Геополитическая концепция Х.Макиндера

   Министерство  образования и науки Украины

   Луганский национальный университет имени  Тараса Шевченко

   Кафедра всемирной истории и международных  отношений 
 
 
 
 
 

   Реферат

   на  тему

   «Геополитическая  концепция Х.Макиндера» 
 
 
 
 
 
 

студентки 3курса

исторического факультета

группы 3-В

Новиковой Яны  
 

      Преподаватель: Голощапов А.Л. 
 
 
 

   Луганск,2010 

   План:

1. Хэлфорд Макиндер - ученый и политик
2. Задачи британской политики времён Макиндера
3. «Географическая ось истории»
4. Эволюция географических пределов «хартленда» (heartland)

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

   Сэр Хэлфорд Дж. Макиндер (Halford Mackinder) (1861–1947) – ярчайшая фигура среди геополитиков. Получивший географическое образование, он преподавал в Оксфорде, начиная с 1887 года, пока не был назначен директором Лондонской Экономической Школы. С 1910 по 1922 он был членом Палаты общин, а в промежутке (1919–1920) – британским посланником в Южной России.

   Хэлфорд Макиндер известен своим высоким положением в мире английской политики, на международные ориентации которой он весьма значительно повлиял, а также тем, что ему принадлежит самая смелая и революционная схема интерпретации политической истории мира.

   На  примере Макиндера ярче всего  проявляется типичный парадокс, свойственный геополитике как дисциплине. Идеи Макиндера не были приняты научным сообществом, несмотря на его высокое положение не только в политике, но и в самой научной среде. Даже тот факт, что почти полвека он активно и успешно участвовал в созидании английской стратегии в международных вопросах на основании своей интерпретации политической и географической истории мира, не могло заставить скептиков признать ценность и эффективность геополитики как дисциплины.

   25 января 1904 года Макиндер выступил в заседании Королевского географического общества с докладом «Географическая ось истории», который был опубликован в «Географическом журнале» и очень скоро сделал его знаменитым. Как считал Макиндер, минувшие два тысячелетия выделили  сперва Центральную Азию — она явилась осевой областью истории — «хартлендом». Отсюда гунны, аланы, а в XIII в — монголы распространили свое влияние на азиатскую и европейскую часть земли, культуру народов, населяющих ее. Сделали они это благодаря преимуществу в мобильности своих войск. Макиндер делает очень интересный вывод: «именно благодаря давлению внешних варваров Европа сумела создать свою цивилизацию», «Европа и европейская история - явления, подчиненные Азии и ее истории».

   Во  времена Великих географических открытий и после них баланс сил  изменился. На историческую арену стали  выходить приморские, приокеанические страны Португалия, Испания, Голландия, Франция и в большей степени, к концу XIX в., Великобритания — мастерская мира. Но в начале XXв. новая транспортная технология, прежде всего железные дороги, по мнению Макиндера, вновь меняет баланс геополитических сил в пользу сухопутных государств.

   Исходя  из этой постановки он сформулировал  свою концепцию heartland, каковым считал евразийское пространство или Евразию. Макиндер оценивал последнюю как гигантскую естественную крепость, непроницаемую для морских империй и богатую природными ресурсами, и в силу этого считал ее «осью мировой политики». В 1919 г., выступив против вильсоновского идеализма, на основе которого США вступили в первую мировую войну, чтобы «положить конец всем войнам» и «спасти демократию для мира», Макиндер отмечал: «идеалисты являются солью земли», но «демократия несовместима с организацией, необходимой для войны против автократических режимов». При этом Макиндер сетовал на то, что политические моралисты вроде Вильсона «отказываются считаться с реальностями географии и экономики».

   Для адекватного восприятия концепции  Макиндера будет уместным проанализировать международную ситуацию того времени  и основные задачи, стоявшие перед  британской внешней политикой.

