Отказ испанского суда выдать Владимира Гусинского по запросу российской Генеральной  прокуратуры говорит о том, что  Россия далеко продвинулась в деле отгораживания от остального мира. По сути, решение испанского суда означает вотум недоверия российским правоприменителям, вообще российской правовой и судебной системе.

     Напомним, что у СССР договоров об экстрадиции  было, мягко говоря, немного. Из европейских  стран, не имевших чести входить  в Варшавский договор - только с Финляндией, Грецией и Кипром. Большинство  приличных стран не заключали  двусторонние договоры об экстрадиции (и не пускали СССР участвовать  в соответствующих многосторонних конвенциях) в основном по двум причинам. Во-первых, соображения практические. Западу не хотелось, чтобы КПСС, через  запросы своей потешной судебной системы, добивалась выдачи диссидентов, пользуя не потешную, а вполне серьезную  судебную систему западных стран. [²³]

     Во-вторых, соображения принципиальные. Именно в силу бутафорского характера советской  судебной системы, западные страны не могли формально признавать ее в  качестве надлежащего контрагента. Заключение договоров об экстрадиции  означало бы именно такое признание.

     Сама  система экстрадиции подразумевает  значительное совпадение основополагающих принципов судебных систем соответствующих  стран, фактически в этом случае две системы действуют как одна, причем в таком определяющем (со времен Magna Carta) для западных демократий вопросе, как соблюдение прав личности при уголовном преследовании. Можно даже сказать, что одним из важнейших признаков принадлежности к западной цивилизации и является восприятие той или иной национальной правовой системой доктрин habeas corpus и due process of law. Естественно, было бы просто неприлично заключать договоры о правовой помощи по уголовным делам с господами Вышинским, Руденко и их наследниками, которые почитали и habeas corpus, и due process of law в качестве вредных буржуазных затей, придуманных исключительно с целью подрыва советской власти. [²⁴]

     Даже  Греция и Кипр, которые согласились  включить в договор с СССР положение  об экстрадиции, настояли на оговорке о том, что выдаче по запросу не подлежат лица, которым в запрашиваемой  стране было предоставлено убежище - т.е. диссиденты.

     Надо  сказать, что у России до 1917 года такой проблемы не было. Например, между  Россией и США существовал  договор об экстрадиции (подписан в 1887 году, затем в него были внесены  поправки, после ратификации сторонами  вступил в силу в 1893 году). В 1902 год  американский суд на основе этой конвенции  принял весьма любопытное - и актуальное - решение об экстрадиции, которое  рассматривается здесь.  
После 1991 года процесс сближения нашей правовой системы с западными системами правосудия вроде бы начался, но о счастливом его завершении говорить явно преждевременно. У России по прежнему нет двусторонних договоров об экстрадиции с крупными западными странами. Ни в договор о правовой помощи с Испанией, ни в такой же договор с США положение об экстрадиции не включено. Вместе с тем, Россия с 2000 года участвует в европейской конвенции 1957 года. [²⁵]

     Принципы  сотрудничества с российской стороной американцы, например, формулируют  так: [²⁶]

     1. Заключение любого договора, предусматривающего  экстрадицию, пока преждевременно.

     2. Будем сотрудничать с Россией  по вопросам выдачи предполагаемых  преступников, однако только по  конкретным делам, каждое из  которых будет рассматриваться  по существу.

     3. Конкретные люди могут быть  выданы России, однако, не в рамках  процесса экстрадиции, а как  бы путем депортации.

     Последние два пункта важны и взаимосвязаны. Экстрадиция, в отличие о депортации, предполагает значительную степень  автоматизма. Судебной проверке со стороны  запрашиваемого государства подлежат не существенные для дела факты, а  обстоятельства, практически полностью  процессуального характера, связанные  с самим запросом. Так, судья, например, Испании, получивший запрос, например, из Франции, проверяет, действительно  ли то преступление, которое указано  в запросе, является преступлением  и по уголовному кодексу Испании, причем действительно ли за такое  преступление назначается наказание  не менее года тюремного заключения. Проверяется и соблюдение формальной процедуры запроса о выдаче. При  экстрадиции практически никогда (хотя прямо это и не запрещено) суды не делают того, что они сделали  в "деле Гусинского" - они не меняют правовую квалификацию действий соответствующего лица, основываясь на тех фактах, которые стали им известны в ходе слушаний по экстрадиции. Практически  никогда, поскольку подобная переквалификация означает крайне низкое мнение суда о  профессиональной состоятельности  и/или добросовестности лиц, составивших  запрос о выдаче. Соответственно - крайне низкое мнение о правоприменительной  системе той страны, из которой  поступил запрос.

