В сентябре 1999 г. компания «Маккинзи» обнародовала доклад с много значительным названием  «Экономика России: рост возможен». Насколько  мне известно, именно в этом исследовании, основанном на анализе большого объема микроданных и отраслевой статистики по 10 крупным секторам, впервые были предсказаны высокие темпы роста российской экономики в предстоящие годы. Сегодня можно утверждать, что прогнозы консультантов компании оказались достаточно точными ( в том числе в отраслевом разрезе), но тогда, 11 лет назад, они представили неожиданную, качественно иную оценку происходящих процессов, что сыграло заметную роль в переосмыслении перспектив экономического развития страны. Напомню, что это была осень 1999 года – шла вторая чеченская война, общество замерло в ожидании парламентских и президентских выборов, в экспертной среде доминировали пессимистические настроения.

  Статья «  “Локомотив” российской экономики», подготовленная С. Семенцовым  и его соавторами и публикуемая  в этом номере журнала, безусловно, не сопоставима с упомянутым докладом «Маккинзи». То был специальный проект с бюджетом более 1 млн долл., выполнявшийся в течение целого года. Его результатом стал доклад объемом 400 страниц, а «краткая презентация проекта» содержала 40 слайдов. Сейчас мы говорим о статье, подготовленной по личной инициативе группы экспертов КПМГ. Авторы специально подчеркивают, что она отражает только их собственную точку зрения, а компания лишь предоставила им доступ к внутрифирменной статистике.

  Тем не  менее материалы «Маккинзи» и экспертов КПМГ объединяет схожесть цели: дать обществу иной взгляд на происходящее. Причем так получилось, что в обоих случаях это происходит в условиях неопределенности. В 1999 г. такая неопределенность была связана с неясными перспективами оздоровления российской экономики. Сейчас она обусловлена влиянием глобального финансового кризиса. Доклад «Маккинзи» и статью экспертов КПМГ также объединяет схожесть методических подходов: в обоих случаях исследование проводилось на микроуровне и опиралось на анализ динамики конкретных рыеков и поведения большого числа компаний. Кроме того, подходы авторов характеризуются прагматичностью, они свободны от идейных, лоббистских или политических ограничений и обязательств.

 Такой взгляд  объективно способствует разрушению  сложившихся стереотипов. И лично для меня статья группы экспертов КПМГ о российских фирмах стала поводом задуматься над более широким вопросом, выходящим за рамки обсуждаемой статьи. А именно: какие же стереотипы (или мифы) глубоко укоренились в российском экспертном обществе и мешают поиску более эффективных институтов и формированию более эффективной экономической политики?

  Ниже выделены  и критически проанализированы  три таких стереотипа. Первый  из них непосредственно связан  с содержанием обсуждаемой статьи. Два других относятся к наиболее популярным экономическим темам, по которым с подачи экспертов свое мнение сегодня высказывают наши высшие государственные чиновники.  

Стереотип № 1: отсутствие инноваций и низкая конкурентоспособность  российских компаний

 Для экспертных  дискуссий последних лет характерно  стойкое убеждение, что уровень  инновационной активности в России  крайне низок, наши компании  неэффективны (за редкими исключениями, о которых пишет журнал «Эксперт»  в целях пропаганды предпринимательства), а наш экономический рост и повышение уровня жизни населения преимущественно основывается на высоких ценах на нефть. Соответственно с завершением нефтяного бума закончится и  наше экономическое процветание. Причем сказанное касается не только публичных выступлений в СМИ, но и серьезных совещаний в высоких кабинетах.

  Эта пессимистическая  точка зрения, на первый взгляд, подтверждается расчетами экспертов  Всемирного банка, выполненными  в рамках совместного проекта  с ГУ-ВШЭ. Согласно указанным  расчетам, производительность труда в российской обрабатывающей промышленности примерно в три раза ниже, чем в ЮАР, в два раза – чем в Польше, в 1,5 раза – чем в Бразилии, и лишь совсем незначительно превышает уровень Китая. Вместе с тем, как показали расчеты по той же базе данных, проводившиеся российской командой проекта, за этими средними цифрами скрываются очень большие разрывы в уровне производительности труда по добавленной стоимости между фирмами, действующими в одних и тех же отраслях. Так, в транспортном машиностроении подобный разрыв между 20% лучших и 20% худших фирм достигает 11 раз, в легкой промышленности – 16, а в деревообрабатывающей и пищевой – 24 раз.

  На практике  это означает, что даже в рамках  одной отрасли мы имеем дело  с совершенно разными экономическими агентами. Часть из них, создающая добавленную стоимость в размере 2000 руб. на 1 работника в месяц, в экономическом смысле уже давно должна была умереть. Тем не менее в силу разных причин эти фирмы продолжают свою «жизнь после смерти». Другая часть, напротив, уже сегодня является вполне конкурентоспособной по международным стандартам. При всех различиях в отраслевой конъюнктуре такие фирмы есть в каждой отрасли.

