Архитектура и искусство Древней Греции

Все говорит о том, что скульптуры фронтонов Парфенона и его  рельефный фриз были выполнены если и не полностью самим Фидием, то под непосредственным воздействием его гения и согласно его творческой воле.

Остатки этих фронтонов и фриза  — самое ценное, самое великое, что сохранилось до наших дней от всей греческой скульптуры. Мы уже  говорили, что ныне большинство этих шедевров украшают, увы, не Парфенон, которого они являлись неотъемлемой частью, а лондонский Британский музей(Памятники  Акрополя, как и многие другие, относящиеся  ко всем периодам античного искусства, представлены в московском Музее  изобразительных искусств им. А. С. Пушкина  превосходными гипсовыми слепками, дающими очень точное представление  об оригиналах.).

Изувеченные образцы неповторимого  пластического совершенства!

Скульптуры Парфенона — подлинный  кладезь красоты, воплощение самых  высоких устремлений человеческого  духа. Понятие идейности искусства  находит в них свое, быть может, наиболее разительное выражение. Ибо  великая идея воодушевляет здесь  каждый образ, живет в нем, определяя  все его бытие.

Эта идея — покойное, величавое  благородство, рождаемое человеческим достоинством, величием человеческой судьбы. Гордая и властная идея, наполняющая  восторгом душу человека, осознавшего  свою силу и свою волю, человека —  хозяина природы, человека — властелина Земли. Как же ему не быть внутренне  уравновешенным и прекрасным, исполнившись радужной веры в исключительность своего призвания!

Вот перед нами древний эллин  в образе доблестного гражданина, а то и божества, каким запечатлел его Фидий. Сравним себя с ним. Да, мы знаем больше о законах  природы и лучше умеем преобразовывать  ее по своему усмотрению. Но ведь мы лишь использовали те неисчерпаемые возможности, которые он открыл в себе и сообщил  нам — своим потомкам.

Поглядим же на него и будем скромнее. Нам есть чему у него поучиться. Ибо, как бы мы ни умножали творческую энергию, что всегда клокотала в человеке, эта энергия, вероятно, впервые была осознана древним эллином. Мы овладели всесокрушающими силами природы  и сами страшимся своего могущества. Взглянем же еще на человека, изображенного  Фидием:он победил грозную силу Зверя,—  почему же и нам не восторжествовать в новой, страшной борьбе за жизнь! Как  и весь Акрополь, он олицетворение  красоты мира. И вот эта красота  входит в нас, убеждая, что человеческий род вправе уверовать в благотворность своих дерзаний!

Спокойное благородство! Оно светится в безжалостно искалеченных изваяниях  Парфенона. Искрошена половина туловища, сбита голова, но и такой обломок  согрет неугасающим пламенем красоты. Красота устояла перед разрушительной силой и времени и людей.

Не найти, быть может, других творений искусства, чья бы лучезарная красота  так милостиво согревала нас. Первобытный человек приписывал магическую силу создаваемому им изображению, возомнив этой силой овладеть изображаемым. Магия великого греческого искусства  — иного порядка. Гений, озаряющий  скульптуры Парфенона, облагораживает каждого, воспринимающего их гармонию. Тут цель искусства не воздействие  человека на неизведанные силы природы, а воздействие самого искусства  на самого человека. И в этом воздействии  подлинная магия искусства.

Скульпторы парфенонских фронтонов  славили Афину, утверждая ее высокое  положение в сонме прочих богов.

И вот уцелевшие фигуры. Это круглая  скульптура. На фоне архитектуры, идеально гармонируя с ней, мраморные изваяния богов выделялись в полном своем  объеме, мерно, без всякого усилия, размещаясь в треугольнике фронтона.

Полулежащий юноша, герой или бог (быть может, Дионис), с побитым лицом, обломанными кистями рук и  ступнями. Как вольно, как непринужденно  расположился он на участке фронтона, отведенном ему ваятелем! Да, это  полная раскрепощенность, победное торжество  той энергии, из которой рождается  жизнь и вырастает человек. Вот  он встанет и зашагает во всей своей  славе и силе! Мы верим в его  власть, в обретенную им свободу. И  мы зачарованы гармонией линий и  объемов его обнаженной фигуры, радостно проникаемся глубокой человечностью  его образа, качественно доведенной до совершенства, которое и впрямь кажется нам сверхчеловеческим.

Три обезглавленные богини. Две сидят, а третья раскинулась, опершись на колени соседки. Складки их одеяний точно  выявляют гармонию и стройность фигуры. Отмечено, что в великой греческой  скульптуре V в. драпировка становится «эхом тела». Можно сказать—и  «эхом души». Ведь в сочетании складок здесь дышит физическая красота, щедро раскрывающаяся в волнистом мареве облачения, как воплощение красоты духовной.

