Автор: Пользователь скрыл имя, 29 Марта 2013 в 05:18, доклад
Одно из направлений функциональной грамматики базируется на понятии функционально-семантического поля как группировки разноуровневых средств данного языка, взаимодействующих на основе общности их семантических функций и выражающих варианты определённой семантической категории. Персональность может быть представлена как самостоятельная единица в ряду категориальных единств функциональной грамматики, отражающая способность говорящего критически осмысливать свою речь по отношению к действительности, к своим знаниям, эмоциям, оценкам, к речевой ситуации.
ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ СИТУАЦИИ ПЕРСОНАЛЬНОСТИ И ИХ ПРАГМАСЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ
(Ситуация адресантности и ситуация адресатности как прямое и опосредованное самовыражение говорящего в речевом акте)
Одно из направлений функциональной
грамматики базируется на понятии функционально-
Важнейшим понятием при рассмотрении
семантической категории и
Учеными выделяются различные категориальные функционально-семантические ситуации персональности, объективно существующие в языковом сознании, представленные специализированными средствами, но имеющие особые варианты. Каждая из таких ситуаций располагает и определенным прагмасемантическим потенциалом субъективности, поскольку всегда выражает и то или иное отношение к позиции отправителя речи. Здесь мы из ряда категориальных ситуаций персональности (определенно-личная, ситуация коммуникативной отстраненности и обобщенноличность) выделим определенно-личную категориальную ситуацию, так как в рамках данной содержательной модели ярче всего представлена позиция говорящего, а это, в свою очередь, является определяющей категорией при различении типовых ситуаций персональности.
Итак, определенно-личная категориальная ситуация может быть передана, во-первых, как адресантная определенноличность:
-А я не хочу! – вдруг весело сморщился Янсон. - Это она сказала, что меня надо вешать, а я не хочу! И, может быть, в первый раз в своей жизни он засмеялся: скрипучим, нелепым, но страшно веселым и радостным смехом (Андреев Л. «Рассказ о семи повешенных») – адресант сообщения в данном случае выражает себя как прямой субъект состояния, эмоционально откликающийся на враждебные действия со стороны других людей (реплика является неконтролируемой психологической реакцией на смертный приговор).
…Тут у самого от жалости к ней сердце на части разрывается, а тут она с такими словами. Должна бы понимать, что мне тоже нелегко с ними расставаться, не к теще на блины собрался. Зло меня тут взяло!... (Шолохов М.А. «Судьба человека») – данная речевая ситуация (прощание с родными и уход на войну) может явиться иллюстрацией субъектно-объектного содержания периферийных средств выражения абсолютной адресантности. Герой ведет рассказ о собственной жизни, представляя себя в роли объекта изображения, одновременно личностно переживая свой рассказ, а потому вкладывая в него определенные эмоции как субъект повествования.
…Мужчина наклонился к мальчику, сказал:
- Поздоровайся с дядей, сынок. Он, видать, такой же шофер, как и твой папанька. Только мы с тобой на грузовой ездили, а он вот эту маленькую машину гоняет… (Шолохов М. « Судьба человека») – «я + ты». Глагольная форма 1-го лица мн. числа выражает здесь совмещение адресантности и конкретной адресатности действия, когда субъектом является отправитель речи, «я», объединяющий себя с конкретным партнером по коммуникации (Андрей Соколов и ребенок).
– А ну, жена, достань-ка там в возу баклашку! – говорил кум приехавшей с ним жене. – Мы черпнем ее с добрыми людьми; проклятые бабы понапугали нас так, что и сказать стыдно… (Гоголь Н.В. «Сорочинская ярмарка») – я +они. Компонент в творительном падеже (с добрыми людьми) уточняет, конкретизирует категориальную неопределенность местоимения мы и глагольной формы 1-го лица мн. числа.
Теперь попросим у читателя позволения объяснить последние происшествия повести нашей предыдущими обстоятельствами, кои не успели мы еще рассказать… (Пушкин А.С. «Дубровский»)
Рассказчик использует мы как традиционный прием авторизованного повествования. Противоречие категориальной семантики множественного числа и содержания единичности субъекта приводит к семантическому наращению мнимой множественности, совместности, за счет которых и достигается эффект объективности позиции рассказчика.
Часовой бороздил прикладом пыль, оставляя на песке след за собой. Ружье со стуком задевало за шпалы. Часовой говорил:
- Установилась погода. Яровые сеять, овес, белотурку или, скажем, просо, самое золотое время. А гречиху рано. Гречиху у нас на Акулину сеют. Моршанские мы, Тамбовской губернии, нездешние... (Пастернак Б.Л. «Доктор Живаго») – говорящий идентифицирует себя с родными краями, специфическим словоупотреблением подчеркивая свое сопереживание крестьянским повседневным заботам, выражая себя как представителя определенной социальной группы. Употребления такого рода связаны, по всей вероятности, с определенными внелингвистическими, историческими условиями.
