Школы финансовой науки

 

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное  учреждение высшего

профессионального образования

«Тихоокеанский  государственный университет»

Кафедра «Финансы и кредит»

 

 

 

 

 

 

 

Реферат

 

по теме «Школы финансовой науки»

 

 

 

 

 

 

Выполнила студентка 4 курса                                                              гр.МО-91 Торопова Н.С.  

Проверил преподаватель                                                          Бебишева Н.О.

                                                                                        

 

 

 

Хабаровск-2013 г.

Как появилась советская  теория финансов? Было бы наивным полагать, что советская теория финансов взялась из неоткуда и представляет собой нечто исключительно самобытное. Гораздо естественнее и логичнее допустить, что советские ученые взяли за основу общепринятые положения мировой финансовой науки, насчитывавшей к моменту образования СССР почти трехсотлетнюю историю, и попытались их адаптировать к условиям советской действительности. Именно такой адаптивный подход и был использован советскими финансовыми теоретиками. Например, один из них, подчеркивая преемственность советской финансовой науки, цитировал по этому поводу В. Ленина: «…Здесь, как и во всем своем историческом творчестве, пролетариат берет свое оружие у капитализма, а не «выдумывает» и не «создает из ничего»».

В 20-е годы ХХ века советские  финансы рассматривались в общем контексте мировой науки, а определения финансов в первых учебниках советской поры, по сути, ничем не отличались от определений общественных финансов, распространенных в мировой литературе:

1. «Деятельность государства,  направленная на приобретение, управление и расходование материальных благ и личных услуг, необходимых для удовлетворения государственных нужд и потребностей, составляет государственное или, как еще принято называть, финансовое хозяйство»;

2. «Финансовая наука общества  переходного к социализму… должна изучать общественные отношения, возникающие на почве добывания этим обществом или его ответвлениями материальных средств, необходимых для существования его государственной организации»;

3. «Денежные и такие  материальные средства государства  или иного публично-правового союза, которые могут быть переведены на деньги, составляют его финансы».

Определения А.Н. Менькова (1) и Д.П. Боголепова (2) отражают наиболее распространенную в мировой литературе точку зрения на общественные финансы. Определение Г.И. Болдырева (3) менее традиционно. Так, например, И. Янжул подразумевал под финансами «совокупность материальных средств, необходимых для удовлетворения потребностей государств» только в техническом значении слова. А в англоязычной литературе под определение Г.И Болдырева, как правило, подпадает не термин «финансы», а термин «фонды» (funds). Тем не менее, представление о финансах как о денежных средствах (ресурсах) фигурировало в работах таких известных советских ученых, как А.М. Александров и Д. А. Аллахвердян, вплоть до начала 50-х годов. А, например, В.П. Дьяченко, по крайней мере, до 1946 года придерживался «волюнтаристских» (так он позднее характеризовал свою точку зрения) взглядов, говоря о финансах, как о системе форм и методов использования средств общественных фондов.

Разумеется, такой подход к трактовке советских финансов не мог удовлетворить партийных идеологов, проповедовавших марксизм. В частности, в «Критике Готской программы» К. Маркс (в противовес теории распределения общественных благ посредством финансов и личных благ посредством обмена (Т-Д, Д-Т)) привел свою схему распределения благ в обществе, основанном на коллективизме, которая предусматривала в качестве меры стоимости не деньги, а рабочее время: «Индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя – это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда». Такая утопическая схема распределения благ по квитанциям не предполагала существование денег. Как следствие, «вступление СССР в период социализма многие экономисты рассматривали как начало перехода к прямому продуктообмену и отмиранию денег, кредита, финансов». Исходя из этого, в первом издании учебника «Финансы СССР», вышедшем в 1933 году, «все изложение материалов исходило из того, что после победы социализма финансы будут «похоронены» как пережиток капитализма».

Однако, реальная картина первых лет советской власти наглядно показали, что единственно возможной мерой стоимости могут быть только деньги, которыми, в итоге, измеряется и рабочее время. Коммунистическая идеология вынуждена была признать, что деньги останутся в СССР как инструмент буржуазной экономики, который, по словам И. Сталина, «взяла в свои руки Советская власть и приспособила к интересам социализма». Поскольку отменить деньги простым постановлением партии не удалось, они (а не рабочее время) стали в СССР идеологически обоснованной мерой стоимости. Как следствие, сочетание слов «контроль рублём» (как мерой стоимости) прочно вошло в обиход советских партийных идеологов и функционеров. Разумеется, советские финансовые теоретики не могли оставить без внимания данный факт, и фраза «в целях контроля рублем» стала составной частью дефиниций советских финансов в первых учебниках по финансам СССР. А позднее и функцию денег как меры стоимости советские ученые без тени сомнения переиначили в контрольную функцию советских финансов, придав ей статус «специфической».

