Преступление - общественно опасное деяние

3. Преступление - общественно опасное деяние 

Преступным является лишь такое деяние, которое по содержанию общественно опасно. Общественная опасность  составляет важнейшее социальное (материальное) свойство преступления. Общественная опасность, вредоносность деяния выражаются в причинении либо создании угрозы причинения ущерба охраняемым УК интересам. Не представляющее общественной опасности  ввиду малозначительности деяние, согласно ч. 2 ст. 14 УК, преступлением не является. 

Общественная  опасность как отдельных преступлений, так и преступности в целом  весьма динамична и вариативна. Ее детерминируют две подсистемы факторов - криминологические (причины и условия  преступности, эффективность профилактики) и уголовно-политические (приоритетные направления борьбы с преступностью, традиции и особенности уголовного законодательства, карательная практика). Достаточно сравнить УК РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг., уголовное законодательство последующих трех десятилетий, чтобы  увидеть значительную изменчивость законодательства, отражающего серьезные  изменения в преступности и ее причинах, а также повороты уголовной  политики. 

В законодательстве формулировка общественной опасности  преступного деяния возможна, как  правило, в трех вариантах: указанием  на объекты посягательства, которым  деяние причиняет вред, на вредоносность  деяния, сочетание того и другого. 

Еще во французской  Декларации прав человека и гражданина 1789 г. социальные (материальные) свойства правонарушений раскрывались как "действия, вредные для общества". УК Франции 1992 г. был оценен при представлении  его проекта Сенату министром  юстиции как воспринявший материальное понимание преступления. Он сказал: "Тяжесть вреда, причиненного обществу, - вот, что определяет юридическую  сущность преступного деяния. Так, только посягательства на общественные ценности образуют преступления и проступки"*(111). Именно тяжесть вреда послужила  главным критерием категоризации  уголовных деяний на три группы: преступления, проступки и нарушения. Статья 111-1 так и говорит: "в  соответствии с их тяжестью". 

В знаменитом трактате "О преступлениях и наказаниях" 1764 г. Ч.Беккариа писал: "Истинным мерилом  преступлений является вред, наносимый  ими обществу. Это одна из тех  очевидных истин, для открытия которых  не требуется ни квадрантов, ни телескопов и которые доступны любому среднему уму"*(112). Он уже тогда признал  одним из тягчайших преступлений - посягательство на безопасность и  свободу граждан. Неравенство в  наказуемости по классовому критерию он отметил даже в преследовании  таких общеуголовных преступлений, как кража и убийство. "К  ним относятся убийства и кражи, совершаемые не только плебеями, но и вельможами и власть имущими, так  как их пример, оказывая сильное  влияние на многих, разрушает в  подданных понятия о справедливости и долге и устанавливает вместо них право сильного, одинаково  опасное как для тех, кто им пользуется, так и для тех, которые  от него страдают"*(113). 

Первым в истории  уголовного законодательства УК, который  закрепил в понятии преступления его социальное свойство - "злонаправленность", был составленный А.Фейербахом Уголовный  кодекс для королевства Бавария 1813 г. В первой книге "Общее законодательное  определение преступления и проступка" содержалось такое определение  преступления: "Все умышленные нарушения  закона, которые из-за своих свойств  и размера злонаправленности  находятся под угрозой наказания (далее следовал перечень наказаний. - Авт.), называются преступлениями". 

В отечественной  уголовно-правовой доктрине велись оживленные дискуссии относительно законодательной  конструкции понятия преступления, должна ли она охватывать материальный признак или ограничиваться формальным, либо сочетать то и другое. При этом все ее участники соглашались, что  в реальной жизни и в теоретической  трактовке материальное понятие  преступления очевидно. Законодательная  же позиция на этот счет не раз менялась. Так, Уложение о наказаниях уголовных  и исправительных 1832 г. и в редакции 1842 г. предлагало формальное определение  преступления как деяния, запрещенного законом под страхом наказания. В Уложении же 1845 г. и в редакции 1857 г. социальное (материальное) содержание преступления раскрывалось путем перечня  объектов, на которые посягает преступное деяние, нарушение закона, которое  включает в себя посягательство на неприкосновенность прав Верховной  Власти и установленных ею властей  или на права или безопасность общества или частных лиц (ст. 1). В  редакциях 1866 и 1885 гг. Уложение вернулось  к формальной дефиниции преступления: "Преступлением или проступком признается как самое противозаконное  деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания  законом запрещено". 