   Следует отметить, что ещё на протяжении большей части XIX века не было двух столь антагонистических империй, как Российская и Британская. «Русско-английские отношения представляют собой, так сказать, половину всей внешней истории XIX века. Ибо, в самом деле: какой дипломатический вопрос из числа волновавших европейское общественное мнение в истекшем столетии не связан теснейшим образом с колоссальною, эпическою борьбою между Медведем и Китом?» - эти слова журналиста «Нового времени» отражают суть геополитического противостояния Лондона и Петербурга.

   В этой связи появление  знаменитой статьи британского географа, одного из создателей классической геополитики Макиндера «Географическая ось истории» в 1904 году было неслучайным и обусловлено целым рядом причин. На стыке XIX- XX веков мир стремительно менялся: в Европе члены Тройственного союза, с одной стороны, и русско-французского, с другой, хотя и  противостояли друг другу, постепенно снижали градус взаимного противоборства, за пределами Старого света две державы - США и Япония играли всё более значимую роль, соперничество великих держав приобретало глобальное измерение.

   Британские  правящие круги, проводившие на протяжении долгого времени внешнеполитический курс «блестящей изоляции», постепенно стали осознавать, что стоять «над схваткой», оставаться мировым арбитром как раньше, уже не удаётся. Опыт хотя и завершившейся победой, но показавшей несомненные слабости Великобритании англо-бурской войны показал, что для сохранения лидерства в глобальном соперничестве Лондону требуется значительная корректировка курса.  Свидетельством тому стали  серьёзные перемены  в британском военном планировании, усиление континентальной армии в метрополии, создание Комитета имперской обороны. Для противодействия российской активной политике на Дальнем Востоке, Великобритания даже вынуждена была отказаться от принципа «блестящей изоляции», заключив союз с Японией.

   Собственно  говоря, именно политика Петербурга в  первую очередь  (по крайней мере, до середины первого десятилетия XX века) вызывала серьёзную обеспокоенность Великобритании. Британский современный историк П. Веньер справедливо утверждает, что именно «Россия рассматривалась как британский традиционный противник и оборона Индии была больным вопросом Лондона» .

   Следует признать, что сам русско-французский союз, заключённый в 1893 г. имел очевидный антибританский вектор, по крайней мере, до 1904 г.  В определённые моменты он становился лишь более или менее акцентированным. Интересы союзных держав с одной стороны, Великобритании – с другой, сталкивались в различных частях света, в том числе и на периферии обозначенного Макиндером хартленда.  Б. Эмерсон, говоря о заключении русско-французского альянса, полагает, что «в России считали, что этот договор был направлен против британской гегемонии вне Европы». Влиятельная британская газета «Дейли телеграф» сразу после знаменательного визита русского флота французскому в 1893 г.,  утверждала, что «день прибытия русской эскадры в Тулон был для Британии самым серьезным испытанием после Трафальгара».

   Фашодский кризис 1898 г. и начавшаяся в 1899 г. англо-бурская война сделали вероятность военного противостояния союзников с Великобританией вполне реальной. Русский военный министр А.Н. Куропаткин представил 24 октября (6 декабря) 1898 г. Николаю II доклад о приведении в боевую готовность войск Туркестанского и Приамурского военных округов, Закаспийской области и Квантунского полуострова. На докладе министра царь наложил резолюцию: «Некоторые видимые приготовления с нашей стороны, по-моему, были бы совсем небесполезны. Почему Англия одна имеет право так дерзко вооружаться среди всеобщего мира?».

   В начале 1899 г. как сообщал в Париж  французский военный атташе Ж. Мулен, ссылаясь на Куропаткина, русские ускорили меры по составлению плана мобилизации  и концентрации войск в Центральной Азии в случае конфликта с Великобританией. По их расчётам,  для афганской операции потребуется 100-тыс. армия, для индийской – 250-тыс корпус.  Ключевой являлась проблема их доставки к местам боевых действий, поскольку Россия не обладала здесь достаточным количеством железных дорог. Из другого источника Мулен узнаёт, что русский генштаб запланировал постройку железной дороги Оренбург-Ташкент и дополнительные линии по направлению к границе между Бухарой и Афганистаном. Проблемой для русских, как он признаёт, является финансирование этой дороги. Идею о необходимости кредитования русских он внушал военному министру Фрейсинэ, а Куропаткина, испытывавшего сильное противодействие со стороны русского министра финансов С.Ю. Витте  убеждал, что эта магистраль изменит баланс сил в регионе в пользу России. Железная дорога Оренбург-Ташкент в конечном итоге была закончена в 1906 г., а  французский министр иностранных дел Т. Делькассе ратовал за окончание её строительства даже в момент переговоров о Сердечном согласии.