Далее, к концу второй пятилетки (1938 год) удельный вес общественной собственности в СССР составлял 98,7%, в личной собственности колхозников и мелких кустарей находилось лишь 1,3% всех производственных фондов. Таким образом, практически весь производственный сектор в СССР получил статус общественного, а государство от имени общества полностью взяло на себя распределение благ и в производственной сфере. Из государственного бюджета СССР покрывались не только расходы традиционно характерные для капиталистической модели экономики (по государственному управлению, национальной обороне, охране правопорядка и т.д.), но и основная доля затрат по расширенному воспроизводству: госбюджет СССР фактически стал централизованным инвестиционным фондом в руках государства, через который (в соответствии с решениями КПСС и Госплана СССР) производилось перераспределение денежных ресурсов между различными предприятиями и отраслями «народного хозяйства». В госбюджете аккумулировались огромные средства, которые инвестировались в мегапроекты под общим названием «стройки социализма». Разумеется, понятие «советские финансы» должно было отразить этот факт.

Начало новому подходу  к трактовке советских финансов положила научная дискуссия на совещании, проведенном в 1944 году Управлением учебных заведений Министерства финансов СССР. Основными итогами дискуссии являлись: «1) рассмотрение советских финансов как системы денежных отношений, связанных с действием закона стоимости; 2) такое расширение предмета учения о советских финансах, которое в той или иной мере включает в себя денежные отношения внутри государственного производственного сектора и взаимоотношения государства и его производственного сектора с колхозно-кооперативным производственным сектором и с населением».

Дискуссия оказала серьезное  воздействие на весь дальнейший ход развития советской финансовой науки (как, впрочем, и постсоветской). Под её влиянием, на протяжении последующих двадцати пяти лет, в СССР сформировались три научные концепции советских финансов, которые, не смотря на все расхождения, были едины в одном – финансы рассматривались только как денежные отношения, связанные с действием марксистского закона стоимости.

Доминирующей  теоретической  концепцией  советских  финансов  была распределительная. Её автором является чл.-корр. АН СССР В.П. Дьяченко, а к современным последователям, в частности, можно отнести В.М. Родионову, В.М Федосова, С.И. Юрия. В работе В.П. Дьяченко «Общее учение  о  советских  финансах»,  вышедшей  в  1946  году,  уже  чувствуется влияние  результатов  дискуссии  1944  года,  когда  автор  утверждает,  что советские финансы «относятся в основном к сфере денежных отношений». Оговорка «в основном» не случайно присутствует в тексте, поскольку её  автор  был  последовательным  сторонником  исторически  сложившейся классической  теории  распределения  общественных  благ,  лежащей  в  основе общественных  финансов,  и,  разумеется,  не  мог  полностью  исключить натуральные отношения из сферы финансов, учитывая мнение своих именитых западных коллег. В частности, в качестве источника государственных доходов он называл поставки Советскому Союзу вооружений, сырья и продовольствия союзниками антигитлеровской коалиции, а также послевоенные контрибуции от Германии и её союзников.

По  вполне  понятным  причинам  в  доходах  советского  государства  не значился и рабский труд миллионов репрессированных граждан СССР, а их конфискованное  имущество  не  числилось  среди  источников  формирования государственных фондов. Разумеется, умалчивалась и тотальная конфискация продовольствия  у  крестьян  Украины  и  юга  России,  ставшая  причиной  их массовой гибели в 1932-1933гг. Именно эти чудовищные факты советской истории стали причиной того, что советская финансовая наука в упор не  замечала  натуральные  отношения  в  качестве  источника  формирования общественных фондов.

Относя финансы к сфере  денежных отношений, В.П. Дьяченко, тем  не менее,  исключил  из  их  состава  оплату  труда,  отношения  купли-продажи  и кредит. Изъятие трех перечисленных форм денежных отношений из сферы  финансов  выглядит  вполне  логичным  с  точки  зрения  теории распределения  общественных  благ:  оплата  труда  была  исключена  на  том основании,  что  через  зарплату  удовлетворялась  основная  масса  личных потребностей  населения  (работающих  граждан  и иждивенцев); товарно-денежный  обмен  выведен  из  состава  финансов  исходя  из  того,  что граждане  СССР  (точно  так  же, как и граждане  стран  с  рыночной  моделью экономики)  путем  обмена  потребляли  только  индивидуальные  блага.  Как следствие, цена товара вместе с зарплатой были позиционированы в качестве самостоятельных распределительных категорий. А что касается исключения из сферы финансов кредита, то и здесь логику автора понять несложно. Дело в том,  что  предоставление  денежных  ресурсов  во  временное  пользование  не являлось по мнению В.П. Дьяченко распределением в подлинном смысле этого слова,  поскольку  в  процессе  распределения  должно  было  происходить одностороннее  движение  общественных  благ:  сфера  производства  → государственный бюджет  →  сфера потребления. В случае же кредита имеет место двухстороннее движение: кредитные ресурсы поступают во временное пользование,  а  потом  возвращаются  через  определенный  договором  период времени.