Еще ранее в  эпоху Петра I формализм уголовного законодательства, по свидетельству  русских правоведов, доводится до крайностей. Основанием криминализации деяний, т.е. признания их преступлениями считалось простое непослушание царским предписаниям. Все, что царь запретил под страхом наказания, то и являлось преступлением, независимо от того, наносило ли деяние вред кому-либо или обществу, или даже если оно  было полезным. Правда, иногда все же объективное свойство преступления - его антисоциальность, в петровском законодательстве проявлялось. Например, в Артикуле воинском 1715 г. преступление определяется как "вражеские и  предосудительные против персоны его  величества или его войск, также  его государства, людей или интересу государственного деяния"*(114). 

Надо отдать должное русским ученым: они все, за редким исключением, признавали материальное понятие преступления, конечно, в  сочетании с юридическим. Об этом обстоятельно писали Н.С.Таганцев, Н.Д.Сергеевский, С.П.Мокринский, П.Д.Калмыков, Н.П.Неклюдов и др. 

А.Ф.Кистяковский приводил доводы в пользу формального  законодательного определения преступления, которое можно встретить у  современных сторонников формальной дефиниции преступления. Он считал, что закон может давать лишь формальные по ведения и формулировать готовые  формулы. Поэтому, если в ученом трактате правильно говорится, что преступление есть посягательство на неприкосновенность права и безопасность общества, такое  определение будет понятно и  уместно. В законодательстве же оно  вызовет запутанность*(115). Ему обоснованно  возражал Н.С.Таганцев: "Преступлением  почитается деяние, посягающее на юридическую  норму в ее реальном бытии, деяние, посягающее на охраняемый юридической  нормой интерес. Если мы будем видеть в преступлении только посягательство на норму, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается  формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения  эпохи Петра Великого, считающего и мятеж, и убийство, и ношение  бороды, и трубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делает, одинаково не страшась царского гнева"*(116). В традициях российского  уголовного законодательства были составлены первые советские уголовные кодексы - УК 1922 г., УК РСФСР 1926 г. Основные начала уголовного законодательства Союза  ССР и союзных республик 1924 г. формулировали материальное понятие  преступления как общественно опасное, посягающее на интересы социалистических правоотношений. При этом впервые  социальная характеристика преступления дополнялась классовой в строгом  соответствии с Конституциями РСФСР, а затем СССР. УК РСФСР 1922 г. характеризовал общественную опасность деяния как "угрозу основам советского строя  и правопорядка, установленного рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому  строю период времени". 

Основы уголовного законодательства Союза ССР и  союзных республик 1958 г. уже не содержали  классовой оценки объектов преступных посягательств. Общественная опасность  трактовалась как посягательство на общественный строй СССР, политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права и свободы граждан. Аналогичное  определение давал УК РСФСР 1960 г. УК РФ 1996 г. не раскрывает общественную опасность как посягательство - те или иные объекты, ибо перечень таковых  дается в ст. 1 УК. 

Как видим, содержание общественной опасности преступления в четырех уголовных кодексах РСФСР и РФ постоянно трансформировалось адекватно объективным явлениям преступности и уголовно-политическим воззрениям на преступление в тот  или иной промежуток времени. Развитие шло от социально-классовой характеристики к исключительно социальной. 

Поскольку в  современной литературе стала оспариваться правомерность классовой характеристики общественной опасности преступления в первых УК РСФСР, этот, отнюдь не простой, вопрос заслуживает хотя бы краткого обсуждения. Как отмечалось, кодексы  строго в соответствии с Конституциями  РСФСР и СССР оценивали правоохраняемые  интересы, на которые посягают преступления. Это были интересы рабоче-крестьянской, позже Советской власти. Такая  характеристика отражала реальную систему  социальных правоотношений. В действительности "классовость" преступления имеет  несколько аспектов. Это и классовое  происхождение преступлений и преступности, и классовый подход к криминализации деяний и наказуемости виновных, и  соотношение преступлений с формами  классовой борьбы. Классовое происхождение  преступлений и преступности аксиоматично. Классово-сословную сущность не скрывали ни рабовладельческое, ни феодальное право. Провозглашенное буржуазным строем равенство перед законом существенно  корректируется практикой его применения, что наглядно подтверждает статистика социального состава осужденных. Что же касается положения о классовом  подходе к назначению наказания  и признанию преступности как  форм классовой борьбы, то они нуждаются  в существенных уточнениях и переоценках. 

