Автор: Пользователь скрыл имя, 21 Ноября 2011 в 22:41, курсовая работа
Цель исследования: лексикографическое описание семы количества в английском неопределенном артикле на материале художественного произведения O’Henry “The Romance of a Busy Broker” (О’Генри «Роман биржевого маклера»).
Задачи исследования:
Изучить литературные источники по данной теме;
Рассмотреть неопределенный артикль как служебную часть речи;
Исследовать функции английского неопределенного артикля;
Определить лексикографическое представление английского неопределенного артикля в словарях Cambridge Advanced Learner's Dictionary, Oxford Dictionary, Macmillan Dictionary;
Провести анализ лексического значения английского неопределенного артикля.
Введение 3
1.1 Неопределенный артикль как служебная часть речи 5
1.2 Функции английского неопределенного артикля 8
1.3 Лексическографическое представление неопределенного артикля a/an 11
Выводы к главе I 16
Глава II 18
1.1 Анализ лексического значения неопределенного артикля на материале художественного произведения O’Henry “The Romance of a Busy Broker” (О’Генри «Роман биржевого маклера») 18
Выводы к главе II 21
Заключение 22
Список использованной литературы 23
Глоссарий 24
2.2 Анализ лексического значения неопределенного артикля на материале художественного произведения O’Henry “The Romance of a Busy Broker” (О’Генри «Роман биржевого маклера»)
Неопределенный
артикль, в основном, выполняет классифицирующую
функцию, он указывает на то, что
предмет принадлежит к какому-
англ. It was a busy New York broker, moved by buzzing wheels and uncoiling springs. [O'Henry, 2006: 55]
рус. Это был занятый по горло нью-йоркский маклер - машина, приводимая в движение колесиками и пружинами. (Перевод под редакцией М. Лорие)
рус. Это был занятый нью-йоркский маклер, движимый колесиками и пружинами. (Авторский перевод Зариповой Р. Ф.)
Из примера очевидно, что неопределенный артикль указывает на принадлежность к классу людей.
В
некоторых случаях по своему значению
неопределенный артикль приближается
к значениям неопределенных местоимений
some и any. Тогда его значение обычно
англ. Pitcher, confidential clerk in the office of Harvey Maxwell, broker, allowed a look of mild interest and surprise to visit his usually expressionless countenance when his employer briskly entered at half past nine in company with his young lady stenographer. [O'Henry, 2006: 54]
рус. Питчер, доверенный клерк в конторе биржевого маклера Гарви Максуэла, позволил своему обычно непроницаемому лицу на секунду выразить некоторый интерес и удивление, когда в половине десятого утра Максуэл быстрыми шагами вошел в контору в сопровождении молодой стенографистки. (Перевод под редакцией М. Лорие)
рус. Некий снисходительный взгляд интереса и удивления посетили безэмоциональное выражение лица Питчера, доверенного клерка в офисе Гарвея Максвелла, маклера, когда его работодатель оживленно вошел в здание компании в половину девятого в сопровождении молодой стенографистки. (Авторский перевод Зариповой Р. Ф.)
Таким образом, сравнивая два перевода, мы обращаем внимание на то, что оба переводчика подчеркивают приближенность значения неопределенного артикля к значениям неопределенных местоимений some и any.
Кроме того, неопределенный артикль имеет значение впервые упомянутого. И мы это можем четко проследить в следующем примере:
англ. There was a self-possessed young lady connected with these accessories… [O'Henry, 2006: 56]
рус. С этими аксессуарами была связана самоуверенного вида молодая особа… (Перевод под редакцией М. Лорие)
рус. С этими аксессуарами была связана самоуверенная молодая особа… (Авторский перевод Зариповой Р. Ф.)
Далее стоит отметить, что неопределенный артикль употребляется перед словами, которые выражают число или количество, например:
англ. I notified the agency yesterday afternoon to send over a few samples this morning. [O'Henry, 2006: 56]
рус. Я вчера дал знать в бюро, чтобы они нам прислали несколько образчиков на пробу. (Перевод под редакцией М. Лорие)
рус. Я проинформировал бюро вчера вечером, чтобы они прислали нам несколько образцов. (Авторский перевод Зариповой Р. Ф.)