Какое царственное самозабвение в  позе полулежащей богини! Какое удивительное сочетание величия и женственности  в ее фигуре! И подлинно безбрежный океан гармонии в струящихся складках ее драпировки. Тяжесть мрамора, растворившаяся в пленительнейшей музыкальности, холод камня, побежденный теплом крепкого, цветущего тела.

Ионический фриз Парфенона длиной в сто пятьдесят девять метров, на котором в низком рельефе было изображено более трехсот пятидесяти человеческих фигур и около двухсот  пятидесяти животных (коней, жертвенных быков и овец), может почитаться одним из самых замечательных  памятников искусства, созданных в  век, озаренный гением Фидия.

Сюжет фриза: панафинейское шествие. Каждые четыре года афинские девушки  торжественно вручали жрецам храма  пеплос (плащ), вышитый ими для  Афины. Весь народ участвовал в этой церемонии. Но ваятель изобразил  не только граждан Афин: Зевс, Афина  и прочие боги принимают их как  равных. Никакой грани не проведено  между богами и людьми: и те и  другие одинаково прекрасны. Это  тождество как бы провозглашалось  ваятелем на стенах святилища.

Не удивительно же, что создатель  всего этого мраморного великолепия  сам почувствовал себя равным изображенным им небожителям. В сцене боя на щите Афины Парфенос Фидий вычеканил  свое собственное изображение в  виде старца, подымающего двумя руками камень. Такая беспримерная дерзость дала новое оружие в руки его врагов, которые обвинили великого художника  и мыслителя в безбожии.

Обломки парфенонского фриза —  драгоценнейшее наследие культуры Эллады. Они воспроизводят в нашем  воображении всю ритуальную панафинейскую  вереницу, которая в ее бесконечном  многообразии воспринимается как торжественное шествие самого человечества.

Знаменитейшие обломки: «Всадники» (Лондон, Британский музей) и «Девушки и старейшины» (Париж, Лувр).

 Кони со вздернутыми мордами (они так правдиво изображены, что, кажется, мы слышим их звонкое ржание). На них сидят юноши с прямо вытянутыми ногами, составляющими вместе со станом единую, то прямую, то красиво изогнутую линию. И это чередование диагоналей, схожих, но не повторяющихся движений, прекрасных голов, лошадиных морд, человеческих и лошадиных ног, устремленных вперед, создает некий единый, захватывающий зрителя ритм, в котором неуклонный поступательный порыв сочетается с абсолютной размеренностью.

Девушки и старейшины — это друг к другу обращенные прямые фигуры поразительной стройности. У девушек  чуть выступающая нога выявляет движение вперед. Не вообразить более ясных  и лаконичных по композиции человеческих фигур. Ровные и тщательно проработанные  складки облачений, вроде каннелюр дорических колонн, придают юным афинянкам  естественную величавость. Мы верим, что  это достойнейшие представительницы  человеческого рода.

Изгнание из Афин, а затем и  смерть Фидия не умалили сияния его  гения. Им согрето все греческое  искусство последней трети V в. Великий  Поликлет и другой знаменитый ваятель  — Кресилай (автор героизированного портрета Перикла, одного из самых ранних греческих портретных изваяний) испытали его влияние. Целый период аттической керамики носит имя Фидия. В Сицилии (в Сиракузах) чеканятся замечательные монеты, в которых мы ясно распознаем отзвук пластического совершенства скульптур Парфенона. А у нас в Северном Причерноморье найдены произведения искусства, быть может ярче всего отражающие воздействие этого совершенства.

...Налево от Парфенона, на  другой стороне священного холма,  возвышается Эрехтейон. Этот храм, посвященный Афине и Посейдону,  был построен уже после отбытия  Фидия из Афин. Изящнейший шедевр  ионического стиля. Шесть стройных  мраморных девушек в пеплосах  — знаменитые кариатиды —  выполняют функции колонн в  его южном портике. Капитель, покоящаяся  у них на голове, напоминает  корзину, в которой жрицы несли  священные предметы культа.

Время и люди не пощадили и этого  небольшого храма, вместилища многих сокровищ, в средние века превращенного  в христианскую церковь, а при  турках — в гарем.

Перед тем как проститься с Акрополем, взглянем на рельеф балюстрады храма  Ники Аптерос, т. е. Бескрылой Победы (бескрылой, чтобы она никогда  не улетала из Афин), перед самыми Пропилеями (Афины, Музей Акрополя). Исполненный в последние десятилетия V в., этот барельеф уже знаменует  переход от мужественного и величавого искусства Фидия к более лирическому, зовущему к безмятежному наслаждению  красотой. Одна из Побед (их несколько  на балюстраде) развязывает сандалию. Жест ее и приподнятая нога приводят в волнение ее одеяние, которое кажется  влажным, так оно мягко обволакивает весь стан. Можно сказать без преувеличения, что складки драпировки, то растекающиеся  широкими потоками, то набегающие одна на другую, рождают в мерцающей  светотени мрамора пленительнейшую  поэму женской красоты.