     Это, кстати, четко осознавали действующие  лица слушаний о выдаче Владимира  Гусинского. Генеральный прокурор Испании  Фунгариньо (Fungarinho) - сторонник экстрадиции - прямо обвинил судей в неуважении (deslealtad) к России. Судья Карлос Ольеро (Carlos Ollero), голосовавший против решения, представил свое особое мнение в том  же духе. Основная мысль судьи - преимущественное значение должны иметь требования международного порядка и обязательности (т.е. автоматичности) сотрудничества органов правосудия (а для целей конвенции 1957 года прокуратура также является органом  правосудия). При этом судья Ольеро просил своих коллег учесть, что  Россия переживает переходный период, и что, в силу этого, к российской прокуратуре следует проявить снисходительность. То есть Ольеро исходил из того, что  следует автоматически удовлетворять  запросы российской прокуратуры, коль скоро Россия является полноправным участником конвенции 1957 года, а некоторые  огрехи можно списать на издержки переходного периода. Таким образом, данный вопрос был предметом обсуждения среди судей, и большинство суда полностью сознавало последствия  своего решения. При этом, как отмечено в самом решении, свою роль сыграл и факт политического преследования  Владимира Гусинского в России, который, как сказал суд, нельзя исключить, и  нельзя отказаться a priori рассматривать  в суде. Как видно из текста решения, неизгладимое впечатление на испанских  судей произвел знаменитый протокол № 6, которым российские власти гарантировали  отдельному человеку соблюдение личных гражданских свобод в обмен на собственность. Испанцы, сами недавно  жившие при авторитарном режиме, весьма чутко относятся к проявлениям  подобной дикости. [²⁷]

     При чтении решения иногда кажется, что  испанский суд просто смеется  над некомпетентностью авторов  прокурорского запроса. Чего только стоит пассаж из решения, относящийся к обвинению Гусинского в мошенничестве, якобы совершенном путем завышения оценочной стоимости акций компаний, которые передавались Газпрому в обеспечение кредита.  
"Мы видим многомиллионные сделки, совершенные руководителями мощных компаний, у которых достаточно юридических и финансовых советников, и в которых существуют естественные системы защиты против мошенничества. Невозможно представить, чтобы лицо, о выдаче которого идет речь, извратило волю руководства Газпрома путем такого простого трюка, как подмена оценки одной компании оценкой другой компании и последующим односторонним завышением цены акций, передаваемых в залог - и так четыре раза". [²⁸]

     ('Nos hallamos ante operaciones millonarias, celebradas entre responsables de empresas poderosas, cumplimentadamente asesoradas en el orden juridico y financiero y con naturales barreras de defensa para evitar la defraudacion (...). No cabe admitir que el reclamado viciase la voluntad de los responsable de Gazprom mediante una falacia tan simple como trucar la valoracion de una compania por la de otra, y justipreciar luego unilateralmente, al alza, las acciones dadas en prenda (...) y ello en cuatro ocasiones').[²⁹]

     В оправдание Генпрокуратуры следует  сказать, что она не часто сталкивается с проявлениями здравого смысла в  решениях российских судов общей  юрисдикции и, видимо, никак не ожидала  столкнуться с обычной человеческой логикой в испанском суде.

     То  есть испанский суд, во-первых, решил, что запрос составлен неправильно  с юридической точки зрения, а  также может мотивироваться политическими  соображениями. Чего и опасался Запад, отказываясь заключать договоры об экстрадиции с СССР. (Кстати, именно на это обстоятельство в свое время  ссылались адвокаты известного господина  Конаныхина в США - подробности здесь).

     В общем, Генеральная прокуратура  наглядно продемонстрировала, что не представляет в принципе, как функционируют  нормы права в приличных странах. Российской правовой системе, по милости  Генпрокуратуры, поставили неудовлетворительно. Стало быть, поставили неудовлетворительно  всей российской государственной системе, что должно навести западных политиков  на мысль о печальной необходимости  некоторой изоляции России.

     Надо  сказать, что сторонников изоляции России и так достаточно.  
Лондонский "Экономист" некоторое время назад писал о том, что финансовую систему России следует изолировать от западной, поскольку российская банковская система по сути является формой мошенничества, и может подзаразить банковскую систему Запада. Главный редактор вашингтонского журнала "Foreign Affairs" Фарид Захария с возмущением писал о том вопиющем факте, что в ресторанах на Лазурном берегу Франции меню подают и на русском языке. Однако, как наблюдательно отметил господин Захария, не на китайском. По мнению популярного политолога, связано это не с тем. что китайцы менее склонны к приятному образу жизни, чем русские, а с тем, что юань, в отличие от рубля, не конвертируем. В качестве действенного способа избавиться от неприятного для г-на Захарии русского присутствия в некогда уютных уголках цивилизованного мира было предложено загнать Россию в новое финансовое гетто. [³⁰]

     Видимо, российская Генпрокуратура глубоко  прониклась идеями безымянных авторов "Экономиста" и господина Захарии  и решила со своей стороны сделать  все, чтобы Россию в приличное  общество больше не пускали.

