Некоторые вопросы денежных обязательств в практике МКАС при ТПП РФ

В другом деле, разрешенном МКАС, эквивалентность уплаченной истцом суммы в клиринговых долларах США была определена в долларах США по курсу пересчета, предусмотренному Меморандумом о взаимопонимании правительств Российской Федерации и Ирана[13].

Также представляет интерес решение МКАС по делу, рассмотренному после введения в странах Экономического и Валютного союза (ЭВС) единой валюты – евро. Поскольку на день вынесения решения валюта (германские марки), в которой была определена стоимость акций, не применялась, эквивалент стоимости акций был определен на основании коэффициентов пересчета в евро национальных валют стран – участниц ЭВС, зафиксированных решением Совета Европейского союза № 2866/98/ЕС от 19.06.2000[14].

В связи с рассмотрением принципа номинализма в литературе в свое время указывалось на его диспозитивный характер: «если стороны предвидят возможность изменения ценности денег, они могут защитить себя специальными оговорками»[15] – договорными условиями, гарантирующими интересы кредитора по денежному обязательству на случай обесценивания валюты (падения платежной силы денег).

Как известно, характерной особенностью договоров, снабженных такого рода оговорками, является то, что сумма денежного обязательства исчисляется в иных, более стабильных единицах, нежели те денежные знаки, на уплату которых направлено обязательство. При этом приобретает значение различие между валютой долга и валютой платежа, т.е. денежными единицами, в которых выражена сумма обязательства, и теми, в которых должен быть произведен платеж.

На практике широкое распространение получили две разновидности валютных оговорок. Во-первых, валютная оговорка на базе текущего курса, когда валюта долга и валюта платежа определяются в одних и тех же денежных единицах, но цена товара и сумма платежа ставятся в зависимость от курса другой валюты, более устойчивой на момент подписания контракта («прямая» валютная оговорка). Применение такой валютной оговорки в настоящее время предусмотрено п. 4 ст. 6.1.9 Принципов УНИДРУА. Так, в случае неисполнения должником в срок платежа кредитор может потребовать произвести платеж в соответствии с применимым курсом обмена валюты, превалирующим либо в момент наступления срока платежа, либо в момент фактического платежа.

Споры, связанные с применением подобного рода валютных оговорок, встречались в практике МКАС. Так, рассмотрев требование истца о взыскании с ответчика курсовой разницы на дату предъявления иска в МКАС и на дату оплаты ответчиком сумм, взысканных решением МКАС по ранее рассмотренному делу между теми же сторонами, суд установил следующее. Согласно договору оплата по договору должна была производиться в российских рублях по курсу к доллару США, установленному ЦБ РФ на день совершения платежа. Учитывая, что курс доллара США, установленный ЦБ РФ на дату взыскания с ответчиком денежных сумм на основании ранее вынесенного решения, составлял 31,11 рубля, а на дату предъявления иска – 28,77 рубля, МКАС нашел расчет курсовой разницы, произведенной истцом, обоснованным и требование истца о взыскании с ответчика курсовой разницы – подлежащим удовлетворению[16].

Во-вторых, валютная оговорка, предусматривающая, что цена устанавливается в контракте в одной, более стабильной, валюте (например, в долларах США либо в условных единицах), а платеж – в другой (национальной валюте). В российском законодательстве примером такой валютной оговорки (гарантирующей интересы кредитора на случай обесценивания рубля во внутреннем денежном обороте) служит положение п. 2 ст. 317 ГК РФ, предусматривающее определение суммы платежа в рублях по официальному курсу соответствующей валюты или условных денежных единиц (ЭКЮ, «специальных прав заимствования» и т.д.). В этом случае подлежащая уплате в рублях сумма определяется по официальному курсу соответствующей валюты или условных денежных единиц на день платежа, если иной курс или иная дата его определения не установлены законом или соглашением сторон[17].

Следует отметить, что вышеназванный п. 2 ст. 317 ГК РФ неоднократно применялся МКАС при разрешении споров с участием предприятий с иностранными инвестициями. Так, когда на сумму денежного обязательства, подлежащую выплате в рублях, однако выраженную в соответствии с п. 2 ст. 317 ГК РФ в более устойчивой валюте либо условной денежной единице, начислялись проценты, выраженные в той же иностранной валюте (условной денежной единице), что и денежное обязательство, они подлежали выплате в рублях на основе официального курса соответствующей валюты[18].