Иногда неопределенный артикль употребляется в своем первоначальном значении числительного one. И в этом случае значение артикля должно быть передано при переводе с добавлением соответствующих лексем. Однако, в данном художественном произведении неопределенный артикль с данным значением отсутствует.
Таким
образом, можно сделать вывод, что
значение артиклей передается лексическими
средствами, иногда порядком слов; при
этом используются следующие способы
трансформации: замена, добавление и опущение.
Под заменой подразумевается, что отсутствие
категории артикля вызывает в русском
переводе замещение его другой лексической
единицей, что обуславливает добавление.
Если артикль не несет определенную смысловую
нагрузку, его можно при переводе пропустить
и в этом случае речь идет об опущении.
Выводы к главе II
Проведя анализ значений в таких словарях как Cambridge Advanced Learner's Dictionary, Oxford Dictionary, Macmillan Dictionary мы обратили внимание на то, что наиболее широкий диапазон значений дает Macmillan Dictionary, но два других словаря освещают перечень основных значений. Авторы Cambridge Advanced Learner's Dictionary (Словарь Кембридж для студентов продвинутого уровня) и Macmillan Dictionary (Словарь Макмиллан) значение единичности дают одним из первых, например: англ. I heard a child crying. – рус. Я услышала, как плачет ребенок. Однако, составители Oxford Dictionary (Оксфордский словарь) не выделяют значение единичности у английского неопределенного артикля, на первое место они предлагают значение впервые упомянутого, например: англ. it has been an honour to meet you – рус. Это было честью встретить вас.
Однако, Macmillan Dictionary предлагает дополнительные значение такие как:
1. Неопределенный артикль используется перед существительными, которые выражают чувства к ситуации.
- англ. It’s a relief to know they’re safe. – рус. Такое облегчение знать, что с ними все в порядке.
2. Неопределенный артикль используется перед именем человека, о котором вы ничего не знаете.
- англ. There’s a Mr Alex Murray asking to see you. – рус. Мистер Алекс Мюррей просит вас о встрече.
Далее следует отметить, что исследование лексического значения неопределенного артикля на материале художественного произведения O’Henry “The Romance of a Busy Broker” (О’Генри «Роман биржевого маклера») позволило прийти к выводу, что при переводе с английского языка на русский «следует помнить о необходимости передавать в некоторых случаях значение артиклей, когда переводчик упускает из виду эту необходимость, страдает смысл русского предложения» [Левицкая, Фитерман, 1973: 15].
Заключение
Список использованной литературы
Основная литература:
Интернет-ресурсы:
Глоссарий
Артикль – это служебное слово, которое характеризует предмет по линии уточнения, классификации и ограничения, не выражая грамматической связи между ними.
Лексикография – наука, изучающая семантическую структуру слова, особенности слов, их толкование.
Сема
– минимальная
единица языкового плана содержания (элементарное
лексическое или грамматическое значение),
соотносящаяся с морфемой (минимальной
значимой единицей плана выражения) и
представляющая собой компонент её содержания.
| O'Henry | Перевод под редакцией М. Лорие | Перевод Зариповой Р.Ф. |
| Pitcher, confidential clerk in the
office of Harvey Maxwell, broker, allowed a look of mild interest and
surprise to visit his usually expressionless countenance when his employer
briskly entered at half past nine in company with his young lady stenographer.
With a snappy "Good-morning, Pitcher," Maxwell dashed at his
desk as though he were intending to leap over it, and then plunged into
the great heap of letters and telegrams waiting there for him.
