Латентная преступность

По мнению некоторых специалистов, количество незарегистрированных убийств  в настоящее время ориентировочно в 2 раза превышает количество зарегистрированных преступлений данного вида. С учетом отмеченных возможностей “канализации”  укрытия даже этих тягчайших преступлений приходится с таким соотношением согласиться. Кроме того, существенную роль в искажении реального состояния  дел имеют некоторые особенности  учета этих преступлений, основанием которого служит не масса и характер порожденной преступной деструктивности, а формальное (материально-правовое) определение преступления, последствия которого должны охватываться умыслом или неосторожностью.

Такой подход действительно  порождает реальную проблему не только научного измерения криминальной феноменологии, но и выражается во многих несовершенствах  статистики преступности. Так, убийство двух или более лиц учитывается как одно преступление. Причинение повреждений, от которых жертва скончалась, если не доказано умысла на убийство, регистрируется как умышленное причинение тяжкого вреда здоровья.

Не лучше выглядит статистическая картина изнасилований. На фоне качественно-количественных изменений преступности количество ежегодно регистрируемых изнасилований  практически не меняется. Более того, за последние 16 лет среднегодовой  темп изменений регистрации этих преступлений – величина отрицательная, равная 0,7%.

Разумеется, такая статистика не должна вводить в заблуждение. Так, в России вплоть до 1991 г. между  количеством зарегистрированных умыш-ленных убийств и изнасилований наблюдался интересный паритет: отношение числа этих преступлений было примерно 1 к 1. После 1991 г. регистрация умышленных убийств резко поднялась, а изнасилований – остановилась. Если считать установленное отношение 1 к 1 определенной “нормой”, то в 1992-1998 гг. должно было бы регистрироваться 29-30 тыс. изнасилований, т.е. примерно в 2,3 раза больше, чем это отражено в статистике.

Где ежегодно теряются указанные 15-18 тыс. рассматриваемых тяжких преступлений, можно установить лишь косвенным путем. Так весьма своеобразно ведут себя во времени две статистические категории “оконченных преступлений” и “покушений” (в отчетности они объединяются). Если “оконченные” все же несколько возросли (с 1991 по 1996 гг. – на 2,3%), то покушения напротив резко падали (с 1991 по 1996 гг. на 33,8%). Объяснение этих “понижений” самое простое – иногда покушения просто не регистрировались. По мнению Г.Н. Тройниной, специально изучавшей эту проблему, примерно по половине так называемых отказных материалов, связанных с изнасилованием, уголовные дела должны быть возбуждены. По оценкам автора это составляет 6-7 тыс. преступлений..

Таким образом, значительную часть утраченных статистикой изнасилований  следует отнести за счет возросшего уровня латентности. По данным опроса жителей России у 42,9% опрошенных женщин отсутствует вера в то, что правоохранительными  органами преступник может быть задержан; 27,3% женщин высказали нежелание быть втянутыми в процесс расследования; 16,2% женщин испытывают страх перед насильником.

Есть основания утверждать, что на уровень латентности мощное влияние оказывает установившаяся нравственная оценка круга явлений, связанная с областью сексуальных  отношений.

Об этом свидетельствует  тот факт, что, как показали выборочные исследования, изнасилования “бытовой”  природы осуждаются слабо, и очень  часто насильник и жертва “уравновешиваются” в вине. Нередко, не находя поддержки в правоохранительных органах, жертва сговаривается с преступником.

Из всех видов преступлений именно кражи как наиболее распространенный вид преступлений (их доля в структуре  всей преступности в 1995-2000 гг. составляла 44-47%) явились полем статистических маневров за более или менее “удовлетворяющие”  показатели преступности.

Масса всех преступлений, если исключить из них кражи, в 1992-2000 гг., в целом возрастала достаточно монотонно, в среднем на 70 тыс. преступлений в год. Что же касается вариаций (снижений и роста) всей зарегистрированной преступности, то она довольно близко повторяла  вариации регистрации краж (см. таблицу 3).

Только, т.н. “карманными” ворами, которых ежегодно задерживают 9-10 тыс., совершается до 600 тыс. краж, но в  статистике отражаются данные только о задержании с поличным. В среднем  карманный вор совершает 25 краж в  течение одного месяца. Вор-гастролер, профессионал совершает в течение  года 150-160 эпизодов преступлений.