В отечественной литературе уделялось внимание вопросам, связанным с использованием понятий «валюта долга» и «валюта платежа», в аспекте международного частного права. Так, определение суммы платежа в валюте, отличной от валюты места платежа, в свое время привело к появлению и широкому распространению в отдельных странах доктрины «закона валюты долга» – особого вида коллизионной привязки, предусматривавшей, что «тот, кто заключил договор в определенной иностранной валюте, тем самым в вопросах валюты подчинился правопорядку государства, которому принадлежит данная валюта».

Против использования на практике коллизионной привязки к праву «страны валюты долга» были высказаны справедливые возражения. В частности, Л.А. Лунц в свое время указывал, что иностранная валюта долга с точки зрения международного частного права имеет значение, аналогичное значению иностранной меры веса, употребляемой для определения количества подлежащего поставке товара. Таким образом, «валютная привязка», «валютный статус» не могут быть признаны видом формул прикрепления. Такой способ выражения валюты долга в совокупности с другими условиями сделки «… может служить выражением намерения сторон подчинить сделку в целом правопорядку этого государства или основанием для того, чтобы суд мог использовать указанные признаки в целях «локализации» договора»[19].

Этот вывод подтверждается современной международной торговой практикой. Согласно ранее упомянутой ст. 6.1.10 Принципов УНИДРУА если денежное обязательство не выражено в валюте страны, в которой производится платеж, то должник вправе использовать валюту страны платежа – на основе курса валюты долга в месте платежа (ст. 6.1.10 Принципов УНИДРУА).

Он также подтверждается практикой МКАС. В частности, при разрешении одного из споров было применено право Казахстана. Удовлетворяя исковые требования, МКАС пришел к выводу, что сумма задолженности, выраженная в российских рублях, подлежала уплате в казахских тенге (валюте места платежа) по курсу к российскому рублю (валюте долга), установленному Национальным банком Республики Казахстан на дату фактического исполнения ответчиком арбитражного решения[20].

5. Практически важным является вопрос: может ли введение государством тех или иных мер, устанавливающих валютные ограничения, рассматриваться как основание освобождения стороны по контракту от ответственности за неисполнение денежных обязательств? В последние десятилетия, в частности, он возникал в практике МКАС в периоды дестабилизации валютной политики, имевшей место в начале 90-х годов, и после дефолта 1998 г.

При характеристике денежных обязательств обычно отмечается их особенность, проявляющаяся в том, что никакая ссылка на невозможность их исполнения недопустима со стороны должника, поскольку, во-первых, исполнение денежного обязательства «объективно всегда возможно»: при невозможности погасить обязательство в обусловленной иностранной валюте из-за правил валютного контроля платеж может быть произведен в национальной валюте. Во-вторых, субъективная невозможность исполнения – отсутствие необходимых денежных средств – никогда не является оправданием невыполнения денежного обязательства. Кроме того, принудительное исполнение денежных обязательств легче осуществить, чем исполнение в натуре других обязательств: достаточно, чтобы у должника вообще было какое-либо имущество[21]. В этом аспекте представляет интерес спор между российской организацией и индийской фирмой, рассмотренный в соответствии с подлежащим применению российским правом. При разрешении указанного спора МКАС, приняв во внимание, что у ответчика (индийской фирмы) отсутствовали на территории России денежные средства, валютные ценности, движимое или недвижимое имущество, постановил выразить сумму, подлежащую взысканию в рублях, в индийских рупиях. При этом пересчет рублей в рупии был осуществлен по предусмотренному контрактом кросс-курсу: рупия-доллар США-рубль по котировке Резервного банка Индии (рупия-доллар США) и Центрального банка РФ (доллар США-рубль) на дату проведения платежа[22].

В свете рассматриваемой проблемы представляется важным учитывать общее положение ст. 79 Венской конвенции, предусматривающей в качестве основания для освобождения от ответственности «препятствие вне контроля стороны». Так, сторона не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств, если докажет, что это неисполнение было вызвано препятствием вне контроля и что от нее нельзя было разумно ожидать принятия этого препятствия в расчет при заключении договора либо избежания или преодоления этого препятствия или его последствий.

