделения в Ленинградском историко-философско-лингвистическом институте (ЛИФЛИ) работал до 1934 г. по совместительству в Институте народов Севера (ИНС).

   Однако  основным местом работы все эти годы оставался МАЭ. 2 октября 1925 г. С.В. Иванов обратился в Совет МАЭ со следующим заявлением: «Прошу Совет предоставить мне место рисовальщика при Музее. Художественные работы для Музея с 1923 г.» Совет удовлетворил прошение недавнего выпускника университета, поскольку хорошо знал его прежде. Ещё будучи студентом, С.В. Иванов посещал Музей, получал указания заведующего отделом Сибири проф. Л.Я. Штернберга, касающиеся изучения искусства первобытных народов, и одновременно выполнял разнообразные поручения музейного характера. В связи с введением института практикантов в учреждениях АН СССР Совет МАЭ 13 ноября 1925 г. избрал С.В. Иванова на должность практиканта, а Постановлением Президиума АН от 19 ноября он был зачислен на эту должность с 1 ноября. Отбору практикантов придавалось большое значение, в связи с чем Общее Собрание АН СССР приняло специальные правила о приёме практикантов в академические учреждения и проведения ими практики. В практиканты при научных учреждениях АН СССР допускались лица, прошедшие полный курс высшего учебного заведения по данной конкретной специальности, с выполнением соответствующих практических занятий; для этих лиц обязательным устанавливалось знание хотя бы двух главных европейских языков (способность чтения книг по специальности). Намеченный учреждением кандидат обязательно подвергался ещё коллоквиуму в данном учреждении в порядке, каковой последним специально устанавливался. Если после коллоквиума кандидат будет признан удовлетворяющим назначению, то он представляется через Президиум АН на утверждение конференции соответствующего отделения. В МАЭ такой отбор прошли С.В. Иванов, Н.П. Дыренкова, Л.Б. Панек и И.Д. Старынкевич. Только Л.Б. Панек специализировалась по народам Кавказа. Н.П. Дыренкова и И.Д. Старынкевич должны были заняться этнографией тюркоязычных народов, в том числе и сибирских. Как практикант С.В. Иванов был причислен к отделу эволюции и типологии культуры, но одновременно вёл работы в отделе Сибири и Севера Европы. В архивах МАЭ и РАН в Петербурге сохранились многочисленные материалы о работе практиканта С.В. Иванова. В 1925-1927 гг. под руководством Л.Я. Штернберга он знакомился с главнейшей литературой по этнографии народов Сибири и с экспонатами отдела Сибири МАЭ, практически изучал постановку и технику музейного дела в МАЭ и ЭО РМ (порядок поступления коллекций, регистрация их, дезинфекция, магазирование, составление карточного каталога, методы экспозиции и пр.) Одновременно Сергей Васильевич вёл большую работу по изучению памятников народного изобразительного искусства народов мира, находящихся в различных музеях страны, а также знакомился с соответствующей литературой по этому вопросу, по разработке социологических и теоретико-методологических проблем в области изучения народного изобразительного искусства. В этот период им был подготовлен и прочитан ряд докладов в престижных научных заседаниях, что говорит о серьёзной работе молодого учёного. Так, в семинарии по социологии искусства, который в ЛГУ вёл проф. Ф.И. Шмит, темой его доклада была «Методологическая проблема в социологии изобразительных искусств». В кружке проф. Б.Л. Богаевского при Ленинградском обществе социологии и теории искусств он выступил с докладом «К вопросу о границах живописи и скульптуры», а в кружке проф. И.А. Боричевского и Н.Н. Пунина – «Орудия художественного познания (принципы организации художественных произведений)». В Радловском кружке при МАЭ, которым руководил акад. В.В. Бартольд, им были прочитаны ещё два доклада: «Изображение дерева в орнаменте народов СССР (тунгусский круг)» и «Эволюция изображения мирового дерева и птиц в орнаментике финно-славянских народов». Совершенно очевидно, что С.В. Иванова глубоко волновали прежде всего проблемы социологии и теории первобытного искусства. После кончины проф. Л.Я. Штернберга в августе 1927 г. ответственным руководителем практиканта С.В. Иванова был утверждён проф. В.Г. Богораз, а в помощь ему – проф. Б.Л. Богаевский и С.М. Дудин. В мае-сентябре 1927 г. С.В. Иванов принял участие в совместной с КИПС'ом экспедиции по обследованию народностей, живущих в бассейне р. Амур, прежде всего ульчей. Им была привезена в МАЭ и зарегистрирована значительная коллекция по быту, культу и искусству ульчей (свыше 300 предметов), составлен к ним карточный каталог, зарегистрирована коллекция экспедиционных негативов. На собранном им в поле и в музеях материале плодотворно разрабатывались темы по генетике сибирской орнаментики, его волновали проблемы традиционного мировоззрения примитивных народов. В отзыве о работе С.В. Иванова проф. В.Г. Богораз писал так: «Работа практиканта МАЭ АН Иванова С.В. велась главным образом по линии изучения первобытного искусства. В этой области им, помимо ознакомления с соответствующей литературой вопроса, была проделана большая исследовательская работа над материалами искусства народов СССР. Так, в области славяно-финской орнаментики было выяснено реалистическое происхождение целого ряда мотивов, считавшихся до этого геометрическими; работа эта подготовлена им для печати. Наряду с этим была сделана удачная попытка свести в одно целое огромные материалы финно-славянского, переднеазиатского и кавказского орнамента и указать их общий первоисточник на Ближнем Востоке. Кроме того, он работал над выяснением алеутского орнамента, а также собрал интересный материал по изображению человеческой фигуры в первобытном искусстве». В сентябре 1928 г. доклад С.В. Иванова «Алеутская охотничья шляпа и её орнаментация» был представлен 23-му Международному конгрессу американистов в США и вызвал там живой интерес. В нём исследователь проводит мысль о том, что орнаментация таких шляп восходит к охотничьим маскам, имевшим магико-производственное значение. Применение новых теорий в научных исследованиях также интересовало молодого учёного. Так, в связи с докладом о деревянной скульптуре, прочитанным С.В. Ивановым в Комиссии по социологии и искусствоведению при ГАИМК'е, проф. Б.Л. Богаевский писал: «Неразработанность, сложность и новизна материала не позволила Иванову полностью построить свою работу на марксистской методологии, но Иванов хочет применять марксизм и делает в этом направлении успехи. Не следует забывать, что марксистская этнологическая литература ведь пока ещё отсутствует».

