Автор: Пользователь скрыл имя, 15 Марта 2012 в 21:22, реферат
Возрождение отделено от нас несколькими столетиями. Тем не менее опыт этой далекой культуры, которая отличалась напряженным интересом к человеку, полезен нашему современнику. В этом опыте есть и вера в человека, в его добрую волю и разум, и восхищение человеческими талантами и свершениями, и пристальное, словно под микроскопом, изучение человека (его психологии, этики, социальной жизни), и высокая нравственная проповедь, и горькие раздумья над тем же человеком и его деятельностью на земле, звучащие как бы предостережением будущим поколениям, и образное воплощение в искусстве духовной и телесной красоты человека.
ВВЕДЕНИЕ
1. Человек в литературе итальянского Возрождения.
2. Английская возрожденческая литература.
3. Изобразительное искусство Возрождения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Список литературы
Великий гуманист, живший в эпоху перелома в истории Англии, он видел обречённость мира феодализма и в то же время остро сознавал, что нарождающийся буржуазный мир с его отношениями, основанными на власти денег, бесконечно чужд тем высоким идеалам, о которых мечтали лучшие люди эпохи Возрождения. Эта глубина постижения исторической правды — источник могущества Шекспира и вместе с тем источник той скорби, того чувства безвыходности и безвременья, которые нашли отражение в его трагедиях. И всё же Шекспир не терял веры в неисчерпаемые возможности человека, веры в будущее. Он славил высокие чувства и подлинно человеческие качества — любовь и дружбу, разум и стремление к знанию, верность и мужество.
Его передовые идеалы гуманиста во многом отражали собой мечты народа о правде, сокрушающей вековую ложь, о справедливости, которая должна победить произвол и насилие, царящие в мире.
Именно потому он достиг таких вершин реалистического искусства и создал произведения громадной художественной силы, которые стали поистине бессмертными.
Когда говорят: «искусство Возрождения», — какие ассоциации возникают прежде всего? Вспоминаются лица. Лица крупным планом, высветленные, отчеканенные с четкостью медали, иногда замечательно красивые, иногда неправильные, но всегда значительные. Непохожие одно на другое, но имеющие нечто общее; очень индивидуальные, но внутренне до конца нераскрытые и потому немного таинственные. Вспоминаются чернокудрые флорентийские юноши, тонкие женские профили с большим открытым лбом, надменное лицо Джулиано Медичи на портрете Боттичелли с полуопущенными веками, с чуть заметной холодной улыбкой; полные яростной энергии головы кондотьеров у Донателло и Верроккьо, грозно-прекрасный лик микеланджеловского Давида, — непременно вспомнится ускользающая от всех толкований, непостижимо спокойная Мона Лиза. Между тем итальянское Возрождение художественно выразило себя не только и даже не главным образом в портретах. Оно создало новый чисто светский архитектурный облик городов, населило города статуями, а стены дворцов и капелл покрыло росписями; в росписях и картинах запечатлело, через призму евангельских и мифологических сюжетов, зрелище жизни этих процветающих городов — от блестящих кавалькад и празднеств до кельи ученого-гуманиста. И если все же искусство Возрождения ассоциируется в первую очередь с особым типом лица человеческого, то это, может быть, потому, что в основе всех его новаторских открытий лежит открытие личности. Осознание ее достоинства и ценности, ее возможностей составляет существо ренессансного гуманизма в широком и общем смысле. Он продолжает, в новых исторических условиях, традицию античного гуманизма, но и очень отличается от него, так же как волевой, предприимчивый человек начинающейся буржуазной эпохи отличается от человека древнего мира. Возможность самому, своей волей «выковать свой образ» не снилась самым смелым античным умам: римские стоики лишь призывали «хорошо сыграть роль», предопределенную человеку. Человеку — представителю победоносного, разумного и прекрасного рода — спело гимн искусство древности. Человека неудовлетворенного, жаждущего недосягаемой справедливости, раскрыло средневековое искусство. Но образ волевого, интеллектуального человека — творца своей судьбы, творца самого себя — создало только Возрождение. Этот образ, героизированный, идеальный по своей сущности, был внушен реальным содержанием эпохи: в этом его истинность, его реализм. На самом деле это была эпоха не для слабых душ, наполненная напряженными классовыми битвами и кровавыми междоусобиями; ее деятели стремились к власти, не останавливаясь перед средствами, вплоть до кинжала наемных убийц; ростовщики делали головокружительную карьеру, политики не брезговали циничными методами, открыто провозглашенными Макиавелли: сила — основа права. Вместе с тем это была эпоха бурного творческого подъема, освободившаяся от гипноза церковной схоластики, жаждущая познать и понять мир, каков он действительно есть, эпоха больших открытий, которая «нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености».[6]
К ренессансному этапу естественно подводила сама логика развития средневековых городов, логика борьбы городских коммун против феодальных сеньоров. Люди эпохи Возрождения, первые Адамы буржуазного мира, - это разносторонние, деятельные, живущие всеми интересами своего времени. Это были все те же люди третьего сословия, теперь одержавшие экономическую и политическую победу, прямые потомки средневековых бюргеров, которые, в свою очередь, вышли из средневековых крепостных, переселившихся в города. Из крепостных средневековья вышло свободное население первых городов; из этого сословия горожан развились первые элементы буржуазии. Ей соответствует такая же нить развития искусства.
