Проблемы глобального виртуального пространства

МИНИСТЕРСТВО  ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ 

Кафедра истории, культуры и социологии 
 
 

Реферат по культурологии

на  тему:

«Проблемы глобального виртуального пространства» 
 
 
 
 
 
 
 

Выполнил:

студент группы ИИТ-173

Кезалов Н. А.

Проверил:

доцент, кандидат исторических наук

Ситникова О. И. 
 
 

Волгоград 2011

Содержание

Введение……………………………………………………………………стр. 3

Понятия «культура», «виртуальный»…………………………………...стр. 4

Языковая  проблема, проблема психическая……………………………стр. 5

От средневековья  до наших дней………………………………………...стр. 6

Проблема  «машина и мышление»……………………………………….стр. 8

Заключение…………………………………………………………………стр. 14

Список  использованной литературы…………………………………….стр. 15 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение 

Важнейшим следствием виртуализации культуры, в частности, является изменение  ценностных ориентиров. Творимая виртуальная  реальность меняет представления о  ценностях и идеалах, приобретая нравственно-этическое и аксиологическое  звучание. Так, с превращением виртуальной реальности в актуальную, с преодолением разрыва между действительным и виртуальным существованием человека связывают осуществление идеалов. Именно этические проблемы представляются тем порогом в сознании, перешагнув который современный человек уже не способен контролировать любовь и доверие к компьютеру. Современные компьютерные технологии выводят человека не только за рамки его физических возможностей, но и за рамки морально-этических норм. Виртуализация обыденной жизни приводит к «концу всяких идеологий», предсказанных Д. Беллом. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

1.  Понятия «культура», «виртуальный». 

Под культурой  мы понимаем национальные привычки, традиции, приверженность к какой-либо религии, поведение в обществе, в том  числе в учебных заведениях, взаимоотношения в семье, всё то, что находит определенное отражение в памятниках культуры: живописи, архитектуре, скульптуре, музыке, танцах, литературе и научных достижениях.

При этом необходимо помнить, что, как заметил  американский неофрейдист Карен  Хорни «поведение, считающееся нормальным в одних культурах, вовсе не признаётся таковым в других».

С появлением компьютеров и развитием компьютерных сетей появилось понятие виртуального пространства.

Слово виртуальный означает (лат. virtualis) (англ. virtual reality) мнимая реальность, имитация реальной обстановки с помощью компьютерных устройств (звуком, зрительными образами, например, сенсорными перчатками). Виртуальная или оперативная память компьютера является быстродействующим устройством. Преимущество её в высокой скорости записи и считывания данных. Однако, эта память имеет недостатки – ограниченный объём, и при выключении компьютера оперативная память очищается. Преодоление этих недостатков заключается в подключении дополнительных устройств и сбрасывании данных с логического диска на какие-либо носители информации – жёсткие или гибкие диски [5].

Никакая виртуальная культура не существует сама по себе. Она является отражением одной или нескольких реальных культур. При этом понятие культуры в узком  смысле (музыка, живопись, театр и др.) не может быть оторвано от науки, научной культуры. 
 
 

2.  Языковая проблема, проблема психическая. 

Появление компьютерных сетей и в особенности  Интернета позволяет людям различных  культур общаться друг с другом. И здесь возникает первая проблема – языковое взаимодействие. В настоящее время эта проблема решается тем, что тот, кто идёт впереди в разработке компьютерной техники, тот и диктует язык, язык этого народа становится преобладающим в общении, в настоящее время это – английский язык. При этом мы должны различать два подхода к любому явлению: идеографический - изучение данного явления как уникального и номотетический - подход, направленный на выявление общих закономерностей свойственных наукам о природе.

Безусловно, что в психике каждого человека эти подходы тесно связаны. Достаточно вспомнить хотя бы Исаака Ньютона – великого учёного и одновременно глубоко верующего человека. Или Георг Кантор – создатель теории множеств в математике, – который считал, что математические истины ему открывает Бог. Здесь невольно вспоминается ещё один великий математик – Гаусс, который говорил: «Мои результаты мне давно известны, я только не знаю, как я к ним приду». Здесь мы должны обозначить вторую проблему: проблему психического в формировании, как научного знания, так и культурных привычек (здесь же проблема воспитания). И сразу же нужно подчеркнуть, что одно от другого неотделимо. Это хорошо видно на следующем примере.

