Законная сила судебного решения

Уместно здесь отметить, что на практике суды считают возможным  применять заочное производство при рассмотрении дел, возникающих  из административно-правовых отношений.

Заочным решением Тверского  межмуниципального суда Москвы от 4 сентября 1996 г. отказано в удовлетворении жалобы С. на действия Генерального прокурора  РФ.

Данное дело по жалобе С. рассмотрено судом в порядке заочного производства в решении указано, что при рассмотрении жалобы заявителя суд руководствовался Законом РФ «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан», а также ст. 213—214 ГПК РСФСР.

Судебная коллегия по гражданским делам Московского  городского суда при кассационном рассмотрении дела согласилась с вынесенным заочным  решением и оставила его без изменения.

А.Т. Боннер, относя производство по делам, возникающим из административно-правовых отношений, к неисковым производствам, отмечает, что основу процессуального порядка рассмотрения таких дел составляют общие правила гражданского судопроизводства и что вся совокупность изъятий и дополнений к общим правилам не может изменить природы и основных начал правосудия по гражданским делам[6].

Итак, предварительно можно выделить следующие признаки заочного производства:

· спор разрешается на основании исследования обстоятельств дела, материалов, предоставленных лицами, участвующими в деле, а также устных объяснений присутствующей стороны;

· в исследовании обстоятельств дела участвует только присутствующая сторона;

· при рассмотрении дела отсутствуют устные состязания сторон;

· отсутствовавшей стороне предоставляется право требовать отмены заочного решения в упрощенном порядке.

Выделенные признаки необходимо подвергнуть уточнению. Для этого целесообразно в  общих чертах проанализировать существующие в теории и мировой практике модели данного института. Они различаются  между собой, следствием чего является существование разных видов заочных  решений.

Заочным принято  считать рассмотрение дела в отсутствие ответчика, но в теории гражданского процессуального права существуют и иные точки зрения. Так, например, в работах К.И. Малышева есть упоминание о двух видах заочного решения: постановленном в отсутствие истца и постановленном в отсутствие ответчика». При этом постановление заочного решения  в отсутствие ответчика автор  называет «нормальным» видом заочного производства. Говоря о заочном решении, постановленном в отсутствие истца, К.И. Малышев указывает на существование  двух направлений: первое — постановление  заочного решения на основе исследования дела; второе — отказ в иске и  обвинение истца неявкой, причем от ответчика не требуется предоставления никаких возражений. Ни то, ни другое не использовалось в УГС, правда, К.И. Малышев отмечал, что в соответствии со ст. 358 УГС заочное решение постановлялось после рассмотрения дела по существу в отсутствие истца при наличии просьбы о том ответчика, но в данном случае речь идет о производстве дел в сокращенном порядке, а этот порядок, как уже отмечалось, обладает специфическими особенностями по сравнению с состязательным производством и выделялся в УГС в особенное производство[7].

Как видно, законодательство, судебная практика по-разному подходят к вопросу прав истца и ответчика  на заочное производство:

· дают это право обеим сторонам;

· наделяют им одного только истца;

· не дают этого права ни одной из сторон.

В первом и третьем  случаях отстаивается незыблемость принципа процессуального равноправия  сторон. Так, А.М. Румянцев обосновывал  необходимость законодательного закрепления  возможности вынесения заочного решения в отсутствие истца. «Законодатель  постановил, что стороны обязаны  явиться в суд лично или  через поверенных, и не сделал никакого исключения ни в пользу истца, ни в  пользу ответчика. Нарушение этой обязанности  должно влечь для обоих одинаковые последствия. Неявка одной стороны  не лишает другую права на судебный способ охранения его правовой жизни; осуществление же этого права зависит от воли явившейся стороны»[8]. Автор проводит мысль, что в гражданском процессе необходима полная свобода в отношениях тяжущихся к суду и, принимая во внимание это положение, утверждает, что заочное производство в каждом конкретном случае зависит от воли явившейся стороны, а дело суда — не препятствовать этому желанию.

Полагаем, что такой  подход упрощает содержание сложной  системы взаимосвязей между сторонами  и судом.

Даже апелляция  к авторитету римского права, анализируя которое А.М. Румянцев пришел к выводу о возможности разбирательства  дела в отсутствие истца и постановления  заочного решения, не убеждает в правильности его рассуждений.

Таким образом, основной вопрос здесь о праве истца  и ответчика на заочное производство, т. е. производство в отсутствие одной  из сторон. Для истца заочное производство следует рассматривать как способ преследования противной стороны  в ее отсутствие, для ответчика  же это способ защиты права в случае неявки в заседание истца. Для  разрешения этого вопроса кратко остановимся на рассмотрении процессуального  положения сторон.