Следовательно, “политика” регистрации преступлений, обусловленная  стремлением сохранить требуемые  показатели раскрываемости, “не допустить” лавинообразный рост преступности, обрушилась прежде всего на кражи, как самое  многочисленное и довольно трудоемкое по затратам усилий на раскрываемость преступление.

Итак, как мы видим, огромное количество краж, изнасилований и  убийств остается без должного реагирования со стороны милиции. И так как  в представлении граждан именно эти преступления и являются наиболее общественно-опасными, то становится понятно, почему недоверие граждан к милиции  настолько высоко.

3. Виды латентности и  способы её измерения 

 Сказанного достаточно  для того, чтобы констатировать: масса латентных преступлений, их  количество не может быть определено  исчерпывающим образом. Латентная часть преступности всегда будет иметь размытые, неопределенные как верхнюю, так и нижнюю границы.

Указанными обстоятельствами обусловлены трудности и наблюдаемые  крайности в оценке криминальной латентности.

Одна крайность, ведущая  к занижению числа латентных  преступлений, связана с тем, что  в ходе исследования определяется лишь текущая латентность, т.е. ориентировочное  число (или процент от количества зарегистрированных преступлений) какого-либо вида или группы преступлений, совершенных  в отчетном периоде. Например, если с помощью опросов граждан, лиц, отбывающих наказание, работников правоохранительных органов устанавливается, что количество латентных (незаявленных и укрытых) тяжких телесных повреждений составляет 32% от количества зарегистрированных преступлений, то задача считается решенной. Однако такой подход к определению латентности  упускает из виду одно важнейшее обстоятельство. Дело в том, что в любой момент времени к латентным преступлениям  должны относиться не только преступления, совершенные в отчетном году, но и в прошлые годы, по крайней  мере на ту временную глубину, которая  определяется законом как “сроки давности привлечения к уголовной  ответственности” . Для определения общей латентности по мере истечения сроков латентности прошлых лет показатели должны суммироваться (т.н. кумулятивная латентность) с текущей латентностью. Так вычисления латентности преступлений, относящихся к категории общеуголовных, проведенные по методике ВНИИ МВД РФ, показали, что кумулятивная латентность примерно в два раза превышает регистрируемую преступность.

В оценке латентности есть и другая крайность, противоположная  подходу, основывающемуся на учете  лишь текущей латентности. В этом случае специалисты свои выводы строят на полном доверии к компетенции  респондентов определять сообщаемые ими  факты как преступления, без учета  временных параметров, с опорой скорее на интуицию, чем на доказательства.

Так, в одной из публикаций соотношение зарегистрированных и  латентных преступлений определяется следующим образом: “Если принять зарегистрированные деяния по видам за единицу, то латентность по убийствам составит 2, по изнасилованиям – 6, по тяжким телесным повреждениям – 4,9, по хулиганству – 27,9, по разбойным нападениям – 33,8, по грабежам – 57,7, по кражам личной собственности – 151, 7…” и т.п.. Если верить этим соотношениям, то, например, ежегодно в России убийств, изнасилований, грабежей, разбоев, тяжких телесных повреждений и краж фактически совершается свыше 195 млн, т.е. в среднем каждый взрослый житель России трижды совершил какое-либо из этих тяжких и особо тяжких преступлений, причем каждая семья пострадала от них 3-5 раз.

Критический анализ научных  публикаций по вопросу о понятии  латентной преступности привел нас  к выводу о справедливости утверждения  о двойственной природе латентности  рассматриваемого социального явления. В свое время на это было обращено внимание ряда специалистов. Причем эта двойственность природы латентности может быть обнаружена лишь при правильной отправной посылке исследования данного явления. Например, если исследовать латентную преступность под углом зрения полноты или неполноты статистического учета преступлений, то ни о какой двойственной природе латентности говорить не приходится. В этом случае латентная преступность может быть определена лишь как совокупность преступлений, не нашедших отражение в статистических данных о преступности.

Совсем иное дело, когда  совокупность проблем латентной  преступности, в том числе и  ее определение, попытаться исследовать  под углом зрения практической реализации принципов уголовной ответственности, служащих, как известно, не только правовой основой для совершенствования  уголовного законодательства и теоретического осмысления вопросов уголовного права, но и практики борьбы с преступностью.