The young lady had been Maxwell's stenographer for a year. She was beautiful in a way that was decidedly unstenographic. She forewent the pomp of the alluring pompadour. She wore no chains, bracelets or lockets. She had not the air of being about to accept an invitation to luncheon. Her dress was grey and plain, but it fitted her figure with fidelity and discretion. In her neat black turban hat was the gold-green wing of a macaw. On this morning she was softly and shyly radiant. Her eyes were dreamily bright, her cheeks genuine peach blow, her expression a happy one, tinged with reminiscence. Pitcher, still mildly curious, noticed a difference in her ways this morning. Instead of going straight into the adjoining room, where her desk was, she lingered, slightly irresolute, in the outer office. Once she moved over by Maxwell's desk, near enough for him to be aware of her presence. The machine sitting at that desk was no longer a man; it was a busy New York broker, moved by buzzing wheels and uncoiling springs. "Well – what is it? Anything?" asked Maxwell sharply. His opened mail lay like a bank of stage snow on his crowded desk. His keen grey eye, impersonal and brusque, flashed upon her half impatiently. "Nothing," answered the stenographer, moving away with a little smile. "Mr. Pitcher," she said to the confidential clerk, did Mr. Maxwell say anything yesterday about engaging another stenographer?" "He did," answered Pitcher. "He told me to get another one. I notified the agency yesterday afternoon to send over a few samples this morning. It's 9.45 o'clock, and not a single picture hat or piece of pineapple chewing gum has showed up yet." "I will do the work as usual, then," said the young lady, "until some one comes to fill the place." And she went to her desk at once and hung the black turban hat with the gold-green macaw wing in its accustomed place. He who has been denied the spectacle of a busy Manhattan broker during a rush of business is handicapped for the profession of anthropology. The poet sings of the "crowded hour of glorious life." The broker's hour is not only crowded, but the minutes and seconds are hanging to all the straps and packing both front and rear platforms. And this day was Harvey Maxwell's busy day. The ticker began to reel out jerkily its fitful coils of tape; the desk telephone had a chronic attack of buzzing. Men began to throng into the office and call at him over the railing, jovially, sharply, viciously, excitedly. Messenger boys ran in and out with messages and telegrams. The clerks in the office jumped about like sailors during a storm. Even Pitcher's face relaxed into something resembling animation. On the Exchange there were hurricanes and landslides and snowstorms and glaciers and volcanoes, and those elemental disturbances were reproduced in miniature in the broker's offices. Maxwell shoved his chair against the wall and transacted business after the manner of a toe dancer. He jumped from ticker to 'phone, from desk to door with the trained agility of a harlequin. In the midst of this growing and important stress the broker became suddenly aware of a high-rolled fringe of golden hair under a nodding canopy of velvet and ostrich tips, an imitation sealskin sacque and a string of beads as large as hickory nuts, ending near the floor with a silver heart. There was a self-possessed young lady connected with these accessories; and Pitcher was there to construe her. "Lady from the Stenographer's Agency to see about the position," said Pitcher. Maxwell turned half around, with his hands full of papers and ticker tape. "What position?" he asked, with a frown. “Position of stenographer,” said Pitcher. “You told me yesterday to call them up and have one sent over this morning.” “You are losing your mind, Pitcher,” said Maxwell. “Why should I have given you any such instructions? Miss Leslie has given perfect satisfaction during the year she has been here. The place is hers as long as she chooses to retain it. There’s no place open here, madam. Countermand that order with the agency, Pitcher, and don’t bring any more of ‘em in here.” The silver heart left the office, swinging and banging itself independently against the office furniture as it indignantly departed. Pitcher seized a moment to remark to the bookkeeper that the "old man" seemed to get more absent-minded and forgetful every day of the world. The rush and pace of business grew fiercer and faster. On the floor they were pounding half a dozen stocks in which Maxwell's customers were heavy investors. Orders to buy and sell were coming and going as swift as the flight of swallows. Some of his own holdings were imperiled, and the man was working like some high-geared, delicate, strong machine – strung to full tension, going at full speed, accurate, never hesitating, with the proper word and decision and act ready and prompt