     Можно также предположить, что испанские  судьи все-таки живые люди, и видели хотя бы один из многочисленных репортажей испанского телевидения о деле Павла  Бородина, где вопрос о выдаче также  стоял, однако известно в какой плоскости. Понятно, что дело Бородина уважения к российской системе правосудия не прибавило, а наоборот, могло навести на некоторые мысли относительно степени беспристрастности российской прокуратуры вообще и господина Колмогорова в частности.  
Другая малоизвестная в России сторона дела Гусинского связана с тем, кто и как пытался оказывать влияние на испанцев. А такое давление, по сообщениям испанской прессы было, несмотря на официальное заявление представителя испанского правительства об обратном. [³¹]

     Высказывания  официальных лиц Израиля и  США у нас известны, менее известно другое. Так, специально в Мадрид для  разговоров с испанскими властями приезжал видный израильский политик Шломо  Бен Ами. Надо сказать, что к этому  человеку в Испании - особое отношение. Шломо Бен Ами -необычная в  мировой дипломатии фигура. Он - испанист с мировым именем, специалист по средневековой истории и культуре Испании, интеллектуал, обаятельный  и скромный человек. Долгое время  он был послом Израиля в Испании, прекрасно знает испанскую элиту, естественно, блестяще владеет испанским  языком. Лучшего заступника перед  испанскими властями и представить  нельзя - если не считать того человека, которого Владимир Гуситский выбрал в качестве адвоката. Дело в том, что медиа - магната защищает адвокатская  фирма А. Гарригеса Уокера (A. Garrigues Walker) - человека, в Испании просто легендарного. Достаточно упомянуть  два факта - то, что Гарригес был  одним из самых активных (хотя и  не публичных) участников сложнейшего  процесса перехода Испании к демократии, а также то, что он является одним  из членом т.н. трехсторонней комиссии, которую советская пропаганда называла не иначе, как теневым правительством Запада.[³²]

     С учетом того, что в испанской политической культуре неформальные контакты играют, может быть, большую роль, чем  в какой бы то ни было другой стране Запада, огромные связи Гарригеса делу помешать не могли.  
В качестве контрлоббиста российская Генпрокуратура направила г-на Колмогорова. При всем уважении к верному другу П.П.Бородина, позволим предположим, что его контрлоббистские усилия были не слишком эффективны. [³³]

     Однако  гораздо интереснее не кто поехал в Мадрид, а кто туда не поехал.

     Дело  в том, что в Мадриде в 90-е  годы был еще один иностранный  посол, блестяще говоривший на испанском  языке и имевший обширные связи  в испанской элите. Это - тогдашний  посол России, а ныне министр иностранных  дел РФ Игорь Иванов. Вот он как  раз и воздержался от какой-либо активности в "деле Гусинского", что  явно контрастировало с его сверхактивностью в другом великом деле об экстрадиции - "деле Бородина". Упомянем также  и тот небезынтересный факт, что  А. Гарригес Уокер является стародавним  личным другом г-на Иванова. [³⁴]

     Из  этого следует один простой вывод - активность Генпрокуратуры в "деле Гусинского" является активностью  самой Генпрокуратуры, которой другие российские ведомства, а также сам  Кремль по разным соображениям отнюдь не стремятся помочь. (В том числе, видимо, и потому, что для Кремля, просто по логике ситуации, Гусинский  за границей - меньшая головная боль, чем Гусинский в Бутырке). [³⁵]

     Однако  в случае неудачи прокуроров могут  быть сделаны самые внезапные  оргвыводы - причем не только в отношении  персоналий в руководстве Генпрокуратуры, но и в отношении полномочий и  функций ведомства в целом.

     Так что новый запрос Генпрокуратуры, уже по линии Интерпола, так быстро последовавший за отказным решением испанского суда, свидетельствует об одном - в данном деле прокуроры одиноко борются не за Владимира Гусинского, а за свое будущее.

      Заключение

     Итак, выдача (экстрадиция) - это согласованный между заинтересованными государствами на основе норм международного права акт правовой помощи, заключающийся в передаче физического лица, совершившего преступление международного характера, другому государству в целях привлечения его к уголовной ответственности или для приведения в исполнение вступающего в силу приговора в отношении данного лица.

     В настоящее время общепризнано, что  выдача преступников - это право  государства, а не его обязанность. Обязанность выдачи может быть только при наличии соответствующего международного договора и с учетом определенных условий. Государство, направляя требование о выдаче, берет на себя обязательство  не привлекать к уголовной ответственности  и не подвергать наказанию лицо за те преступные деяния, за которые выдача не была произведена.