Концепция игровой культуры в работах Й. Хейзинга

Концепция игровой  культуры в работах Й. Хейзинга

. Характер и значение  игры как явления культуры 

Раскрытие игровой  концепции культуры, сформулированной Й. Хейзингом предполагает прежде всего определить, что автор вкладывает в понятие игры, в чем видит её характер и значение как явления культуры.

В первую очередь  надо сказать, что игра, с точки  зрения исследователя, гораздо старше культуры, так как понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные “не дожидались появления  человека, чтобы научить их играть”(21, С.21).

Игра переходит  границы чисто биологической  или чисто физической деятельности, так как уже в наипростейших  формах, в том числе и в жизни  животных, игра есть нечто большее, чем чисто физиологическое явление, либо физиологически обусловленное  психическая реакция. Исследователь  указывает, что в игре есть нечто, выходящее за пределы непосредственного  стремления к поддержанию жизни. Как бы это не называлось, в любом  случае, эта целенаправленность игры являет на свет некоторую нематериальную стихию, включенную в сущность игры.

Психологи и физиологи  стремятся проникнуть в самое  тело игры, не проявляя интереса к её эстетическим особенностям, поэтому  изначальные качества игры ускользают от описаний. Например, накал игры нельзя объяснить никаким биологическим  анализом - а в этом состоит сущность игры. Автор правомерно ставит вопрос: природа могла бы дать своим отпрыскам  такие полезные функции, как высвобождение  энергии, расслабление после затраты  сил, приготовление к суровым  потребностям жизни и компенсация  несуществующих желаний, всего-навсего  в виде механических упражнений и реакций, так почему же она дала игру, с её напряжением, радостью, потехой? Такой элемент игры, как шуточность сопротивляется любому анализу, любой логической интерпретации. Этот элемент определяет сущность игры. 

Й. Хейзинга доказывает, что игра относится к области иррационального, так как игра простирается на животных и на человеческий мир, она не может быть обоснована никакими рационалистическими связями. Ведь укоренённость в рассудке означало бы, что её пределы - человеческий мир. Существование игры не связано ни с какой-либо ступенью культуры, ни с какой-либо формой мировоззрения “Игра, какова бы ни была её сущность, не есть нечто материальное”(21, С.23). Даже у животных она  вырывается за границы физического существования. С точки зрения мира, мыслимого как детерминированный, то есть как чисто силовое взаимодействие, игра есть нечто избыточное. Лишь с вторжением духа, который сводит на нет эту детерминированность, наличие игры становится возможным, мыслимым, постижимым.

Существование игры утверждает сверхлогический характер положения в космосе: животные могут играть, следовательно, они нечто большее, чем механизмы; человек играет и знает, что он играет, следовательно, он нечто большее, нежели разумное существо, так как игра неразумна.

“Очищая” понятие  игры от игры в жизни животных и  в жизни детей, рассматривая её там, где биология и психология её не затрагивают, Й. Хейзинга дает понятие игры в культуре следующим образом: игра предстает как некая заданная величина, предшествующая самой культуре, сопровождающая и пронизывающая её от истоков, вплоть до той фазы культуры, которую  в данный момент переживает сам наблюдатель (21,С.24).

Наиболее заметные первоначальные проявления общественной деятельности человека уже пронизаны игрою: например, язык, это первейшее и высшее орудие, которое человек формирует, чтобы иметь возможность сообщать, обучать, править (1). С помощью языка человек возвышает вещи до сферы духа. Поэтому “всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть ни что иное как игра слов”(21, С.24). Пронизан игрою и миф, который тоже “есть образное претворение бытия, только более подробно разработанное, чем отдельное слово”(21, С.24). Так же и культ: ведь ранние общества совершали свои свяшеннодейтсвия в ходе чистой игры. Далее Хейзинга делает немаловажный вывод: в мифе и культуре зачинаются великие движущие силы культурно жизни - право и порядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство, поэзии, ученость, наука;   таким образом, все они уходят в ту же почву игровых действий.

В игре мы имеем дело с такой функцией живого существа, которая полностью может быть столь же мало определена биологически, как логически или этически. Понятие  игры остается в стороне от всех остальных интеллектуальных форм, в  которых можно было бы выразить структуру  духовной и общественной жизни.(4, С.48).