В искусство теперь вторгается пёстрая, многокрасочная предметно-чувственная сторона реального мира. Художники и писатели, зодчие и скульпторы проявляют исключительный интерес к гармоничности, изяществу и красоте чувственно воспринимаемой действительности
Молодой буржуазный класс, который был главным действующим лицом эпохи, многим отличался от своих средневековых предшественников. Он твердо стоял на земле, верил в себя, богател и смотрел на мир другими, трезвыми глазами. Ему все более чужд становился трагизм мироощущения, пафос страданий, эстетизация нищеты — все то, что отражалось в искусстве средневекового города. Росло уважение к земному человеку, который побеждает, принимая мир как он есть, пользуется радостями бытия и испытывает упоение в бою, не впадая в экстаз отчаяния и религиозный экстаз. И в борьбе, и в научных поисках, и в мирских делах торговли и обогащения, и в мирских наслаждениях эти люди черпали ощущение полноты жизни, бьющей через край. Широкий диапазон человеческих возможностей выявлялся наглядно, и активность личности была велика, так что казалось, будто от ее волевого усилия зависит все. Это была историческая иллюзия, сменившая иллюзию рока, — плодотворная, двигающая человечество вперед, но все же иллюзия. Эстетический идеал Ренессанса, образ самого себя создающего, «не ведающего стеснений» универсального человека, был не столько прямым отражением эпохи, сколько ее идеальным излучением, ее великой мечтой, завещанной грядущим векам. Но в искусстве он обретал живую плоть и кровь. Люди в изображении ренессансных художников выглядят одновременно и совсем живыми и необыкновенными, как бы переведенными в какой-то высший, монументальный план бытия. И не здесь ли причина того, что искусство Возрождения с его приверженностью к современному и земному, с его культом «зеркального» подобия внешнего мира все же упорно избегало современных сюжетов и продолжало пользоваться традиционной мифологической призмой? Благодаря этой призме современное возводилось в ранг вечного, житейское приобщалось к героическому, утверждалась «богоподобность» реального человека.
Ренессансные мастера занимались всевозможными "формальными проблемами" очень усердно, проблемы эти выдвигала общая гуманистическая концепция искусства, увлеченно и страстно исследующая мир. Из этой концепции вытекало и то, что мы называем теперь «светским», «мирским» характером искусства, который, однако, еще не означал полной безрелигиозности. Было бы наивно думать, что религиозные сюжеты (их в ренессансном искусстве не меньше, чем в средневековом) являлись чистой условностью. Для людей Возрождения, так высоко ценивших свои собственные возможности и так дороживших миром, где они жили, дистанция между реальным человеком и богом сильно сократилась, в искусстве же дошла до почти полного исчезновения грани. Все, что они любили и чем любовались в жизни — доблесть и энергию своих мужей, мудрость стариков, нежность детей, красоту и кротость женщин, а также свой пейзаж с тонкими силуэтами пиний на фоне голубых холмов, свои нарядные дворцы, башни и просторные площади, — все, вплоть до изысканных женских причесок, богато расшитых тканей и великолепной сбруи коней, они считали достойными атрибутами священной истории. Обоготворяя настоящее, они стремились представить его в ореоле наибольшего совершенства: если женщина — то прекраснейшая из прекрасных, если апостол — то мудрейший из мудрых, если пир — то с самыми обильными яствами, если битва — то предельно яростная.
Даже вполне благочестивые живописцы, как бывший монах Филиппо Липни или кроткий Перуджино, учитель Рафаэля, писали богоматерь со своих жен и любовниц, сохраняя портретность; иногда мадоннами оказывались известные всем в городе красивые куртизанки. Художники усаживали своих сограждан и самих себя за трапезу в Кане Галилейской, переносили сцену рождения Марии в интерьер богатого итальянского палаццо. Мирской дух искусства кватроченто сказался и в откровенном культе чувственной красоты и грации. Эротики в позднейшем понимании слова у ренессансных художников нет — для этого у них слишком много душевного здоровья. Есть чистая, опоэтизированная чувственность. С обычным своим пристрастием к классификации и системе ренессан-ные теоретики классифицировали и виды красоты.