Данное положение Венской конвенции было воспроизведено в Публикации МТП № 421 «Форс-мажорные обстоятельства» (п. 1), приводящей перечень обстоятельств, отнесенных к «препятствиям вне контроля». Среди них названы действия властей (законные или незаконные), за исключением: а) тех, в отношении которых соответствующая сторона приняла на себя риск согласно условиям контракта (п. (д) § 2); б) необходимых для выполнения контракта одобрений, которые должны быть выданы государственными органами в государстве стороны, претендующей на освобождение от ответственности (§ 3).

Из этих правовых документов следует, что для освобождения стороны от ответственности принятые государством акты не должны зависеть от волеизъявления соответствующей стороны. В указанной публикации МТП, в частности, отмечалось, что не принимаются во внимание установленные государством ограничения, которые могут быть преодолены с помощью выдачи соответствующей стороне контракта лицензии или иных разрешений. В контракте при этом целесообразно определять сторону, которая должна быть ответственна за получение подобных разрешений, и сторону, которая несет риск отказа или отзыва лицензии.

В вышеприведенных положениях определены основания освобождения от ответственности, которые распространяются на случаи неисполнения любых обязательств, вытекающих из договора международной купли-продажи, включая денежные обязательства.

Учитывая особый характер денежных обязательств, Публикация МТП № 421 («Комментарии и замечания к оговорке о форс-мажорных обстоятельствах») специально указывает: «в том, что касается платежей, обязанность преодоления препятствия является абсолютной и необходимой, и условия освобождения применяются только в исключительных случаях» (п. 12).

С указанных позиций в МКАС рассматривались споры, в которых должник ссылался на невозможность исполнения денежного обязательства в связи с введением соответствующих мер государственного регулирования. При этом в каждом случае выяснялось, были ли ответчиком представлены доказательства того, что неисполнение обязательств обусловлено введением государством тех или иных мер, препятствующих исполнению платежей по контракту, и соответственно имела ли место «фактическая невозможность» вообще выполнить денежное обязательство (объективная невозможность), либо невозможность исполнения в лице данного должника (субъективная невозможность).

Интерес представляет следующий пример из практики МКАС. Так, на основании Постановления Президиума Верховного Совета Российской Федерации от 13 января 1992 г. «О Банке внешнеэкономической деятельности СССР» использование валютных средств, зачисленных на счета предприятий, организаций и учреждений во Внешэкономбанке СССР, было приостановлено с последующим возмещением этих средств под гарантии Правительства РФ, в том числе путем выпуска государственных облигаций в иностранной валюте, что затруднило расчеты указанных субъектов по внешнеторговым контрактам. По одному из дел, рассмотренных в этот период, МКАС, отклоняя доводы ответчика, возражавшего против удовлетворения иска, указал в мотивировочной части решения на следующее: «то, что платежи должны были осуществляться при посредстве Внешэкономбанка СССР, ни в какой мере не снимает ответственности с ответчика за исполнение им своей обязанности. Ответчик ссылается на свои многочисленные обращения в компетентные органы с целью добиться выделения ему валютных средств для расчетов с истцом, которые остались без ответа. Вместе с тем ответчик не представил каких-либо доказательств того, что им своевременно были приняты меры для оплаты своей задолженности. Замораживание же валютных средств на счетах предприятий, находившихся во Внешэкономбанке СССР, произошло уже после того, как наступила просрочка ответчика»[23].

При рассмотрении другого дела МКАС не счел возможным принять во внимание возражения ответчика против предъявленных ему требований о том, что он не выполнил денежное обязательство в связи с объявлением Правительством Российской Федерации моратория на период с 17 августа по 17 ноября 1998 г. и ростом курса доллара в течение этого трехмесячного периода в 4 раза. В мотивировочной части решения суд указал, что Заявление Правительства РФ и ЦБ РФ от 17 августа 1998 г. предусматривало среди прочего объявление с 17 августа 1998 г. моратория сроком на 90 дней на осуществление выплат по возврату финансовых кредитов, полученных резидентами РФ от нерезидентов РФ. Однако в рассматриваемом деле речь шла об особой ситуации, а именно об оплате ответчиком цены за полученный им товар иностранному импортеру, осуществленной, однако, не напрямую, а через банк, произведший эту оплату посредством аккредитива и требующий соответственно компенсации от истца. Само по себе указанное Заявление от 17 августа 1998 г., по мнению МКАС, не означало ни прекращения обязательств по любым платежам (в том числе в смысле правил ст. 417 ГК «Прекращение обязательства на основании государственного органа»), ни освобождения от ответственности перед кредитором[24].