В формировании арабской культуры (которая в последующем  сыграла определённую роль в формировании европейской культуры и науки) большую роль сыграла в VIII – XIII веках династия Аббасидов [2]. В эти годы в Багдад прибывали караваны верблюдов, навьюченные книгами, написанными чуть ли не на всех языках. Тысячи переводчиков переводили  их на арабский язык и тем стимулировали формирование собственной культуры, философии и науки, в особенности физико-математической и медицинской. Арабская культура способствовала расцвету испанско-еврейской образованности после завоевания арабами Пиренейского полуострова в 711 г. Этот расцвет оказал влияние и на христианскую культуру в Европе [6]. 

3.  От средневековья  до наших дней. 

Говоря  об арабском влиянии на европейскую  культуру, мы невольно обращаемся к  средним векам, когда человечество установило, что кроме христианской действительности, сердцевиной которого является  божественное откровение, есть ещё и другая действительность, открываемая в материальном опыте, то есть «объективная» действительность, воспринимаемая нами посредством чувств или экспериментов в процессе исследования природы. Однако при этом проникновении в новую область действительности основные формы мышления остаются неизменными. Мир состоял из вещей, находившихся в пространстве и изменявшихся во времени в соответствии с законом причинно-следственной связи. Кроме этого, существовала ещё духовная область, то есть действительность нашей собственной души, которая отражает внешний мир, подобно более или менее правильному зеркалу. Хотя эта действительность Нового времени, картина которой давалась естествознанием, и отличалась от христианской действительности, она, тем не менее, изображала божественный мировой порядок, в котором люди, с их делами и поступками, стояли на твёрдой почве и не сомневались относительно смысла своей жизни.

Но эта  картина мира была отвергнута в XX столетии. В той мере, в какой практическая действительность выдвинулась на первый план в картине мира, основные формы мышления стали терять своё значение. Даже время и пространство стали предметом опыта и потеряли своё символическое значение. В науке всё более и более приходили к выводу, что наше понимание мира не может начинаться с некоторого определённого знания, что оно не может быть построено на каком-то незыблемом основании и что всё знание, так сказать, стоит над бездонной пропастью.

Этому развитию в области науки, в жизни  человека, вероятно, соответствует  всевозрастающее ощущение относительности  всех ценностей; такое ощущение, возникшее  несколько десятилетий назад, в  конце концов, может привести к  скептицизму, с его вечным вопросом отчаяния: «Зачем?» Так развивается нигилизм. С этой точки зрения жизнь представляется бессмысленной или в лучшем случае приключением, которое с нами случается независимо от наших действий. Наихудшей формой нигилизма, с которой мы встречаемся в настоящее время во многих частях мира, является иллюзионистический нигилизм, как назвал его недавно немецкий физик Вайцзеккер, нигилизм, полный иллюзий и самообмана.

Характерной чертой любого нигилистического направления  является отсутствие твёрдой общей основы, которая направляла бы в каждом случае деятельность личности. В жизни отдельного человека это проявляется в том, что человек теряет интенсивное чувство правильного и ложного, иллюзорного и реального. У людей, работающих с ПК, понимающих, что они работают в виртуальном пространстве, в случае неустойчивых характерологических черт личности появляется вполне реальная боязнь компьютера. И как на фотографической плёнке под действием проявителя, это свойство лучше выявляется у человека с алкогольными или наркотическими пристрастиями. 
 
 
 
 
 
 
 

4.  Проблема «машина  и мышление». 

Такое изменение воззрения людей, по-видимому, некоторым образом связано с  развитием научного мышления. При  этом, учитывая современное состояние  кибернетики, мы переходим к проблеме «машина и мышление», и нужно сразу же отметить, что эта проблема является не только и не столько технической или математической, сколько социологической и этической.