В целом, исходя из публикаций В.П. Дьяченко, датированных 1946 годом, можно сказать, что их автор не смог сформулировать однозначного мнения о финансах. Советские финансы он определяет то как систему форм и методов использования средств общественных фондов, то как систему отношений, на основе которых обеспечивается  образование и использование общественных фондов.

Еще более неоднозначной  представляется публикация «К вопросу  о сущности  и  функциях  советских  финансов»  (1957г.),  в  которой  была сформулирована  окончательная  версия  распределительной  концепции финансов социалистического государства. В качестве базового принципа  концепции  можно  считать  следующее  утверждение  её  автора: «Отказываться в применении к социалистическому обществу от исторически сложившегося понятия государственных финансов нет никаких оснований».  Под «исторически  сложившимся»  понималось  представление о финансах, как о денежных отношениях, «во-первых, распределительных, во-вторых, связанных с существованием и функционированием государства».  Принципиально  важно  заметить,  что  все  отношения,  охватываемые понятием «государственные финансы» В.П. Дьяченко считал  распределительными  по  сути.  При этом  он  утверждал,  что «экономические отношения есть отношения людей по поводу вещей, но отсюда вовсе не следует, что их сущность заключается в отношении людей к вещам.

Таким  образом,  исходя  из  приведенных  выше  цитат,  перед  автором распределительной  концепции  стояла  серьезная  дилемма.  С  одной  стороны, денежные  отношения  по дроблению валового  дохода внутри  предприятий, нельзя было назвать распределительными по сути, поскольку валовой доход в данном  случае  не  переходил  от  одного  субъекта  к  другому  (т.е.  не  было отношений между людьми), а всего лишь изменял свой статус посредством его дробления на части с последующим переименованием этих частей в различные фонды  предприятия:  заработной  платы,  социально-культурных  мероприятий, плановую прибыль (убыток) и т.д. Т.е. в данном случае имело место ни что иное, как изменение отношения людей к вещам. С другой  стороны  –  все  производственные  предприятия  в  СССР  стали общественной собственностью и управлялись государством. Как следствие, о денежных  отношениях  внутри  производственной  сферы  правомерно  было говорить,  как  о  «связанных  с  существованием  и  функционированием государства».

Дабы разрешить образовавшуюся дилемму и хотя бы внешне соблюсти исторически сложившийся подход к пониманию общественных финансов, как отношений распределительных по сути, В.П. Дьяченко избрал путь скрытого  терминологического соглашения, смысл которого заключается в следующем: распределением было названо не только перемещение стоимости в форме денег между  разными  экономическими  субъектами  (отношения  людей  по  поводу вещей),  но  и  дробление  валового  дохода  в  рамках  одного  экономического субъекта (процесс изменения отношения людей к вещам). Таким образом, в финансы советского государства вошли именно те отношения, которые сам же автор распределительной концепции не только не считал распределительными по сути,  но и вообще не относил к предмету финансов. В контексте теории распределения  общественных  благ  дробление  валового  дохода  можно  было назвать  распределением  лишь в  переносном  смысле  (формально).  Чтобы выровнять такое вопиющее семантико-логическое несоответствие, процесс дробления валового дохода был назван «первичным распределением».  По  этому поводу  А.М.  Александров,  который наверняка был знаком  с теорией распределения общественных благ и, как следствие, трактовал термин «распределение» в его сущностном (а не в формальном) аспекте, в одной из своих работ вполне справедливо заметил: «Отношения распределения всегда предполагают  наличие не менее двух обособленных субъектов.  Как вообще может  осуществлять  предприятие  распределение  по  отношению  к  самому себе?». Тем не менее, сторонники В. П. Дьяченко окончательно абстрагировали  термин «распределение»  от контекста  теории распределения общественных благ. Как следствие, его подлинное смысловое содержание до такой степени размылось, что не только практически свело на нет различия между  общественными  финансами  и  финансами  частного  сектора,  но  и позволяет  без  труда  подогнать  под  понятие  «финансы»  даже  процесс раскладывания денег по карманам. Возможно именно это обстоятельство и объясняет  популярность  распределительной  концепции  на  постсоветском пространстве.