Исходные данные

Исходные условия

Вряд ли даже среди оппонентов Путина найдется кто-то, кто стал бы отрицать исходную посылку этой экономической программы — необходимость перехода от деиндустриализированной экономики сырьевого экспорта, зависящей от мировых колебаний цен на эти товары, к экономике «с конкурентоспособной промышленностью и инфраструктурой, с развитой сферой услуг, с эффективным сельским хозяйством», работающей на современной технологической базе. Думается, большинство россиян разделяют и критическую позицию премьера по отношению к эпохе 90-х — он напрямую пишет о том, что «приватизация 1990-х гг., включая залоговые аукционы, была нечестной» и что новоявленные собственники-олигархи осуществляли попытки продать за рубеж ключевые активы страны. Впрочем, и то и другое, с его точки зрения, не повод для каких-то радикальных мер — он полагает, что «отъем собственности сейчас, как предлагают некоторые, привел бы просто к остановке экономики», и даже предлагает в чем-то понять пытавшихся слишком свободно перемещать свой капитал: «Речь ведь не о каком-то заговоре специально против России. Дело совсем в другом. Посмотрите, как ведет себя международный капитал в обстановке нестабильности, турбулентности, ощущения близкого кризиса: для спасения национального ядра своего бизнеса он, не задумываясь, выводит средства из развивающихся рынков, а Россия, по их представлению, к ним относится и тем более относилась в начале прошлого десятилетия».

Кстати, как можно будет убедиться из уже опубликованной следующей статьи Владимира Путина, посвященной вопросам демократии в России, в чем-то схожую «антирепрессивную» позицию он занимает и в вопросах коррупции, предлагая сосредоточиться не на карательных мерах по отношению к коррупционерам, а на создании системы, минимизирующей сами коррупционные возможности.

Потребность определить путь развития экономики сегодня — вопрос не выборной агитации. О том, куда и как дальше развиваться, решают все без исключения страны — мир находится далеко не в самой благоприятной экономической фазе. В то же время именно период «турбулентности» можно использовать в качестве своего шанса. Если говорить о положении России на мировом рынке, то предлагается от амплуа поставщика энергоресурсов переходить к роли поставщика технологий. Идея прекрасная, и вряд ли в России кто-то сомневается в интеллектуальных способностях наших специалистов, потенциале научной школы и — даже при всей катастрофической постперестроечной деиндустриализации — возможностях все это реализовать силами отечественной промышленности. Но тут к высказанным премьером предложениям возникает ряд вопросов.

Баланс госрегулирования и свободного рынка

В тексте присутствует определенная двойственность. С одной стороны, Путин однозначно говорит о том, что в такой ответственной задаче, как восстановление и прорыв в ключевых отраслях, без государства не обойтись. И без государственной промышленной политики не обойтись: «Часто высказывается мнение, что России не нужна промышленная политика. Что, выбирая приоритеты и создавая преференции, государство часто ошибается, поддерживает неэффективных, мешает тому новому, что должно вырасти из равных условий конкуренции. С такими утверждениями трудно спорить, но они справедливы только при прочих равных условиях. Мы прошли через деиндустриализацию, структура экономики сильно деформирована. Крупный частный капитал добровольно не идет в новые отрасли — не хочет нести повышенных рисков. Безусловно, мы будем использовать налоговые и таможенные стимулы, чтобы инвесторы направляли средства в инновационные отрасли. Но это может дать эффект через несколько лет, а может и не дать, если в мире откроются более привлекательные инвестиционные возможности. У капитала ведь нет границ. Готовы ли мы так сильно рисковать будущим России ради чистоты экономической теории?» Именно поэтому при всех вопросах к эффективности госкорпораций и вертикально интегрированных холдингов они будут продолжать свою работу как минимум до того момента, когда государство своими силами доведет их до точки однозначной успешности на мировом рынке и высокой капитализации, чего, как признает автор, пока, к сожалению, не произошло.