as clockwork. Stocks and bonds, loans and mortgages, margins and securities – here was a world of finance, and there was no room in it for the human world or the world of nature. When the luncheon hour drew near there came a slight lull in the uproar. Maxwell stood by his desk with his hands full of telegrams and memoranda, with a fountain pen over his right ear and his hair hanging in disorderly strings over his forehead. His window was open, for the beloved janitress Spring had turned on a little warmth through the waking registers of the earth. And through the window came a wandering – perhaps a lost – odour –a delicate, sweet odour of lilac that fixed the broker for a moment immovable. For this odour belonged to Miss Leslie; it was her own, and hers only. The odour brought her vividly, almost tangibly before him. The world of finance dwindled suddenly to a speck. And she was in the next room – twenty steps away. "By George, I'll do it now," said Maxwell, half aloud. "I'll ask her now. I wonder I didn't do it long ago." He dashed into the inner office with the haste of a short trying to cover. He charged upon the desk of the stenographer. She looked up at him with a smile. A soft pink crept over her cheek, and her eyes were kind and frank. Maxwell leaned one elbow on her desk. He still clutched fluttering papers with both hands and the pen was above his ear. "Miss Leslie," he began hurriedly, "I have but a moment to spare. I want to say something in that moment. Will you be my wife? I haven't had time to make love to you in the ordinary way, but I really do love you. Talk quick, please – those fellows are clubbing the stuffing out of Union Pacific." "Oh, what are you talking about?" exclaimed the young lady. She rose to her feet and gazed upon him, round-eyed. "Don't you understand?" said Maxwell, restively. "I want you to marry me. I love you, Miss Leslie. I wanted to tell you, and I snatched a minute when things had slackened up a bit. They're calling me for the 'phone now. Tell 'em to wait a minute, Pitcher. Won't you, Miss Leslie?" The stenographer acted very queerly. At first she seemed overcome with amazement; then tears flowed from her wondering eyes; and then she smiled sunnily through them, and one of her arms slid tenderly about the broker's neck. "I know now," she said, softly. "It's this old business that has driven everything else out of your head for the time. I was frightened at first. Don't you remember, Harvey? We were married last evening at 8 o'clock in the Little Church Around the Corner." |
Питчер,
доверенный клерк в конторе биржевого
маклера Гарви Максуэла, позволил
своему обычно непроницаемому лицу на
секунду выразить некоторый интерес
и удивление, когда в половине
десятого утра Максуэл быстрыми шагами
вошел в контору в Отрывисто бросив "здравствуйте, Питчер", он устремился к своему столу, словно собирался перепрыгнуть через него, и немедленно окунулся в море ожидавших его писем и телеграмм. Молодая стенографистка служила у Максуэла уже год. В ее красоте не было решительно ничего от стенографии. Она презрела пышность прически Помпадур. Она не носила ни цепочек, ни браслетов, ни медальонов. У нее не было такого вида, словно она в любую минуту готова принять приглашение в ресторан. Платье на ней было простое, серое, изящно и скромно облегавшее ее фигуру. Ее строгую черную шляпку-тюрбан украшало зеленое перо попугая. В это утро она вся светилась каким- то мягким, застенчивым светом. Глаза ее мечтательно поблескивали, щеки напоминали персик в цвету, по счастливому лицу скользили воспоминания. Питчер, наблюдавший за нею все с тем же сдержанным интересом, заметил, что в это утро она вела себя не совсем обычно. Вместо того чтобы прямо пройти в соседнюю комнату, где стоял ее стол, она, словно ожидая чего-то, замешкалась в конторе. Раз она даже подошла к столу Максуэла - достаточно близко, чтобы он мог ее заметить. Но человек, сидевший за столом, уже перестал быть человеком. Это был занятый по горло нью-йоркский маклер - машина, приводимая в движение колесиками и пружинами. - Да. Ну? В чем дело? - резко спросил Максуэл. Вскрытая почта лежала на его столе, как сугроб бутафорского снега. Его острые серые глаза, безличные и грубые, сверкнули на нее почти что раздраженно. - Ничего, - ответила стенографистка и отошла с легкой улыбкой. - Мистер Питчер, - сказала она доверенному клерку, - мистер Максуэл говорил вам вчера о приглашении новой стенографистки? -
Говорил, - ответил Питчер, - он велел