Закон провозглашает  равенство прав сторон в процессе рассмотрения дела, в арсенале обеих  сторон находится набор процессуальных средств, которые они могут использовать, отстаивая свою позицию. Но, как представляется, при всей реальности осуществления  принципа равноправия сторон, положения  истца и ответчика в гражданском  процессе имеют весьма существенные различия. Закон, по нашему мнению, устанавливает  формальное равенство сторон, однако фактически уравнять стороны невозможно. Г.В. Молева отмечает: «Суть соблюдения процессуального равноправия — в обеспечении равного процессуального положения сторон перед судом, закреплении равных возможностей осуществления и защиты прав, а также исключения каких-либо преимуществ одной стороны перед другой»[9]. Далее автор указывает на наличие в законе норм, устанавливающих преимущество одной из сторон, а именно истца (наличие некоторых доказательственных презумпций, определение правил подсудности, применение мер по обеспечению иска и др.). Представляется, что данные положения нельзя назвать преимуществами. Это лишь доказательства невозможности фактического уравнивания прав обеих сторон в силу различий, существующих в природе их процессуальных положений. Следует согласиться с рассуждениями Г.С.Боборыкина: «Принцип равноправия не должен и не может быть разрешаем только на строгих математических выводах: а = а; одному разрешено, следовательно и другому разрешается. Один имеет право на то-то, и другой. Этого недостаточно. Что последовательно и справедливо в теории, может не быть таковым на практике»[10]. Закон не может, основываясь на отвлеченных теоретических рассуждениях о равенстве и справедливости, установить одинаковые процессуальные средства защиты своего права для истца и для ответчика, но равенство сторон все же реализуется посредством предусмотренных и законе «противодействий», которые как бы уравновешивают положение сторон. Например, при использовании мер по обеспечению иска закон ограничивает свободу распоряжения истца этим правом: он должен убедительно обосновать причину применения данного процессуального средства, кроме того, ответчик наделяется правом взыскать убытки с истца в случае, если обеспечением иска причинен ущерб.

Важно учитывать  также, что существующее материально-правовое отношение между истцом и ответчиком объективно. Становясь предметом  судебного рассмотрения, оно лишь подчиняется процессуальной форме, но не изменяется, не исчезает. На рассмотрение суда может быть представлено не все  материальное правоотношение, а только часть его, обозначенная в исковом  требовании. Определить эти рамки  вправе только участник материального  правоотношения, который явился инициатором  возникновения процессуальных отношений, а именно: лицо, которое обратилось в суд — истец. Волеизъявление истца, выраженное в процессуальных действиях, в определенной мере определяет границы деятельности суда. «Нет судьи  без истца» — это правило, существовавшее еще в римском праве. Данное правило  стало аксиомой — элементарной, четко определенной моделью поведения, проверенной многовековой практикой  и доказавшей свою оптимальность. Во власти истца находится распоряжение предметом судебного рассмотрения, он может инициировать судебное разбирательство, а может вывести спор из сферы  судебной деятельности по его рассмотрению. Деятельность истца, таким образом, — не только отправная точка, но и двигательное начало судопроизводства. С этой точки зрения стороны можно  условно разделить на активную и пассивную, причем активной стороной является именно истец. Не случайно законодатель наделяет его специальными полномочиями по осуществлению движения процесса: истец предъявляет исковое заявление, он распоряжается своими исковыми требованиями в самом широком смысле этого понятия, он вправе изменить, увеличить, уменьшить и вообще отказаться от своих требований.

По действующему законодательству истец обладает безусловным  правом отказаться от иска. Целесообразность такого правила широко обсуждается  в процессуальной литературе. Л.А. Грось отмечает, что законодатель расценил отказ от иска как распорядительное действие истца по отношению к субъективному процессуальному праву. «Для суда не имеет значения, распоряжается ли истец процессуальным правом, убедившись в необоснованности своих материально-правовых требований, либо он одновременно отказывается как от материального, так и от процессуального права на судебную защиту... Но при этом не учитывается, что отказ от иска может содержать в себе как отказ от правосудия, так и одностороннюю сделку, освобождающую должника от исполнения лежащей на нем материально-правовой обязанности»[11]. Такой подход к праву на отказ от иска объясняется определением иска как совокупности материально-правовой и процессуально-правовой сторон.

Отказ от материального  права в любом случае будет  означать отказ от процесса, т.е. отказ  от судебной защиты, потому что исчезает сам объект защиты.

Устранение главной  основы процесса — объекта защиты — делает невозможным дальнейшее движение дела: разбирательство и  вынесение решения по существу. Кроме  того, непринятие отказа истца от иска не вполне соответствует принципу процессуальной экономии.