Практическая  невозможность обучения машины выбору решений в соответствии с исторически  сложившимися нормами нравственности налагает определённые ограничения на перспективы использования вычислительной техники. Развитие и применение искусственного интеллекта должно быть ограниченно выбором решений в областях человеческой деятельности, не требующих мудрости, не посягающих на условия жизни последующих поколений. Ещё Н. Винер в своей последней работе «Творец и робот» предупреждал, что бездумное развитие и использование вычислительной техники грозят порабощением человечества. Винер провозглашает «машине машинное, человеку человеческое» [7]. К сожалению, не все деятели, которым «отец кибернетики» адресовал свои предостережения, деятели, определяющие направление развития и применения искусственного интеллекта, разделяют это мнение основоположника кибернетики. Опасность передачи машине противопоказанных ей функций существует.

Позаимствуем  из книги Дж. Вейценбаума [1] высказывания нескольких апологетов глобального  использования искусственного интеллекта, которым автор присвоил кличку искусственных  интеллигентов.

Директор  ведущей американской вычислительной лаборатории (его имени Вейценбаум не называет) в документе, обосновывающем перспективные исследования, говорит, в частности, что «…вычислительная машина включила себя и, несомненно, будет  продолжать включать себя в осуществление большинства функций, имеющих фундаментальное значение для существования, защиты и развития нашего общества…» [1, с. 309]. Предполагается, следовательно,   что    машине    будет   доверено, в частности, и решение вопросов добра и зла, войны и мира. Цитируя этот документ, Вейценбаум указывает, что в нём нет и намёка на вопрос, хотим ли мы такого будущего. Этот вопрос просто не подлежит обсуждению.

Американский  специалист по искусственному интеллекту Г. Саймон в 1960 г. предсказал: «В очень  близком будущем мы добьёмся технической  возможности возложить на машины все функции, выполняемые человеком  в организации» [1, с. 311].

Профессор Джей Форрестер идёт ещё дальше: «Величайшая неопределённость, свойственная мысленным моделям, заключается в невозможности предвидеть последствия взаимодействия отдельных частей системы. Эта неопределённость полностью ликвидирована в машинных моделях» [1, с. 315].

Специалист по искусственному интеллекту профессор Массачусетского технологического института М. Минский торжественно заявляет: «При жизни нашего поколения… останется лишь немного интеллектуальных задач, которые будут не под силу машинам: проблема создания «искусственного интеллекта» будет в основном решена» [3, с. 2].

Может показаться, что всё в этих высказываниях  верно. Но это обманчивое впечатление. Оценки сложности процедур передачи функции естественного интеллекта искусственному без ущерба для шкалы  человеческих ценностей приводят к однозначному выводу: затраты ресурсов, в частности временных, на безболезненную передачу интеллектуальных, сугубо человеческих функций машине превышают величины, о которых можно серьезно вести речь. Как не вспомнить при этом сакраментальный ответ Ж.Ж. Руссо на вопрос: способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов? Говорили ведь в старину: кто успевает в науках, но отстаёт в нравах, тот больше отстаёт, чем успевает.

В цитируемой книге Вейценбаума приводится ещё  ряд высказываний «искусственных интеллигентов», которые считают

невозможным доверять человеческому мозгу и  нечёткому человеческому языку  и ощущают необходимость в  создании вычислительных машин, «на  которые можно полагаться». Цитируя  высказывания «мессий от техники» о преимуществах машинного языка над человеческим, Вейценбаум восклицает: «Остаётся только удивляться, что этот обычный язык… до сих пор существует. И если столь очевидно, что любые понятия и отношения можно перевести в термины машинного языка, то почему же лингвисты, например Хале, Якобсон, Хомский, всё ещё так упорно бьются над своими проблемами? И почему ещё существуют поэты?» [1, с. 320].

Здесь уместно добавить, что автор этих слов не «гуманитарий», а «технарь». Вейценбаум составил в 60-х годах  программу «Элиза», позволяющую имитировать первичное обследование пациента психотерапевтом. Вейценбаума поразило, что квалифицированные психиатры и образованные инженеры всерьёз решили, что подобная программа может стать основой автоматизированной психотерапии и, в частности, решает задачу понимания машиной естественного человеческого языка. Тревожное чувство остаться непонятным заставило его взяться за перо.