Далее премьер пишет: «Опыт успешной модернизации экономики таких стран, как Корея и Китай, показывает, что толчок от государства нужен, что его эффект перевешивает риск ошибиться». Казалось бы, вместе с прошлогодней инициативой новой индустриализации мы должны далее увидеть идеи экономики с весомой ролью государства как инициатора серьезных экономических программ и структурных перемен.

И вот тут начинается главный парадокс: приведя массу аргументов о том, что у «капитала нет границ», что в условиях риска он, «не задумываясь, выводит средства», что радикальный либерализм 90-х виновен в деиндустриализации и технологической деградации российской экономики, и признавая, что частный капитал ориентирован лишь на свои интересы, премьер объявляет именно свободный рынок и частные инвестиции двигателем для экономического и технологического рывка. Говорится об отказе от протекционизма, причем не в контексте ВТО, а по причине того, что «чрезмерный протекционизм всегда приводит к застою, низкому качеству и высоким ценам». В то же время опыт всех прошлых мобилизационных индустриальных рывков в разных странах показал, что протекционистские меры они применяли и именно госурегулирование и госпреференции были механизмами, стимулировавшими эти прорывы. Роль государства в экономике предлагается снижать, в перспективе приватизировать госкорпорации, «изменить всю идеологию государственного контроля за деятельностью бизнеса, резко ограничив эти функции».

«Если либеральные меры привели к негативному результату, то нужны нелиберальные меры. А вот об этом он (Путин) не говорит, — комментирует экономист Михаил Хазин. — Но он же сам сказал в своей статье в «Ведомостях», что либеральные меры привели к утрате российской промышленности и, соответственно, тотальным зависимостям от внешнего мира. Что он хочет? Либеральными мерами это отменить? Так не бывает».

Причиной такого решения объявляется косность госмашины, которая вынуждает предпринимателей вместо конкуренции между собой «договариваться» с властными структурами, у тех же в руках огромный аппарат всевозможных регламентов, схем, запретов и прочего, что и порождает повсеместную коррупцию. То есть фактически выбор в пользу либеральной модели объясняется тем, что за все прошедшие годы эффективного способа наладить работу государственной машины не удалось найти. В противном случае никакая ведущая роль государства не помешала бы нашей экономике быть привлекательной для бизнеса (пример Китая это хорошо подтверждает).

В то же время баланс госрегулирования и свободного рынка — главная задача и больная тема не только для России. В условиях мирового кризиса даже те страны, которые, казалось бы, давно сделали выбор в пользу либеральных моделей, пересматривают свои взгляды на роль госрегулирования. Так Уильям Уайт, председатель Комитета экономического развития и оценки ОЭСР, считает, что конфликты между госкапитализмом и свободным рынком будут продолжаться во всем мире. Надо признать и то, что западные страны заняты в целом сейчас скорее поиском механизмов контроля над свободными рынками, нежели их поощрением. Так, бывший британский премьер Гордон Браун полагает, что одной из причин нынешнего кризиса стал низкий уровень глобализации надзорных функций, то есть невозможность полноценного надзора за глобальными финансами. Но Владимир Путин в своем тексте пишет, что у нас ситуация обратная и нам все еще необходимо избавляться от излишнего веса государства в экономике.

Партнерство бизнеса и государства

Тем не менее в тексте есть предложения конкретных мер, которых давно ждут от государства сторонники его ведущей роли. Речь идет о том, что государство должно поддерживать крупные инфраструктурные проекты. В первую очередь это дорожно-транспортные проекты, развитие дорожной сети. Именно государство может начать эти программы, в том числе с участием частного бизнеса в формате государственно-частного партнерства. К этим мерам власть уже много лет призывают самые разные экономисты и эксперты.