В первое десятилетие  Советской власти, когда решался  вопрос "кто-кого" в политическом и экономическом планах, когда  шла гражданская война и общество было классово-антагонистическим, а  не только классовым, объективные противоречия обосновывали открытые провозглашения социальной направленности борьбы с  преступностью. Однако объективные  факторы оказались не главными в  социальной оценке преступлений. Большее  влияние на явно завышенную оценку классовой природы преступлений оказал субъективный фактор: признание  положительных сторон буржуазного  законодательства и науки, и еще  больше - глубоко ошибочная сталинская концепция - обострение классовой борьбы по мере социалистического строительства. Включенное в законодательство и  судебную практику 30-х гг. понятие "враг народа" закрепило эту ошибку. 

Не соответствовала  принципу равенства всех перед законом  и судом, например, ст. 166 УК РСФСР 1926 г. Она преследовала "открытое похищение  лошадей или другого крупного скота у трудового земледельческого и скотоводческого населения". Ошибочно связывали индивидуализацию наказания в первой редакции с  классовой принадлежностью преступника. 

Вопрос о "классовом  подходе" в Основных началах 1924 г. обсуждался не только в публикациях  теоретиков. Он стал предметом дискуссии  на V съезде деятелей советской юстиции  и на II съезде ВЦИК. Выступавшие верно  отмечали, что сами по себе классовое  положение и происхождение не могут служить основанием ужесточения  либо смягчения наказания. Сессия ВЦИК признала вопрос о понимании классового принципа в уголовном праве "в  высокой степени принципиальным". По ходатайству ЦИК СССР п. "б" ст. 31 и п. "б" ст. 32 были исключены  из Основных начал. 

Полагаю, что  не соответствует фактам утверждение, будто до 90-х гг. советское уголовное  законодательство "с редкой откровенностью" признавало "классовую направленность"*(117). Уже Основы 1958 г. ничего об этом не говорили. Отнюдь не бесспорен тезис того же автора о том, что "в современном  мире преступление не носит классового характера, а понятие о преступлении отражает представление о необходимости  уголовно-правовой защиты всех признанных общечеловеческих ценностей от преступных посягательств". 

Как известно, общечеловеческие ценности призвано оберегать международное  уголовное право. Внутригосударственное  уголовное право, если посмотреть на УК разных государств, весьма неодинаково  криминализирует деяния и по-разному  наказывает за одни и те же преступления. До всемирного уголовного законодательства еще очень далеко. Хорошо бы в XXI веке принять Уголовный кодекс о международных  преступлениях и Устав Международного трибунала. 

С реставрацией капитализма в России проблема классовой  уголовной политики неожиданно актуализировалась. Президент РФ в своем декабрьском 1997 г. обращении к населению объявил  о рождении "нового класса" (правда, не дал его социально-экономической  оценки). 

Конечно, возврата к классовости в понятии преступления не последует. Однако при криминализации деяний, определении санкций за преступления и условий освобождения от наказания, независимо от классовой принадлежности правонарушителей, должен неукоснительно соблюдаться принцип равенства. Между тем в новом УК можно  обнаружить различие в наказуемости преступлений частных предпринимателей и остальных граждан. Лишь на самой  последней доработке проекта  УК РФ 1996 г. санкции за предпринимательские  преступления были повышены в 4,5 раза. Кодекс исключил норму о запрете  замены штрафа лишением свободы, резко  увеличил штрафные санкции, часто альтернативно, с лишением свободы. До 1 января 1997 г., пока не вступил в силу новый кодекс, за коррупцию в частном секторе  никого из виновных нельзя было привлечь к уголовной ответственности, так  как они не являлись должностными лицами. Пять бывших союзных республик  оперативно внесли изменения в свои УК, уравняв в ответственности  должностных лиц и управленцев  частных структур. В России этого  сделано не было. Внесенный законопроект о понятии должностного лица при  поддержке Государственной Думы, Правительства и руководства  всех правоохранительных органов не был принят из-за ожидания нового УК*(118). Лишь два депутата - Г.В.Старовойтова и В.В.Похмелкин активно протестовали против уравнивания ответственности  за одно и то же преступление государственных  и частных чиновников*(119).