   В 1929 г. С.В. Иванов в отделе эволюции и типологии МАЭ под руководством проф. Е.Г. Кагарова работал над новыми выставками. В связи с приближающимся окончанием срока пребывания С.В. Иванова в МАЭ в качестве практиканта Е.Г. Кагаров в своём отзыве 12 июня 1929 г. писал: «Практикант МАЭ С.В. Иванов известен мне как один из наиболее даровитых и образованных молодых этнографов, работающих в области первобытного искусства, где у нас так мало подготовленных специалистов. Хорошо знакомый с этнографией Сибири, в которой он сам работал в научной экспедиции, Иванов не замыкается в этой узкой области: его в одинаковой степени интересует и проблемы методологии изучения искусства, и история первобытного искусства Африки, Америки и Океании. В своих работах по анализу сибирских народностей он успешно применяет сравнительно-этнографический метод, давший ему возможность сделать ряд важных выводов по вопросу о значении и происхождении различных орнаментальных мотивов. Принимая близкое участие в организуемых мною при МАЭ периодических выставках на различные культурно-исторические темы, особенно по детским игрушкам в последней выставке «Жизнь ребёнка в свете этнографии», Иванов обнаруживал всегда и солидные знания, и музейно-экспозиционный опыт, и понимание актуальных проблем культурно-просветительного дела».

   МАЭ был явно заинтересован в приглашении  С.В. Иванова для штатной работы. 19 октября 1929 г. директор МАЭ акад. Е.Ф. Карский направил в Президиум АН СССР письмо, в котором, в частности, писал: «Музей антропологии и этнографии Академии наук СССР позволяет себе рекомендовать вниманию Президиума АН С.В. Иванова, бывшего в течение 3 ½ лет практикантом при МАЭ как чрезвычайно даровитого, трудоспособного и знающего научного работника, специалиста в той области, которая в СССР почти совершенно не имеет представителей, а именно в области первобытного искусства… В Музее им выставлен весь подотдел искусства народов Сибири и проделана большая работа по составлению описей, каталогизации и выставлению и проч.… Им же разработан в значительной степени план организации выставки «Социально-экономические корни первобытного искусства»… МАЭ выражает уверенность, что в лице т. Иванова наша наука приобретает исключительно полезного и преданного делу работника, если только он будет поставлен в благоприятные внешние условия». Такая постановка вопроса в устах одного из его учителей отнюдь не является случайной, а тем более конъюнктурной. Ведь это было время, когда отечественные учёные, независимо от возраста, стремились к овладению марксизмом как самой передовой теорией. Естественно, что в этой среде был и Сергей Васильевич, но, как представляется, ему не удалось стать образованным марксистом, тем более не грешил он цитатничеством. Уже на закате жизни учёного его аспирант В.М. Кулемзин¹⁰, как он признаёт, по своей наивности спросил Сергея Васильевича, как он относится к марксизму, на что учитель, мимоходом скользнув глазами по железному засову в дверях, ответил, что он не марксист, а марксоид…