Ситуация мнимо
представительской
Талдыкин быстро всунул кулак в угол губ лошади, взглянул как бы мельком ей в зубы и… насмешливо и скороговоркой спросил:
- Так не стара? … Ну, да нам сойдет, получай одиннадцать желтеньких… (Бунин И.А. «Танька») – контрастирующий контекст высказывания так или иначе указывает на фактическую единичность отправителя речи вопреки использованию местоимения и глагольной формы мн. числа. Использование подобных словоформ служит говорящему для демонстрации реципиенту собственной весомости.
Ситуация мнимо адресатного самовыражения говорящего (использование 2-го лица вместо 1-го) встречается обычно в монологических повествованиях. Говорящий как бы делает партнером по общению самого себя, вследствие чего возникает так называемая внутренняя речь:
… именно в те минуты, когда на воле он ощущал особый подъем жизнерадостности и силы, утром, после крепкого сна и физических упражнений, - тут появлялся этот острый, как бы чужой страх. Он заметил это и подумал:
«Глупо, брат Сергей. Чтобы оно [тело] умерло легче, его надо ослабить, а не укреплять. Глупо!» (Андреев Л. «Рассказ о семи повешенных»).
Использование в некатегориальной функции категориальных средств 3-го лица, когда говорящий представляет объектом мысли или речи себя самого, используя при этом местоимение он. Такой подвид экспрессивной адресантности носит также название отстраненно-адресантной ситуации:
у Ромашова была немножко смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о самом себе в третьем лице, словами шаблонных романов, то и теперь он произнес внутренне:
«Его добрые, выразительные глаза подернулись облаком грусти…»(Куприн А.И. «Поединок») – в данном случае использование говорящим средств актуализации адресантной ситуации в ее экспрессивном выражении продиктовано желанием повысить свою значительность в собственных глазах.
Итак, категориальная ситуация адресантности обнаруживает значительное семантическое варьирование, обусловленное использованием разнородных, категориальных и функциональных средств. Функциональным центром адресантной определенноличности являются местоимение я и глагольная форма 1-го лица ед. числа, наиболее адекватные своему референту, говорящему, передающие индивидуализированный, субъективированный смысл сообщения, субъектом которого является отправитель речи. Помимо этого, в формулирование ситуации адресантности участвуют практически все средства выражения персональности: местоимения и глагольные формы 1-го лица мн. числа, 2-го и 3-го лица. Категоризация адресантности имеет системный характер, представляющий варьирование способов прямого самовыражения отправителя речи в высказывании и в целом тексте.
Следующим видом определенной модели отношений референт-реципиент является адресатная определенноличность. Всякое повествование рассчитано на получателя сообщения. Выражая адресованность высказываемого, отправитель речи так или иначе характеризует и себя самого в качестве источника оценки субъекта, его действия (процесса, состояния) или всего высказывания в целом. Виртуальным средством выражения ситуации адресатности является 2-е лицо: личные местоимения (ты, вы), соответствующие глагольные формы, лексико-синтаксические единицы (обращения). К ним присоединяются также и многообразные субъективно-модальные средства (вводные слова, модальные частицы, интонационное оформление высказывания и т.д.). Выделяются следующие подвиды данной категориальной ситуации:
…я уже спал, когда доктор разбудил меня осторожными толчками. Я вскрикнул, просыпаясь и вскакивая, как вскрикивали мы все, когда нас будили…
– Я вас испугал, простите. И знаю, что вы хотите, спать… Но очень нужно… Мне все кажется, что там еще остались раненые…
– Какие раненые? Вы же весь день их возили. Оставьте меня в покое. Это нечестно, я пять суток не спал!... (Андреев Л. «Красный смех»).
…Глухая тоска без причины / И дум неотвязный угар. / Давай-ка наколем лучины, / Раздуем себе самовар! (Блок А.А. «На улице – дождик и слякоть») – приглашение к совместному действию реализуется здесь как посредством формы 1-го лица мн. числа, так и с помощью глагольной частицы давай-ка.
– Стойте! Я знаю, как спасти вас. Я избавлю вас от этого: увидать своего ребенка – и затем умереть. Вы сможете выкормить его – понимаете – вы будете следить, как он у вас на руках будет расти, круглеть, наливаться, как плод…
Она вся так и затряслась, так и вцепилась в меня.
– Вы помните ту женщину… ну, тогда, давно, на прогулке. Так вот: она сейчас здесь, в Древнем Доме. Идемте к ней, и ручаюсь: я все устрою немедля (Замятин М. «Мы») - побуждение, приглашение говорящим адресата к совместному действию подчеркивается аффиксом –те.
…он [дьякон]постоянно и радостно смеялся продолжительным и неслышным смехом…И всех благодарил – иногда трудно было решить, за что. Так, после чая он благодарил угрюмого Лаврентия Петровича за компанию.
- Так это мы с вами хорошо чайку попили, - по- небесному! Верно, отец, а? – говорил он, хотя Лаврентий Петрович пил чай отдельно и никому компании составлять не мог (Андреев Л. «Жили-были») – стремление наладить контакт с партнером по общению мотивирует говорящего употреблять в своей речи средства ситуации мнимой совместности для выражения участия, доброго отношения к адресату.