мне найти новую - Тогда я буду работать, как всегда, - сказала молодая женщина, - пока кто-нибудь не заменит меня. И она сейчас же прошла к своему столу и повесила черный тюрбан с золотисто- зеленым пером попугая на обычное место. Кто не видел занятого нью-йоркского маклера в часы биржевой лихорадки, тот не может считать себя знатоком в антропологии. Поэт говорит о "полном часе славной жизни". У биржевого маклера час не только полон, но минуты и секунды в нем держатся за ремни и висят на буферах и подножках. А сегодня у Гарви Максуэла был горячий день Телеграфный аппарат стал рывками разматывать свою ленту, телефон на столе страдал хроническим жужжанием. Люди толпами валили в контору и заговаривали с ним через барьер - кто весело, кто сердито, кто резко, кто возбужденно вбегали и выбегали посыльные с телеграммами. Клерки носились и прыгали, как матросы во время шторма. Даже физиономия Питчера изобразила нечто вроде оживления. На бирже в этот день были ураганы, обвалы и метели, землетрясения и извержения вулканов, и все эти стихийные неурядицы отражались в миниатюре в конторе маклера. Максуэл отставил свой стул к стене и заключал сделки, танцуя на пуантах. Он прыгал от телеграфа к телефону и от стола к двери с профессиональной ловкостью арлекина. Среди этого нарастающего напряжения маклер вдруг заметил перед собой золотистую челку под кивающим балдахином из бархата и страусовых перьев, сак из кошки "под котик" и ожерелье из крупных, как орехи, бус, кончающееся где-то у самого пола серебряным сердечком. С этими аксессуарами была связана самоуверенного вида молодая особа. Тут же стоял Питчер, готовый истолковать это явление. - Из стенографического бюро, насчет места, - сказал Питчер. Максуэл сделал полуоборот; руки его были полны бумаг и телеграфной ленты - Какого места? - спросил он нахмурившись - Места стенографистки, - сказал Питчер. - Вы мне сказали вчера, чтобы я вызвал на сегодня новую стенографистку -
Вы сходите с ума, Питчер, - сказал
Максуэл - Как я мог дать
вам такое распоряжение? Мисс
Лесли весь год отлично Серебряное сердечко в негодовании покинуло контору, раскачиваясь и небрежно задевая за конторскую мебель. Питчер, улучив момент, сообщил бухгалтеру, что "старик" с каждым днем делается рассеяннее и забывчивее. Рабочий день бушевал все яростнее. На бирже топтали и раздирали на части с полдюжины акций разных наименований, в которые клиенты Максуэла вложили крупные деньги. Приказы на продажу и покупку летали взад и вперед, как ласточки. Опасности подвергалась часть собственного портфеля Максуэла, и он работал полном ходом, как некая сложная, тонкая и сильная машина, слова, решения, поступки следовали друг за дружкой с быстротой и четкостью часового механизма Акции и обязательства, займы и фонды, закладные и ссуды - это был мир финансов, и в нем не было места ни для мира человека, ни для мира природы. Когда приблизился час завтрака, в работе наступило небольшое затишье. Максуэл стоял возле своего стола с полными руками записей и телеграмма за правым ухом у него торчала вечная ручка, растрепанные волосы прядями падали ему на лоб. Окно было открыто, потому что милая истопница-весна повернула радиатор, и по трубам центрального отопления земли разлилось немножко тепла. И через окно в комнату забрел, может быть по ошибке, тонкий, сладкий аромат сирени и на секунду приковал маклера к месту. Ибо этот аромат принадлежал мисс Лесли. Это был ее аромат, и только ее. Этот аромат принес ее и поставил перед ним - видимую, почти осязаемую. Мир финансов мгновенно съежился в крошечное пятнышко. А она была в соседней комнате, в двадцати шагах. - Клянусь честью, я это сделаю, - сказал маклер вполголоса. - Спрошу ее сейчас же. Удивляюсь, как я давно этого не сделал. Он бросился в комнату стенографистки с поспешностью биржевого игрока, который хочет "донести", пока его не экзекутировали. Он ринулся к ее столу. Стенографистка посмотрела на него и улыбнулась. Легкий румянец залил ее щеки, и взгляд у нее был ласковый и открытый. Максуэл облокотился на ее стол. Он все еще держал обеими руками пачку бумаг, и за ухом у него торчало перо. -
Мисс Лесли, - начал он торопливо,
- у меня ровно минута времени.
Я должен вам кое-что сказать.
Будьте моей женой. Мне -
Что вы говорите! - воскликнула
стенографистка. Она встала и
смотрела на него широко - Вы меня не поняли? - досадливо спросил Максуэл. - Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я люблю вас, мисс Лесли. Я давно хотел вам сказать и вот улучил минутку, когда там, в конторе, маленькая передышка. Ну вот, меня опять зовут к телефону. Скажите, чтобы подождали, Питчер. Так как же, мисс Лесли? Стенографистка повела себя очень странно. Сначала она как будто изумилась, потом из ее удивленных глаз хлынули слезы, а потом она солнечно улыбнулась сквозь слезы и одной рукой нежно обняла маклера за шею. - Я поняла, - сказала она мягка. - Это биржа вытеснила у тебя из головы все остальное. А сначала я испугалась. Неужели ты забыл, Гарви? Мы ведь обвенчались вчера в восемь часов вечера в Маленькой, церкви за углом. |
Снисходительный
взгляд интереса и удивления посетили
безэмоциональное выражение лица Питчера,
доверенного клерка в офисе Гарвея Максвелла,
маклера, когда его работодатель оживленно
вошел в здание компании в половину девятого
в сопровождении молодой стенографистки.