В этом случае, особенно если в основу нашего анализа положить принцип неотвратимости уголовной  ответственности за совершенное  преступление, вырисовывается целый  пласт латентных преступлений, которые  не могли быть обнаружены при иной «фокусировке» взгляда на латентную  преступность. Речь идет о так называемых искусственно-латентных преступлениях или совокупности сокрытых преступлений, которые наряду с так называемыми естественно-латентными, или скрытыми, преступлениями образуют две взаимосвязанные структурные части латентной преступности в целом. Говоря о естественно-латентной преступности, следует отметить, что она включает совокупность преступлений, а также лиц, их совершивших, информация о которых не стала достоянием органов и учреждений, регистрирующих их (преступления) и осуществляющих преследование и привлечение виновных лиц к ответственности, и соответственно не учтенных уголовной статистикой.

В зависимости от факторов, способствующих латентности преступлений, естественно-латентная преступность может быть представлена тремя структурными подгруппами. Первая из них включает совокупность преступлений, совершенных  по неосторожности, точнее — преступной небрежности, когда лицо находится  в неведении относительно уголовно-правового запрета либо иных юридически значимых обстоятельств своего поведения, хотя, как известно, подобное неведение не освобождает лицо от уголовной ответственности. Такие ситуации зачастую возникают при задержании лица, не осведомленного о запрете охоты на территории, где он охотился. Об этом могли не знать и очевидцы преступления, вследствие чего они не заявили о случившемся в правоохранительные органы.Ко второй подгруппе можно отнести преступления, где потерпевшие не сообщают о них в силу незаинтересованности в выявлении (установлении) и предании огласке обстоятельств произошедшего. Например, при изнасиловании преступление во многих случаях остается латентным по причине нежелания потерпевшей оказаться объектом пересудов, компрометирующих ее. Подобное часто встречается и при совершении преступлений на бытовой почве, когда стороны криминального конфликта связаны родственными или иными близкими отношениями, которые как бы не дают им морального права «настучать» на своего.

Подобное особенно характерно для этнопсихологии горцев Северо-Кавказского  региона. Кроме того, к этой же группе относятся и преступления, о совершении которых известно весьма ограниченному, предельно узкому кругу лиц либо только самому виновному лицу. Причем обе стороны преступных по своей  природе правоотношений, как правило, не заинтересованы в их разглашении. Взяточничество, незаконное хранение наркотических средств, огнестрельного оружия и т.п., посягательства на лиц, находящихся в нетрезвом состоянии, как и посягательства на лиц с  психическими расстройствами, которые  не могут адекватно воспринимать и, соответственно, оценивать происходящее, — вот далеко не полный перечень преступлений, составляющих основу данной подгруппы.

Третью подгруппу составляют преступления, где вроде бы и нет  отчетливо выраженной потерпевшей  стороны, по причине чего некому заявить  о случившемся в правоохранительные органы. Это особенно характерно для  экологических преступлений, а также  других, с обывательской точки  зрения, «безобидных» преступлений, где  затрагиваются общественные, по-прежнему рассматриваемые многими как «ничейные» интересы.

Вторая разновидность  латентной преступности — искусственно-латентная  включает совокупность как известных  правоохранительным органам преступлений, но не учтенных ими, так и учтенных, но нераскрытых либо неполно раскрытых. В связи с определением искусственно-латентной  преступности следует вспомнить, что  в свое время при проведении крупномасштабного исследования латентной преступности в России, предпринятого ВНИИ МВД России в связи с проведением международного семинара по латентной преступности, рабочее определение латентной преступности, принятое на семинаре, включало и признаки искусственной латентности.

Так, под латентными преступлениями понимались «деяния, содержащие запрещенные  уголовным законом элементы, о  которых не сообщалось в правоохранительные органы (незаявленные или неизвестные  правонарушения) либо сообщалось, но они  не получили должной правовой оценки и реагирования в правоохранительных органах (скрытые)». И далее отмечается, что «общий уровень латентной  преступности выступает как сумма  уровней естественной (незаявленной) и искусственной (скрытой) латентности».

Преступления, образующие искусственную  латентность, могут быть представлены в двух подгруппах. Для преступлений первой подгруппы характерно то, что  они не учтены органами, осуществляющими  статистический учет преступлений, хотя информацией о них правоохранительные органы располагают, но она не реализуется  в соответствии с требованиями закона. Достоверными сведениями об определенного рода совершенных преступлениях могут располагать те или иные учреждения, предприятия, организации, их контрольные или ревизионные подразделения. Соответственно, при желании правоохранительные органы могли бы получить и реализовать подобную информацию.