[1] Дело № 83/1997, решение от 10.06.98 // Арбитражная практика за 1998 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 1999. С. 127–130.

[2] См.: Муранов А.И. Российское валютное право: регулирование статуса и деятельности адвокатов. М., 2006. С. 13.

[3] Дело № 62/1995, решение от 20.12.96 // Арбитражная практика за 1996–1997 гг. М., 1998. С. 136.

[4] Дело № 21/1995, решение от 23.12.96 // Арбитражная практика за 1996–1997 гг. С. 150.

[5] Дело № 185/2002, решение от 13.01.04 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2004 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2005. С. 3.

[6] Дело № 74/2004, решение от 09.12.04 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2004 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2005. С. 339.

[7] Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2000. № 7.

[8] Дело № 100/2002, решение от 19.05.04 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2004 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2005. С. 272.

[9] Дело № 215/1995, решение от 20.09.96 // Арбитражная практика за 1996–1997 гг. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 1998. С. 92.

[10] Лунц Л.А. Денежные обязательства в гражданском праве. М.: Статут, 1999. С. 162; Май С.К. Очерк общей части буржуазного обязательственного права. М., 1953. С. 32; Васильев Е.А. Валютно-финансовый кризис и международное право. М., 1982. С 38. См. также: Wolker U. The continuity of contracts in the transition to the third stage of Economic and Monetary Union // Common Market Law Review. Vol. 33. 1996. P. 1117.

[11] Об этом см., например: Wolker U. The continuity of contracts in the transition to the third stage of economic and monetary union. op. cit. P. 1117; Dunnett D. Some legal principles applicable to the transition to the single currency // Common Мarket Law Review. Vol. 33. № 6, 1996. P. 1133.

[12] Дело № 181/2003, решение от 07.07.04 // Практика МКАС: Научно-практический комментарий / Сост. и автор М.Г. Розенберг. М., 1997. С. 9.

[13] Там же. С. 227.

[14] Дело № 181/2003, решение от 07.07.04 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2004 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2005. С. 272.

[15] Васильев Е.А. Денежные обязательства и принцип номинализма в английском праве // http://law/edu.ru/doc/document.asp?docID=1135911

[16] Дело № 127/2003, решение от 15.02.05 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2006. С. 107.

[17] Соответствующие разъяснения по вопросу пересчета указанных денежных единиц в рубли были даны в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 4 ноября 2002 г. № 70 «О применении арбитражными судами ст. 140 и 317 Гражданского кодекса Российской Федерации» // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2003. № 1.

[18] эж-Юрист. 2001. № 25–26. С. 7; см. также: Розенберг М.Г. Из практики МКАС при ТПП РФ // Хозяйство и право. 2002. № 1. С. 55—56.

[19] Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. М., 2002. С. 230.

[20] Дело № 83/2004, решение от 07.12.05 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2005 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2006. С. 339.

[21] Лунц Л.А. Денежное обязательство в гражданском и коллизионном праве капиталистических стран. С. 311; Май С.К. Очерк общей части буржуазного обязательственного права. М., 1953. С. 151.

[22] Дело № 100/2002, решение от 19.05.04 // Практика МКАС при ТПП РФ за 2004 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М., 2005. С. 162–169. См. также: Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров: Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров. М., 2006. С. 283.

[23] Дело № 145/1994, решение от 04.12.95 // Практика Международного коммерческого арбитражного суда: Научно-практический комментарий / Сост. М.Г. Розенберг. М., 1997. С. 182.

[24] Дело № 172/2000, решение от 25.07.2001 // Международный коммерческий арбитраж. 2004. № 1. С. 132.