«Доброе утро, Питчер», сказал он резко,
Максвелл бросился на свой стол, будто
он намеревался перепрыгнуть через него,
и затем он погрузился в ожидающую его,
огромную кучу писем и телеграмм.
Молодая девушка работает стенографисткой у Максвелла уже год. В ней определенно ничего не было от стенографистки. Она презрела пышность прически помпадур. Она не носила цепочки, браслеты или медальоны. У нее не было такого вида будто она была готова в любой момент принять приглашение на ланч. Она носила серое и простое платье, но оно изящно и скромно облегало ее фигуру. Ее изящную черную шляпку украшало золотисто-зеленое перо попугая. В это утро она излучала какое-то спокойствие и застенчивость. Ее глаза мечтательно блестели, щеки напоминали персики в цвету, ее счастливое выражение лица светилось воспоминаниями. Питчер, все с тем же спокойным интересом заметил, что она вела себя немного по-другому, чем обычно. Вместо того, чтобы пойти в соседнюю комнату, где стоял ее стол, она, сомневаясь, задержалась у конторы. Раз она даже подошла так близко к столу Максвелла – достаточно, чтобы он мог убедиться в ее присутствии. Машина сидящая за столом больше не был человеком, это был занятый нью-йоркский маклер, движимый колесиками и пружинами. «Ну? И что это? Ничего?», – резко спросил Максвелл. Его распечатанная почта лежала на столе, словно сугроб бутафорского снега. Его острые и серые глаза, безразлично и резко сверкнули на нее почти, что раздраженно. «Ничего», – ответила стенографистка, отходя с легкой улыбкой. «Мистер Питчер, – спросила она доверенного клерка, – мистер Максвелл говорил вам вчера о приглашении новой стенографистки?» «Да, – ответил Питчер. Он попросил меня найти новую стенографистку. Я проинформировал бюро вчера вечером, чтобы они прислали нам несколько образцов. Сейчас 9.45, но еще ни одна модная шляпка и ни одна палочка жевательной резинки не появилась». «Тогда я буду работать как обычно – сказала молодая девушка, – до тех пор, пока кто-нибудь не займет мое место». И она сейчас же прошла к своему столу и повесила черную шляпу-тюрбан с золотисто-зеленым пером на обычное место. Кто не видел занятого нью-йоркского маклера в часы биржевой лихорадки, тот не может считать себя знатоком в антропологии. Поэт повествует о «полном часе славной жизни». У биржевого маклера час не только переполнен, но и минуты и секунды в нем держатся за ремни и висят на буферах и подножках. А сегодня у Гарри Максвелла был трудный день. Телеграфный аппарат стал рывками разматывать свою ленту, телефон на столе страдал хроническим жужжанием. Люди начали валить в офис и заговаривали с ним через барьер – кто весело, кто сердито, кто резко, кто возбужденно. Посыльные вбегали и выбегали с телеграммами. Клерки носились и прыгали, как матросы во время шторма. Даже лицо Питчера изобразило нечто вроде оживления. На бирже в этот день были ураганы, обвалы и метели, землетрясения и извержения вулканов, и все эти стихийные неурядицы отражались в миниатюре в конторе маклера. Максвелл отставил свой стул к стене и заключал сделки, танцуя на пуантах. Он прыгал от телеграфа к телефону и от стола к двери с профессиональной ловкостью арлекина. Среди этого нарастающего напряжения маклер вдруг заметил перед собой золотистую челку под кивающим балдахином из бархата и страусовых перьев, сак из кошки «под котик» и ожерелье из крупных, как орехи, бус, кончающееся где-то у самого пола серебряным сердечком. С этими аксессуарами была связана самоуверенная молодая особа. Тут же стоял Питчер, готовый истолковать это явление «Эта девушка из стенографического бюро, по поводу места», – сказал Питчер. Максвелл сделал полуоборот; руки его были полны бумаг и телеграфной ленты. «Какого места?», – он спросил