   В 1899-1901 гг. после консультаций дипломатов и ряда встреч начальников генштабов  России и Франции, были оговорены  конкретные обязательства взаимной помощи на случай войны с Великобританией. В случае нападения на Францию  одной Британии Россия сосредотачивала на афганской границе 300-350 тыс. человек для вторжения в Индию, в случае английского нападения на Россию Франция сосредотачивала у Ла-Манша 100-150 тыс. и угрожала вторжением на британские острова. А.В. Игнатьев имел все основания утверждать, что «эти обязательства носили скорее демонстративный характер, так как и поход на Индию, и десант в Англию представлялись с военной точки зрения весьма проблематичными, а кооперация военно-морских сил союзниц против владычицы морей вообще не предусматривалась».

   В 1901-1902 гг. военно-морскими и дипломатическими ведомствами Россией и Францией также разрабатывались планы  совместных действий на море против Великобритании. Тем не менее, в первое десятилетие XX века военно-морское соглашение между  Парижем и Петербургом заключено не было. Как нам представляется, основной причиной стало скептическое отношение руководства российского ВМФ в отношении боевых возможностей французского флота в условиях его постоянной реорганизации.

   Едва  ли Х. Макиндер обладал хотя бы какой-то информацией о русско-французских секретных переговорах рубежа XIX-XX веков, однако их возможность и даже вероятность не мог не учитывать. При этом, если проанализировать знаменитый текст английского географа, то легко можно заметить, что он ни словом ни обмолвился о союзе Петербурга и Парижа. Действительно, создавая свой географический образ, в будущем названный «хартлендом», Макиндер казалось бы, уделяет современной проблематике  незначительное место. Но это впечатление обманчиво. Именно будущее Британской империи волнует его в первую очередь. Весь пафос его статьи и заключён в том, чтобы понять, каким образом самая великая морская держава современности, не способная, как ему представляется, повлиять решающим образом на сложные процессы, происходящие в центре Евро-Азии, может противостоять сухопутной силе.  Едва ли стоит сомневаться, что такой силой, преобладающей в Евро-Азии, ставшей наследницей великих степных держав прошлого, могла быть, по мнению Макиндера,  именно Российская империя. Британский географ не сомневался, что она, как наследник Монгольской империи, непременно должна осуществлять давление на сопредельные страны и территории: Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай, нанося и получая удары одновременно со всех направлений, за исключением севера. Алармистские настроения Макиндера подпитывались его уверенностью в колоссальной силе  железных дорог, заменившими на просторах Евразии, как он писал,  лошадь и верблюда. Он видит несомненную опасность для Британии в том, что строительство  железных дорог в этом регионе (Транссиба, в первую очередь) может привести к тому, что вся Азия покроется сетью железных дорог. Разумеется, они в той или иной степени, по прогнозу Хэлфорда Макиндера,  будут находиться под русским контролем. По всей очевидности, британский географ не верил в то, что этому можно помешать. Его прогноз развития событий в Евразии полон пессимистических для атлантизма ноток: «Пространства на территории Российской империи и Монголии столь велики, а их потенциал в плане населения, зерна, хлопка, топлива и металлов столь высок, что здесь несомненно разовьется свой, пусть несколько отдалённый, огромный экономический мир, недосягаемый для океанской торговли». Следует признать, что в подобной оценке значения железных дорог Макиндер был не одинок: известный оппонент России (как царской, так и советской) лорд Керзон, под впечатлением совершённой в 1888 г. поездки по Средней Азии, сделал заключение о том, что завершение строительства Закаспийской железной дороги коренным образом изменит русское военное положение в регионе.