Всесторонне изучение феномена игры позволило Й. Хейзинге выделить следующие её признаки:

- игра - свободное  действие: игра по принуждению  не может оставаться игрой;

- игра не есть  “обыденная” или “настоящая”  жизнь. Игра - это выход из такой  жизни в преходящую сферу деятельности  с её собственными устремлениями.  Всякая игра способна во все  времена полностью захватывает  тех, кто в ней принимает  участие. Недооценка игры граничит  с переоценкой серьезности. Характер  игры не обусловлен посторонними  интересами: не будучи обыденной  жизнью, она стоит вне процесса  непосредственного удовлетворения  нужд и страстей. Она прерывает  этот процесс, и располагается  в сфере более возвышенной,  нежели строго биологическая  сфера процесса пропитания - спаривания - самозащиты;

- третий, отличительный  признак игры - замкнутость, ограниченность. Она “разыгрывается” в определенных  границах места и времени. Её  течение и смысл заключены в ней самой;

- игра устанавливает  порядок, она сама есть порядок  - и этот порядок непреложен. Эта  глубокая связь с идеей порядка  есть причина того, почему игра  в столь значительной мере  лежит в области эстетического.  Игра склонна быть красивой. Термины, которые применяются для обозначения элементов игры большей частью лежат в сфере эстетики: напряжение, равновесие, колебания, чередования, контраст, вариация, завязка и развязка, разрешение;

- следующий признак  игры - напряжение. Именно элемент  напряжения сообщает игре то  или иное эстетическое содержание, ведь напряжение игры подвергает  силы игрока испытанию: его  физической силы, упорства, изобретательности,  мужества, выносливости, а также  духовной силы, так как он, обуреваемый  желанием выиграть, вынужден держаться  в рамках дозволенного;

- в каждой игре - своим правила. Ими определятся,  что должно иметь силу в  выделенном игрою временном мире. Правила игры бесспорны и обязательны,  и не подлежат никакому сомнению, ведь стоит какому-либо игроку  отойти от правил и мир игры  тот час же разрушится;

- немаловажным признаком  игры Й. Хейзинга  признает то, что играющие создают новое сообщество - группу, которая сохраняет свой состав и после того, как игра закончилась;

- наконец, последняя  отличительная черта игры - её  обособленность, выраженная в таинственности. В подтверждении своей мысли  Хейзинга приводит в доказательство игры первобытных народов, например, обряд инициации, окруженный таинственностью, недопущением женщин к участию в них и т.д. Также инобытие и тайна игры выражается в переодевании, когда надевшие маску, выражают совсем другое существо.

Таким образом, игра, с точки зрения игровой концепции  культуры Й. Хейзинги,  это некоторая свободная деятельность, которая осознается как “ненастоящая”, несвязанная с обыденной жизнью, но, тем не менее, могущая полностью захватить играющего; которая не обуславливается никакими ближайшими интересами (материальными или доставляемой пользой); которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядочена и в соответствии с определенными правилами, и вызывает к жизни общественные объединения, стремящиеся окружить себя тайной или подчеркивает свою необычность по отношению к прочему миру своеобразной одеждой и обликом (21, С.31-32).

Функция игры здесь  сводится к двум аспектам: игра - это  борьба за что-то или показ этого  что-то. Обе эти функции могут  и объединятся, так как игра “показывает” борьбу за что-то, или  же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше других..

“Показывать” или  “представлять” - значит “ставить перед  глазами”. Это, может быть, простой  показ перед зрителями чего-либо данного самой природой (у животных), у детей эти представления  наполнены образами (7,10,23). Однако, Й. Хейзингу больше всего интересует духовный элемент в священных культовых представлениях. “Священное представление - это больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение; это - мистическое претворение (21, С.33). Участвующие в культовом действии убеждены, что оно претворяет в жизнь некое благо. Интересно, что такое представление сохраняет все формальные признаки игры, но с концом игры его действие не прекращается, а продолжает действовать в обыденном внешнем мире.

Итак, чем же определяется внутренняя связь культа с игрою? Пространственная выхваченность этой деятельности из обыденной жизни, то есть отгороженность от священного места есть первый признак сакрального действия (20). Для священнодействия характерно то, что жертвоприношение происходит на священном месте, также, как, например, отправление правосудия. Для игры тоже характерна отгороженность: ипподром, теннисный корт и т.д. это общее сходство объясняется следующим образом: отвести от святилища пагубные воздействия, которые могут ему угрожать из вне. Таким образом, освященное действие формально совпадает с игрой.

Й. Хейзинга пытается определить границу между священным действие и игрою: игровое настроение по своему типу изменчиво - в любую минуту может вступить в свои права обычная жизнь. Совсем по-другому обстоит дело с настроением священных празднеств, прервать которые нельзя. И все же, священная игра, столь необходимая для блага общества, чреватая космическим видением и социальным развитием, всегда лишь игра, деятельности которой протекает вне и поверх сферы трезвой обыденной жизни с её нуждой и серьезностью.  

Литература 

1. Берлянд И.Е. Игра как феномен сознания. Кемерово, 1992.

2. Гуревич П.С. Культурология. - М.. 1998.

3.Устименко В.Ф., "Место и роль игрового феномена в культуре // Филосовские науки", 1980 г., №2, стр. 69 – 77.

4.Хейзинга Й. Homo Ludens; Статья по истории культуры, М., 1997

5.Хейзинга Й., "В тени завтрашнего дня", Homo Iudens. М.,1992