нахмурившись. «Места стенографистки», – ответил Питчер. – Вы мне сказали вчера, чтобы я вызвал на сегодня новую стенографистку. «Вы сходите с ума, Питчер, – сказал Максвелл. – Как я мог дать вам поручения такого характера? Мисс Лесли отлично справлялась со своими обязанностями в течение года, которого она работала здесь. Место за ней, до тех пор, пока она сама не захочет уйти. Здесь нет вакантных мест, девушка. Дайте знать в бюро, Питчер, чтобы больше не присылали, и никого больше ко мне не водите.» Серебряное сердечко в негодовании покинуло контору, раскачиваясь и небрежно задевая за конторскую мебель. Питчер, улучив момент, сообщил бухгалтеру, что «старик» с каждым днем делается рассеяннее и забывчивее. Напряжение и скорость рабочего дня становились более интенсивными. На бирже топтали и раздирали на части с полдюжины акций разных наименований, в которые клиенты Максвелла вложили крупные деньги. Приказы на продажу и покупку летали взад и вперед, как ласточки. Опасности подвергалась часть собственного портфеля Максвелла, и он работал полном ходом, как некая сложная, тонкая и сильная машина; слова, решения, поступки следовали друг за дружкой с быстротой и четкостью часового механизма. Акции и обязательства, займы и фонды, закладные и ссуды — это был мир финансов, и в нем не было места ни для мира человека, ни для мира природы. Когда подошло время завтрака, в работе наступило небольшое затишье. Максвелл стоял у стола с полными руками записей и телеграмм; за правым ухом у него торчала черная ручка, растрепанные волосы прядями падали ему на лоб. . Окно было открыто, потому что милая швейцариха-весна повернула радиатор, и по трубам центрального отопления земли разлилось немножко тепла. И через окно в комнату забрел, может быть по ошибке, тонкий, сладкий аромат сирени и на секунду приковал маклера к месту. Ибо этот аромат принадлежал мисс Лесли. Это был ее аромат, и только ее. Этот аромат принес ее и поставил перед ним — видимую, почти осязаемую. Мир финансов мгновенно съежился в крошечное пятнышко. А она была в соседней комнате, в двадцати шагах. «Клянусь честью, я это сделаю, — сказал маклер вполголоса. — Спрошу ее сейчас же. Удивляюсь, как я давно этого не сделал». Он бросился в комнату стенографистки с поспешностью биржевого игрока, который хочет «донести», пока его не экзекутировали. Он ринулся к ее столу. Стенографистка посмотрела на него и улыбнулась. Легкий румянец залил ее щеки, и взгляд у нее был ласковый и открытый. Максвелл облокотился на ее стол. Он все еще держал обеими руками пачку бумаг, и за ухом у него торчало перо. «Мисс Лесли, — начал он торопливо, — у меня ровно минута времени. Я должен вам кое-что сказать. Будьте моей женой. Мне некогда было ухаживать за вами, как полагается, но я, право же, люблю вас. Отвечайте скорее, пожалуйста, — эти понижатели вышибают последний дух из «Тихоокеанских». «Что вы говорите!», — воскликнула стенографистка. Она встала и смотрела на него широко раскрытыми глазами. «Вы меня не поняли? — досадливо спросил Максуэл. — Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я люблю вас, мисс Лесли. Я давно хотел вам сказать и вот улучил минутку, когда там, в конторе, маленькая передышка. Ну вот, меня опять зовут к телефону. Скажите, чтобы подождали, Питчер. Так как же, мисс Лесли?» Стенографистка повела себя очень странно. Сначала она как будто изумилась, потом из ее удивленных глаз хлынули слезы, а потом она солнечно улыбнулась сквозь слезы и одной рукой нежно обняла маклера за шею. «Я поняла, — сказала она мягко. — Это биржа вытеснила у тебя из головы все остальное. А сначала я испугалась. Неужели ты забыл, Гарви? Мы ведь обвенчались вчера в восемь часов вечера в Маленькой церкви за углом». |