Исходные данные

≪Исходя из стереотипа нечестности предпринимателя государство вводит всякого рода надзоры, контроль, запреты, согласования и излишнюю отчетность, а в итоге это не дает развиваться законопослушному предпринимателю≫, — отметил премьер. Но нельзя не отметить, что если в обществе существует презумпция недобросовестности бизнеса, то в этом есть вина и самого бизнеса. Путин готов идти навстречу интересам бизнеса и инвесторов. А они готовы делать что-то полезное для страны, а не только для максимизации прибыли?

Леонид Поляков, заместитель декана факультета политологии ВШЭ, признает: ≪Бизнес в России, по разным причинам, изначально заподозрен в недобросовестности, в нечестности и даже в преступности. Во многом в этом играют роль советские традиции, согласно которым частник и вообще собственник — это буржуй, капиталист, отрицательная фигура. Несколько поколений воспитывалось на этих мыслях. Поэтому ничего хорошего в этом смысле ожидать не приходится. Но это только одна часть проблемы. Сам опыт нашего раннего бизнеса в 1990-е годы, связанного с криминалом и крышующими этот бизнес чиновниками, породил феномен системной коррупции и у очень многих оставил такой осадок, что в России честным предпринимателем быть нельзя≫.

К сожалению, это относится не только к 90-м. Как соотносится презумпция добросовестности с хозяевами ≪Булгарии≫ или ≪Хромой лошади≫, когда цена банальной жадности не экономические нарушения, а жизни сотен людей? Если бы везде, где предприниматели нарушают правила, происходили подобные наглядные несчастья, увы, вокруг нас без перерыва все бы тонуло и горело. В итоге в глазах людей частный бизнес — зачастую источник не восстановления, а развала их предприятий, ≪потогонной системы≫, распродажи активов вместо их развития, выводящий за рубеж свои капиталы и не скрывающий своих прямых задач максимального извлечения прибыли здесь и сейчас без всякой социальной ответственности, желания развивать и поддерживать территории и человеческий капитал. Презумпция добросовестности бизнеса на фоне таких предпринимателей вряд ли может способствовать росту поддержки государства.

≪Предлагается начать работу бизнес-омбудсмену. Бога ради, какой омбудсмен? Давайте выполнять те законы, которые написаны. Откровенное рейдерство у нас происходит на любом уровне. Нужно просто, чтобы суды исполняли свои обязанности. Они их исполняют? Нет. Значит, надо не закон менять, а судей. Вот в чем проблема. И никакой омбудсмен здесь не поможет, — считает Михаил Хазин. — Я не совсем понимаю, что такое презумпция добросовестности бизнеса. Если человек — вор и ворует у своих клиентов и акционеров, то его надо ловить и судить. Если он честный человек, то его нужно защищать от разного рода рейдеров и ябедников. Но главное, чтобы суд при этом был независимым и честным≫.

Презумпции доверия заслуживает лишь ответственный и национально ориентированный бизнес. И здесь нужны взаимные шаги навстречу и эволюция сознания наших бизнесменов, многие из которых не видят будущего даже своей семьи в России, не говоря уже о планах долгосрочных капиталовложений.

Недостаточно либеральный либерал

Наиболее важным выводом, который можно сделать из собственно экономического содержания статьи, является то, что ставку в экономических преобразованиях премьер предлагает делать на бизнес и креативный средний класс и, несмотря на идеи поддержки госкорпораций, на уменьшение роли государства в экономике. Однако — и здесь мы подходим к ключевому парадоксу ситуации — российские «закоренелые либералы» вовсе не выразили какого-то восторга по поводу этих позиций. Более того, то самое издание, где статья об экономических задачах и была опубликована, в своем последующем комментарии обвиняет премьера в неэффективном патернализме: «экономику Путин понимает прежде всего как контроль над ресурсами», «премьер защищает свою политику концентрации ресурсов под управлением государства» и «признает ее частичную безуспешность». Характерны и традиционные требования не экономических, а политических преобразований.

Так, одного из комментаторов вдохновил тот факт, что в статье не упомянута «новая индустриализация». Он не скрывает радости: «Надежды на развитие Путин связывает не с «новой индустриализацией», о которой говорил раньше, а с преодолением технологического отставания и созданием собственных технологий. Это значит, что «партия институтов» все-таки имеет влияние на премьер-министра, что хорошо». То есть «прогрессивная общественность» идеи масштабного возрождения отечественной промышленности, о которых ранее говорил премьер, считает для России ненужными (а может, и вообще вредными?!).

Сам автор идеи вряд ли с ними согласится: выступая на Форуме Россия 2012, Владимир Путин отметил, что снижение производства ведет к сокращению предприятий, а деиндустриализация сокращает и спрос на высокотехнологичные ноу-хау, соответствующих специалистов и в конечном счете приводит к снижению спроса на образование. Говорил он и о создании реальных экономических активов в противовес экономике деривативов и пузырей.

С другой стороны, главный вопрос у конструктивно настроенной оппозиции, да и у большинства сторонников Путина, к нему только один — почему все это не делалось и не делается до сих пор в нужных масштабах, ведь все ресурсы у России для развития своей эффективной экономики были и есть, а у самого Путина был во времена его президентства практически неограниченный кредит доверия россиян? Почему до сих пор нам это просто абстрактно «надо»?

Общие цели вместо ложных дилемм

Так же как недавнее противопоставление «индустриализации» и «модернизации» отражало восприятие тандема Путин — Медведев, хотя вне этих политических ассоциаций является совершенно абсурдным, таким же абсурдным является и бесконечное принуждение к выбору между непрозрачным монстромгоскапитализмом и неконтролируемым частным бизнесом. Этого противоречия можно было бы избежать, если бы государству удалось разобраться со своим же чиновничьим аппаратом, тогда эффективно работал бы и частный бизнес, и госструктуры, и формат государственно-частного партнерства.

Конечно, России нужны меры по созданию максимально прозрачной и удобной среды для бизнес-инициативы и инвестиций. Но нужны и общие цели, которые позволят и бизнесу, и обществу видеть себя участниками общего дела. А не перетягивать канат «расходы бюджета — доходы бюджета», «либеральная политика — социально ориентированная политика».

Очевидный крен как экономической статьи, так и последовавшей за ней публикации Путина о демократии в России в либеральную риторику понятен — это предвыборная попытка ответить на протестные настроения «рассерженных горожан».

Но, думается, многие из них вовсе не разделяют идей своих радикально-либеральных предводителей. И хотят как раз наведения порядка, борьбы с коррупцией и нечестным бизнесом. Есть и более глубокое недовольство. В обществе обострен запрос на справедливость. Эта часть общества на демонстрации не ходит. Пока не ходит.

Потому что не ответить на этот запрос — значит получить потенциально протесты куда более мощные, чем любой «оранж». В то же время у радикальных либералов Путину все равно никак и никогда не получить поддержки, какие бы реформы он сегодня ни начал и какую бы либеральную экономическую политику ни предлагал. Им нужна только полная капитуляция — его уход из власти, и «торг здесь неуместен». Стоит ли тратить время на дискуссию с теми, кому она не нужна, в то время как этой дискуссии ждет все остальное население страны?

Так же как ждет и обозначения общих целей. Такими целями не могут служить инструментальные вещи — создать самые благоприятные условия бизнесу, увеличить конкурентоспособность на мировых рынках нескольких наших госгигантов или даже повысить благосостояние населения и создать миллионы рабочих мест. Нужен ответ на вопрос, какую страну мы хотим видеть в будущем.