Главный вопрос — эффективность расходов таких строек. Заявлен лозунг «Строить не дороже, чем наши соседи». Но всем известен уровень коррумпированности именно сферы дорожного строительства — обеспечить Россию дорогами, пока он останется таковым, невозможно. От государства нужны даже не деньги, а обеспечение нормальной честной конкуренции. Тогда даже в достаточно масштабные проекты строительства транспортных объектов будут включаться и частные инвесторы, в том числе и иностранные.

Приоритетными отраслями для российской экономики в тексте названы фармацевтика, высокотехнологичная химия, композитные и неметаллические материалы, авиационная промышленность, информационно-коммуникационные технологии, нанотехнологии, космос и атомная отрасль. Безусловно, у России есть все шансы на перспективное развитие в этих отраслях. Однако неясно, почему не упомянуто напрямую машиностроение и станкостроение. Вероятно, производить вышеуказанную продукцию можно и на иностранных станках, но все же страна таких масштабов, как Россия, не может всерьез считаться самостоятельным экономическим игроком без собственной машиностроительной базы.

Бизнес — частный и честный?

Инвестировать в научно-производственную базу и собственные НИОКР призывается российский капитал. «Расчистить поле для бизнеса, который готов побеждать в честной конкуренции, — это фундаментальная, системная задача», — пишет премьер. Но печальный опыт 90-х годов показал, что мотивация максимально быстрого извлечения прибыли, которую имеет большая часть нашего бизнеса, не очень-то соотносится с идеей кропотливого создания своих технологических ноу-хау. Хотя такие примеры тоже есть, что действительно вселяет надежды на национально ориентированный капитал. Однако тот же частный собственник без всяких угрызений совести продавал высокотехнологичное оборудование на металлолом, если такова была рыночная конъюнктура.

Здесь решающим является фактор, о котором почти не упоминают в перманентном споре «частников» с «государственниками» среди разнообразных экономических аргументов, — мотивация управленцев. Если, будь то в госкорпорации или в частной компании, все они озабочены лишь задачей максимизации личной выгоды любой ценой, даже ценой интересов клиентов, общества и государства, деятельность такой организации будет неэффективной для всех этих последних независимо от формы ее собственности. В то же время ответственные и стратегически мыслящие управленцы, как показывает опыт, при любых формах экономического устройства способны показывать впечатляющие результаты работы, приносящие пользу и им, и организации, и обществу в целом.

В дискуссии о свободном рынке и государстве постоянно в качестве аксиомы предлагается рассматривать всех игроков-предпринимателей исключительно как мотивированных лишь извлечением прибыли, вне социального и национального контекста. Бизнесу все равно где и как, и он уходит туда, где максимально выгодные условия. Но это верно лишь для одной модели капитализма — глобализированной. И бизнес, и предприниматели могут быть национально ориентированы и социально ответственны — разумеется, если государство создает им нормальные условия для работы. И если говорить об улучшении экономического климата, то он должен быть привлекательным именно для таких предпринимателей, а не просто для абстрактных капиталопотоков.

Откуда еще придут капиталы

Владимир Путин подтверждает, что Россия намерена и дальше активно развивать проект евразийской интеграции. «Россия последовательно пытается создать единый рынок со своими соседями. Рынок, где проникновение товаров и услуг не встречало бы никаких препятствий, не сталкивалось бы с неопределенностью условий, — пишет он. — Большой рынок ЕЭП повысит конкурентоспособность каждой из наших стран — мы исходим из этого». Однако надо учитывать, что даже на евразийском поле тот бизнес и инвестиции, которые планируется привлечь этими преимуществами, будет выбирать ту территорию, где созданы для него лучшие условия, меньше коррупция и т. п. И здесь на сегодня, например, у Казахстана успехи по созданию привлекательных для бизнеса условий работы выше, чем у России. Даже в рамках евразийской интеграции инвестиционная привлекательность нашей страны будет зависеть от того, справится ли Россия с коррумпированным монстром собственного госаппарата.