  Обсуждение  этих разрывов на одном из  семинаров в ГУ-ВЭ в 2009 г.  и послужило для С. Семенцова и его коллег стимулом к анализу внутрифирменной статистики КПМГ. Но прежде чем комментировать приводимые ими данные, надо сделать несколько методических замечаний.

  Во-первых, представляется  спорным однозначное утверждение,  что «клиент КПМГ=конкурентоспособная компания». Концерн Enron  и обанкротившийся американский банк Lehman Brothers тоже были клиентами ведущих международных аудиторских фирм. Тем не менее можно согласиться с авторами статьи в том, что при прочих равных условиях компании, впервые обращающиеся к услугам фирм «большой четверки» или заметно расширяющие свой вопрос на их услуги, вряд ли испытывают явный недостаток финансовых средств и находятся в состоянии банкротства.

  Во-вторых, можно  допустить, что между фирмами  «большой четверки» (как на многих олигопольных рынках) существует определенное разделение сфер влияния, и отсутствие той или иной отрасли в списке конкурентоспособных по версии КПМГ может объясняться тем, что ее ведущие фирмы обслуживаются в «Прайсвотерхаус Куперс», «Делойт» или «Эрнст энд Янг».

В-третьих, авторы оперируют исключительно относительными показателями и приростами. Как следствие, возникает известная неопределенность в интерпретации результатов: одно дело, когда цифры приростов по сектору основываются на данных о 50 компаниях, и совсем другое, если речь идет о трех фирмах. Последняя проблема связана с ограничениями на характер использования на характер использования данных со стороны КПМГ, и остается лишь надеяться, что в будущем ведущие аудиторские фирмы не только будут способствовать повышению прозрачности деятельности своих клиентов, но и сами станут более открытыми.

  Тем не  менее клиентская база КПМГ  по численности сопоставима с  масштабами выборки ГУ-ВШЭ и  Всемирного банка. А это означает, что по крайней мере сводные данные по КПМГ могут рассматриваться как отчасти представительные для российской экономики.

 Общие выводы  экспертов КПМГ  близки к результатам  обследований ГУ-ВШЭ и Финансовой  академии при Правительстве РФ:

• вопреки сложившимся стереотипам в России есть высокоэффективные компании;
• их численность сегодня измеряется сотнями;
• расширение удельного веса этих компаний в экономике ( что, по данным КПМГ, уже активно происходит) будет основой для высоких темпов развития страны в среднесрочной перспективе.

Здесь, однако, закономерно встает вопрос: как государство может способствовать указанному процессу? Или – в более широком контексте – что мешает развитию успешного бизнеса в России? В последнее время чаще всего приводят два стандартных ответа на этот вопрос: коррупция среди чиновников и высокие налоги.  

Стереотип № 2: коррупция как главная причина  неэффективности госаппарата и  препятствие для ведения бизнеса

О нарастании коррупции в последние годы регулярно  пишут СМИ, об этом говорят представители  объединения малого и среднего бизнеса «ОПОРА России», фонд ИНДЕМ приводит астрономические оценки взяток, призывы к борьбе с коррупцией уже не первый год звучат в публичных выступлениях Д. Медведева. В результате в дополнение к деятельности Национального антикоррупционного комитета и показательным арестам коррумпированных чиновников появилась разработанная правительством программа по борьбе с коррупцией, включающая такие меры, как ужесточение контроля за доходами и расходами госслужащих и судей и т. д. В то же время результаты последних обследований российских предприятий свидетельствуют о том, что значимость коррупции для разных категорий фирм неодинакова.

 Так, опрос  500 предприятий в восьми регионах  Европейской части России, проведенный  ГУ-ВШЭ в 2010 г. совместно с  профессором Т. Фраем из Колумбийского университета США, показал следующее. В сравнении с 2000 г., когда Т. Фраем в этих же регионах проводилось аналогичное обследование, абсолютные оценки коррупции ухудшились: если тогда ее, как серьезное и очень серьезное препятствие, отметила четверть фирм- респондентов, то теперь – каждая третья. Однако это происходило на фоне общего ухудшения оценок эффективности государства.

  Ухудшение  оценок коррупции частично может  объясняться тем, что возросла  общая требовательность бизнеса. В среднем по всем факторам ответ «значимое» и «очень значимое препятствие» в 2010 г. дали 34% респондентов по сравнению с 32% в 2000 г. Как и в 2000 г., мелкие предприятия сталкиваются с более серьезными проблемами. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Препятствия для развития бизнеса