Флорентийский живописец Сандро Боттичелли — самый замечательный художник позднего кватроченто. Он отразил ее сложные перепутья. Созданные им образы — всегда где-то на грани «бестелесной красоты» и утонченной чувственности. В слиянии того и другого возникает идеал «вечно женственного».
Значение среднеитальянской культуры Высокого Ренессанса выражается в трёх именах: Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело. В сознании потомков эти три вершины образуют единую горную цепь, олицетворяя главные ценности итальянского Возрождения — Интеллект, Гармонию, Мощь. К Леонардо да Винчи, может быть больше, чем ко всем другим деятелям Возрождения, подходит понятие homo universale. В «Джоконде» «сфумато» — нежная дымка светотени, которую так любил Леонардо, творит чудеса, сообщая недвижному портрету внутреннюю жизнь, непрерывно протекающую во времени.
Рафаэля знают больше всего как создателя дивных «Мадонн».
Третья горная вершина Ренессанса — Микеланджело Буонарроти - ваятель, архитектор, живописец и поэт. Но более всего и во всем — ваятель. Его скульптуры - это титаны, которых твердый горный камень одарил своими свойствами. Их движения сильны, страстны и вместе с тем как бы скованы.
Таким образом, в гуманизме эпохи Возрождения (в творчестве философов Л, Валлы, Дж. Манетти, Л.Б. Альберти, писателей, поэтов и драматургов Петрарки, Боккаччо, Данте, Шекспира и др.) утвердилось на основе связи с природой и Богом понимание человека как гармоничного телесно-душевного единства, а также позитивное восприятие мира и деятельное к нему отношение, будь это максимальное восприятие благ мира или творческое его освоение, когда человек, продолжая дело Бога, преобразует мир и превращает его из мира природы в «царство человека». Новое понимание природы и переосмысление первородного греха становились у этих гуманистов коррективой к традиционной онтологии и позволяли примирять новые воззрения на человека с традиционной картиной мира. Гуманизм этого времени содержал в себе возможности дальнейшего обсуждения как духовных потенций человека, так и его телесных сил
В проблемах, волновавших гуманистов, в сущности, вечных проблемах человечества — о природе человека, о его месте среди других существ и отличии от них, о смысле существования ("назначения" человека), о роли воспитания и самовоспитания как пути исправления и совершенствования жизни людей и др. - можно увидеть зародыши проблем сегодняшнего дня, ставших мучительными, поскольку беспредельное могущество человека при шло в явное несоответствие с уровнем знания о самом человеке и обществе, в котором он живет, с нравственным состоянием человечества. Возрождение позитивно и высоко оценивал человека и его бытие в мире. Ему был свойствен оптимистический взгляд на жизнь и человека в ней, подчеркивая изначальные превосходные качества человека и сопоставляя их с практикой жизни. Особенно наглядно это проявилось в итальянском искусстве.
1. Абрамсон М.Л. Человек итальянского Возрождения. Частная жизнь и культура. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2005.
2. Брагина Л.М. Итальянский гуманизм. Этические учения XIV—XV веков. Учеб. пособие. М.: «Высш. школа», 1977.
3. Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Вып. I. От древнейших времён по XVI век. М.: Искусство, 1985.
4. Муравьева Н.М., Тураев С.В. Западноевропейская литература. М., 1955.
5. Порьез А. Мировая культура: Возрождение. Эпоха Великих географических открытий. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.
6. Ревякина Н.В. Человек в гуманизме итальянского Возрождения. Иваново Издательство «Ивановский государственный университет», 2000.
[1] Брагина Л.М. Итальянский гуманизм. Этические учения XIV—XV веков. Учеб. пособие. М.: «Высш. школа», 1977. С. 97.
[2] Ревякина Н.В. Человек в гуманизме итальянского Возрождения. Иваново Издательство «Ивановский государственный университет», 2000. С. 65.
[3] Абрамсон М.Л. Человек итальянского Возрождения. Частная жизнь и культура. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2005. С. 404.
[4] Порьез А. Мировая культура: Возрождение. Эпоха Великих географических открытий. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 375.
[5] Муравьева Н.М., Тураев С.В. Западноевропейская литература. М., 1955. С. 10.
[6] Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Вып. I. От древнейших времён по XVI век. М.: Искусство, 1985. С. 218.