Еще один источник средств — деньги населения. Действительно, сегодня россияне предпочитают тратить свои средства или хранить деньги на сравнительно безопасных банковских счетах, а не нести их в фонды коллективного инвестирования. Путин прав, что в этом случае население не получает своей доли дохода от экономического роста, от увеличения капитализации экономики. Но население прекрасно понимает, что оно таким образом страхуется и от возможных убытков — падение рынков в России сегодня очень мало напрямую касается основной массы граждан. В то же время Путин предлагает вводить государственные механизмы обеспечения сохранности и даже доходности накопительных пенсионных счетов. «В России быстро растет средний класс, готовый вкладывать свои деньги в более качественное медицинское обслуживание, в лучшее жилье, в более высокие пенсии. Задача государства — чтобы его деньги не сгорели», — пишет он.

Взаимная зависимость

В статье обсуждается вопрос работы на нашем рынке иностранных компаний. Нельзя не признать, что в те же 90-е годы российский рынок, по сути, для зарубежных компаний был объектом выгодной колонизации. Сейчас предлагается переходить к модели равноправного партнерства.

Путин признает, что подлинное технологическое партнерство должно выходить за рамки размещения сборочных производств и даже развития научно-производственной базы приобретенных российских активов. Нужны те, «кто может принести свои связи, свое место на крупных международных рынках». При этом констатируется, что «продавая новейшие технологические разработки, фирма-поставщик, как правило, стремится оставить за собой все сколько-нибудь сложные элементы обслуживания оборудования и технологических процессов. Покупатель, таким образом, попадает не только в технологическую, но и в экономическую зависимость от поставщика≫.

Возможна ли в таком случае подлинная технологическая кооперация с иностранными партнерами? Премьер убежден, что да и что такая ≪взаимная зависимость укрепляет экономическую и политическую стабильность≫.

Однако такое партнерство имеет далеко не только экономический, но и геополитический аспект. Иностранный инвестор помимо своих бизнес-интересов представляет еще и интересы своего государства. В условиях ≪оранжевых угроз≫, противостояния по вопросам ситуации на Ближнем Востоке в ООН и прочих примеров откровенно недружеской к России позиции ряда западных игроков можно ли утверждать, что бизнес из этих стран будет стремиться к усиливающему Россию тесному технологическому партнерству?

Тем не менее Владимир Путин уже не первый раз призывает европейских партнеров к такой интеграции (можно вспомнить его публикацию на эту тему в немецкой газете Suddeutsche Zeitung в 2010 году, где он предлагал Европе создавать стратегические промышленные альянсы в сферах авто-, авиа- и судостроения, логистики, в атомной и космической отраслях, а также в фармацевтике и писал о том, что именно европейские технологии ≪в наибольшей степени соответствуют нашей производственной культуре и традициям≫, должны помочь модернизации российских промышленных предприятий). Очевидно, что Путин ориентируется не на всех ≪иностранцев≫, а на те силы, которые заинтересованы во взаимном усилении оси Европа —Россия, и в первую очередь речь, конечно, идет о Германии.

Презумпция добросовестности

Развернутое видение повышения инвестиционной привлекательности России Владимир Путин представил на Форуме Россия 2012. ≪Нам нужно сделать 100 шагов вперед — подняться со 120-го на 20-е место по условиям ведения бизнеса≫, — сказал он. И пообещал инвесторам максимально улучшить условия для работы — упростить требования к финансовой отчетности, ускорить сроки прохождения грузами таможни, отменить или максимально ускорить сроки получения всевозможных разрешений. Также обещана гармонизация законодательства с западными образцами, вовлечение предпринимателей в формирование требований к таможенным, налоговым, административным и другим процедурам, совершенствование судебной системы и создание института бизнес-омбудсменов, защищающих права бизнесменов. Все это базируется на принципе презумпции добросовестности бизнеса.