Право отказа существует до момента открытия словесного состязания, до заявления присутствию суда об исковых требованиях. Определение  точки судебных прений является, на наш взгляд, одним из ключевых моментов в рассуждениях о возможности  истца отказаться от искомых требований. В римском легисакционном процессе открытие прений было заключительным актом подготовки, совершавшимся при участии претора; в формулярной системе этот акт заменила формула, указывающая на спорный пункт, о котором должна идти речь в судебном разбирательстве. Эти акты прекращали прежние отношения тяжущихся и создавали новое обязательство подчиниться судейскому решению». Таким образом, истец сохранял право отказаться от иска до последнего момента подготовки к судебному разбирательству, после этого происходила новация правоотношения тяжущихся, но истец мог снова предъявить иск о том же предмете. Как видим, эти две стадии существовали самостоятельно друг от друга. Однако позднее, в экстраординарном процессе, когда был уничтожен разрыв между подготовкой и слушанием, определить момент начала прений четко стало невозможно, стороны должны были уже непосредственно перед судом (т.е. в присутствии суда) определиться с предметом спора. «В современном процессе, — указывал А.М. Румянцев, комментируя УГС, — определение начала прений выполняется актом предварительной письменной инструкции дела: подачей прошения истец указывает спорный предмет..., с присылкой письменного ответа совершенно заканчивается определение сторонами предмета спора и отношения к нему. Далее истец не вправе отказаться от рассмотрения дела»[12].

Действующим российским законодательством не предусмотрен обязательный обмен документами. Ответчику  отсылается копия искового заявления  и приложенных к нему материалов, однако он не обязан присылать письменный ответ на иск. Момент, когда суду заявляется об исковых требованиях  и стороны определяют свое к ним отношение отнесен ГПК РФ к основной части судебного заседания — рассмотрению дела по существу: судья докладывает дело и спрашивает у истца, поддерживает ли он исковые требования, у ответчика — признает ли он требования истца. Более того, действующее законодательство не связывает наступление этого момента с лишением истца права на отказ от иска, а значит и от продолжения процесса. Отказ от иска предусмотрен как в суде первой инстанции, так и во второй инстанции, а также при пересмотре судебных постановлений в порядке надзора.

Для начала рассмотрения дела по существу необходимо четко  выраженное положительное изъявление инициативы со стороны истца и  только истца. Неявка истца в судебное заседание всегда порождает сомнение в его желании поддерживать исковое  требование в первоначальном виде и  даже предполагает возможность сделать  вывод об отказе истца от иска. Поэтому  заочный разбор дела по причине неявки истца противоречит началу диспозитивности  гражданского процесса, ведь при отсутствии истца в заседании придать  толчок поступательному движению гражданского дела должен кто-либо из иных субъектов  процесса. Если предположить, что это  делает суд, то такое положение явно не согласуется с ролью, отводимой  суду в гражданской процедуре. Спорное  правоотношение — вот объект, к  разрешению которого должны быть приложены  усилия со стороны суда, а не к  деятельности сторон, не к изменению  их процессуального положения, суд  не может брать на себя осуществление  полномочий истца или ответчика.

Устав гражданского судопроизводства решал ситуацию неявки истца таким образом: ответчик мог  просить суд о допуске его  к словесным объяснениям, и тогда  процесс шел обыкновенным порядком, а постановленное решение не считалось  заочным. Ответчик также мог высказать  просьбу о прекращении дела. Однако это не являлось препятствием истцу  вновь обратиться в суд за разрешением  данного спора.

В первом случае рассмотрение дела считалось возможным, так как  акт выражения волеизъявления на рассмотрение дела со стороны истца  считался совершенным, на этом основании  и в случае, если суд приходил к выводу о достаточности материалов дела, могло быть постановлено состязательное решение, которое не влекло за собой  последствий заочного решения.

Как видно, все зависит  от значения, придаваемого форме выражения  волеизъявления истца, направленного  на инициирование рассмотрения дела. На наш взгляд, просьба истца о  начале разбирательства по существу должна быть явно выражена, одного акта предъявления искового заявления недостаточно для начала судебного заседания, ведь к этому моменту обстоятельства, побудившие его к предъявлению заявления могли измениться или вовсе отпасть, поэтому необходимо четкое подтверждение намерении истца продолжать начатую тяжбу в суде. Подобное мнение высказано С. Лонской: «истец, не являясь без уважительных причин в суд, демонстрирует свою незаинтересованность в деле, а потому дальнейшее рассмотрение спора становится бессмысленным»[13].

Ясно, что нет  смысла давать ответчику право приступать к словесным объяснениям, защищая  свое право, так как может получиться, что к этому моменту его  уже никто не оспаривает. В соответствии с изложенной статьей УГС ответчику, конечно, выгодно получить решение  по делу и не опасаться, что в дальнейшем данный спор может возобновиться. Но, по нашему мнению, это нарушает права  истца. Во-первых, он становится лишенным права обжаловать решение в упрощенном порядке, поскольку решение не заочное; во-вторых, причины неявки могут  оказаться уважительными и истец  не по своей вине не смог участвовать  в защите своего права лично, при  этом нужно учитывать, что заявитель  мог кратко изложить в иске обстоятельства дела, не указав на все имеющиеся  у него доказательства, рассчитывая  представить их в судебном заседании. Кроме того, ставить бытие заочного производства в зависимость от воли явившегося ответчика было бы неверно  еще и потому, что истец, инициировавший процесс, понесший расходы по уплате государственной пошлины при  предъявлении искового заявления, при  рассмотрении дела несправедливо оказался бы лишенным возможности распоряжаться  исковыми требованиями.