Неповторим в своей сущности каждый подлинный взлет человеческого  гения. Шедевры могут быть равноценны, но не тождественны. Другой такой Ники уже не будет в греческом искусстве. Увы, голова ее утрачена, руки обломаны. И глядя на этот израненный образ, становится жутко при мысли, сколько  неповторимых красот, неубереженных  или сознательно уничтоженных, погибло  для нас безвозвратно.

Последняя треть V в. до н. э. ознаменовалась тяжелыми для Греции событиями. Культурное главенство Афин было признано всем эллинским миром, но попытка Перикла установить политическое главенство Афинского государства окончилась неудачей. Сам Перикл умер от чумы в 429 г. В длительной Пелопоннесской войне (431—404 гг. до н. э.) Спарта нанесла Афинам сокрушительное поражение. Эта война ослабила всю Грецию. Восторжествовавшая Спарта не была в силах ни объединить страну, ни оградить ее независимость от посягательств мощных соседей.

Между тем внутреннее устройство всего  греческого мира требовало обновления: узкие рамки полисов явно оказывались  недостаточными для развития рабовладельческого способа производства.

Классика.

В истории Эллады наступала новая  пора... 

Последний классический период греческой культуры. В конце IV в. античный мир вступит в эпоху, которую принято называть уже не эллинской, а эллинистической. Грек V в. ценил силу как основу здорового, мужественного начала, твердой воли и жизненной энергии — и потому статуя атлета, победителя в состязаниях, олицетворяла для него утверждение человеческой мощи и красоты. Художников IV в. привлекают впервые прелесть детства, мудрость старости, вечное обаяние женственности.

Великое мастерство, достигнутое греческим  искусством в V в., живо и в IV, так что  наиболее вдохновенные художественные памятники поздней классики отмечены все той же печатью высшего  совершенства. Как замечает Гегель, даже в своей гибели дух Афин кажется  прекрасным.

В этом веке строительство театров  приняло в Греции особый размах. Они были рассчитаны на огромное число  зрителей — пятнадцать—двадцать  тысяч и больше. По своей архитектуре  такие театры, как, например, мраморный  театр Диониса в Афинах, полностью  отвечали принципу функциональности: места для зрителей, расположенные  полукругом по холмам, обрамляли площадку для хора. Зрители, т. е. весь народ  Эллады, получали в театре живое  представление о героях своей  истории и мифологии, и оно, узаконенное  театром, внедрялось в изобразительное  искусство. Театр показывал развернутую  картину мира, окружающего человека — декорации в виде переносных кулис создавали иллюзию реальности благодаря изображению предметов  в перспективном сокращении. На сцене  герои трагедий Еврипида жили и умирали, радовались и страдали, являя в  своих страстях и порывах духовную общность с самими зрителями. Греческий  театр был подлинно массовым искусством, вырабатывавшим определенные требования и к другим искусствам.

Так во всем искусстве Эллады утверждался, постоянно обогащаясь, одухотворенный идеей прекрасного великий греческий  реализм.

IV век отражает новые веяния  и в своем строительстве. Греческая  архитектура поздней классики  отмечена определенным стремлением  одновременно к пышности, даже  к грандиозности, и к легкости  и декоративному изяществу. Чисто  греческая художественная традиция  переплетается с восточными влияниями,  идущими из Малой Азии, где  греческие города подчиняются  персидской власти. Наряду с основными  архитектурными ордерами — дорическим  и ионическим, все чаще применяется  третий — коринфский, возникший  позднее.

Коринфская колонна — самая  пышная и декоративная. Реалистическая тенденция преодолевает в ней  исконную абстрактно-геометрическую схему  капители, облаченной в коринфском ордере в цветущее одеяние природы  — двумя рядами акантовых листьев.

Гениальные взлеты в искусстве  дополняют друг друга, внося нечто  новое, что уже не умирает. Это  новое подчас накладывает свою печать на целую эпоху.

Заключение.

      Не иссякает интерес к греческой цивилизации и сегодня. Греки и их культура притягивают и поражают своей изобретательностью и воображением. В своей работе я затронула такие направления искусства, как архитектура и скульптура, а сколько еще можно сказать о поэзии, живописи, вазописании, спорте, медицине, театре. Невозможно дать исчерпывающее описание греческого искусства. В целом культура античности является основной для развития мировой культуры. Так же велик вклад античности в развитии точных наук математики и астрономии.